Максим СТРАХОВ. И УЛЫБНУЛАСЬ ОТБЛЕСКОМ РЕКИ… (поэтический альбом)

№ 2016 / 22, 18.06.2015

Уйти в морозный вечер отрешённый,

хрустя снегами и дыша тоской,

чтоб этот мир – бездонный и бесшовный –

сумел взрастить желаемый покой –

вот мой простор, что безмятежно лечит

и растворяет памяти пласты…

Когда душа – уснувший белый кречет –

взлетит к созвездьям? Ясны и просты

вдруг станут разом мысли и тревоги,

ветра расплещутся в беззвучный унисон,

и разбегутся тайны и дороги,

сплетая жизнь в узорчатый виссон…

Найти в снегах осколки постоянства,

ещё готового отчаянно сверкнуть,

и тишины бескрайнее пространство,

чтоб за него украдкой заглянуть…

 

 

***

Ночь крепко уснула в чаще

медведицей, съевшей мёду,

и только сопит довольно,

поджав шерстяные лапы.

Светящими паучками

спустились звёзды на воду,

кругами их паутины

дрожат водяные накрапы.

Шумя разбежались травы

по склонам холмов сутулых,

их страсти волнует ветер

объятий своих прохладой,

а после бежит на берег,

неровный, широкоскулый,

чтоб петь у воды пугливой

протяжно свои рулады.

Высокий небесный купол

как парус натянут серый,

грустит под ночные песни,

пытаясь тоску унять.

И только приятель-месяц,

как яблоко в осень – спелый –

глядит сквозь земли глазницу,

чтоб звёзды не растерять.

 

***

В поисках истины тщетно теряю нить –

бездна вопросов гремит, как вороний грай.

Как же гнездо мне в жизни умело свить

и не пропасть в суете одичавших стай?

Как же мне смочь отыскать, раздарить и взять,

чтобы успех не тронул чужой покой,

как удержать те реки, что жаждут вспять

и приручить пространство своей строкой?

Как в ожиданье солнца суметь спасти

семя надежды и уберечь росток

от одуревших птиц, что смогли смести

весь урожай надежд на святой исток?

Нас заставляют верить, твердя о том,

что только с верой сможем создать ковчег.

Главное в этом. С пряником и кнутом –

верить не веруя сможет рождённый век!

Как для триады счастья сберечь любовь,

что превратилась в зелье мирских утех?

Снадобье это впрок ты себе сготовь!

Только в груди не бьётся пугливый стерх…

В поисках истины голос мой одинок

в гомоне, что я надеюсь преодолеть,

верую в то, что услышит сутулый Бог,

и долюбить смогу я ещё успеть…

 

 

***

Орёт телевизор надрывно, истошно,

Политики смачно скрежещут зубами,

Решают для всех, что нельзя и что можно,

И рушат мосты между «Ими» и «Нами».

Плюются друг в друга. И хают «неправых».

Дурак дурака дураком объявляя,

Зло травит на дичь неуклюжих легавых,

Что жалко скулят, в лабиринтах петляя.

В скупых новостных обезжиренных сводках

Устало мусолят «горячие» темы:

Вчера кто-то травку заныкал в колготках,

Сегодня случились другие проблемы…

И вскользь, между прочим, ну, как о погоде,

Вдруг кто-то случайно сказал о Беслане…

Сейчас эта тема осталась не в моде,

И матери редко ревут на экране.

Седые пузатые строгие дяди

К стене тех подонков клянутся поставить

И пишут указы в школярской тетради,

Но точки над «И» не умеют расставить.

Сюжет на исходе. Свеча и портреты…

Вздохнули сочувственно дяди и тёти.

А дальше – сенсация! Гляньте на это –

Застукали двух телезвёзд на работе…

А в эти минуты безмолвными птицами

В распахнутом небе игриво летали

Красивые ангелы с детскими лицами,

Смеялись и нас почему-то прощали…

 

 

***

Я гляжу в небеса и болтаю с продрогшими птицами,

не задав им вопроса, ответы ловлю на лету.

Я увидел, как вяжется город огромными спицами

кем-то в кресло усевшимся, где-то совсем на верху.

Этот кто-то задумал создать ощущение праздника

и вплетает в сюжетный каскад разносолье цветов,

он с тревогой в глазах и натурой былого проказника

укрывает пейзаж под затейливым пледом зонтов.

Здесь по улицам вечером пляшет благое безумие,

поглощённое тайной былых пережитых веков,

а свидетели-сфинксы застыли в надменномраздумии

и усталостью взглядов своих рвут брезент облаков.

А художник ворчит, и сбиваются петли вязальные,

и стремится изнанка нырнуть в лицевые ряды,

но создатель упёрт – распускаются нити спиралями,

и скрепят снова спицы под шелест седой бороды.

И петляет сюжет, и рыдают события красками,

и по-новому как-то молчат в полумраке мосты,

в арках тени ползут и на стенах сливаются масками,

округляя в овалы квадраты, углы и кресты.

Опускается ночь, тяжелея бездонными веками,

и оставлена пряжа до завтра на кресле лежать,

примеряю тайком этот город, любуясь прорехами,

до утра. Чтоб согреться. А завтра вернуться опять.

 

 

***

Тверь, заспанная, пьяная старуха,

Пронзила ночь глазами фонарей,

Ты бестолково, молча и без стука

Пробралась в утро. Дождь пришёл поздней.

С ним вместе пили всю эту неделю,

Не просыхала скользкая земля…

И был вам парк несвежею постелью,

И укрывали пухом тополя.

Забытая, в одежде старых зданий

С седой растрёпанной причёской облаков

Стоишь на паперти, ждёшь скудных подаяний

От иноземных тёртых мужиков.

Из года в год ты шепчешь песню вдовью,

Но виден норов княжеских кровей.

Необъяснимой, странною любовью

Я с каждым днём люблю тебя сильней!

Меня увидев, выпрямила спину

И улыбнулась отблеском реки…

Так никогда чужому господину

Не улыбнутся наши старики…

 

г. ТВЕРЬ

 



 7 Maxim Strahov

Максим Александрович Страхов родился в 1984 году.

Врач (сердечно-сосудистый хирург), преподаватель Тверского государственного Медицинского университета.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.