Эрнест СУЛТАНОВ. НА ФОНЕ БУРНОЙ ДЕГРАДАЦИИ (проза)

№ 2016 / 22, 18.06.2015

Мой родной район, Стрелка, был сочетанием цековских «элитных» домов и «пролетарских» панельных девятиэтажек.

 

Однажды на Стрелке

 

За «элитной» девочкой Аней ухаживали два «пролетарских» парня, Петя и я. Аня была дочкой дипломата, работавшего к тому же на престижном финском направлении. Петя с семьёй, не знаю как, перебрался из деревни – его мама была простой, полной, лузгающей семечки женщиной. Воспитывавшая меня бабушка, получившая квартиру в этом доме в то время, как дедушка в очередной раз отбывал где-то срок, работала в нескольких местах уборщицей.

Аня занималась художественной гимнастикой, а я, так уж вышло из-за циклопических форм Пети, вынужденно пошёл на бокс. Мы занимались с Аней в одном здании, и как в «Однажды в Америке» я периодически подсматривал за Аниными переодеваниями.

Из хилого ботаника я в конечном счёте победил на городских соревнованиях, а Петя выбыл из нашего любовного треугольника.

Хотелось бы рассказать, как всё это было дальше, но это на самом деле уже другая история. Главное то, что столь разные дети дышали одним школьным и уличным воздухом, травились одними и теми же немецко-польскими ликёрами, встречались, любили друг друга.

 

Запахи

 

В песне одной панковско-английской группы говорится, что «даже самый дорогой парфюм не спасёт тебя от их запахов». В школьные годы я жил на девятом этаже панельного одноподъездного дома. И каждый раз, когда ломался лифт, а это случалось довольно часто, я вспоминал эти слова.

Моя непосредственная соседка по лестничной клетке, тётя Варя, была одной из самых колоритных фигур нашего околотка. Ей всегда было чуть за сорок. Она носила парик и курила тяжёлые мужские сигареты. Вместе с ней в трёхкомнатной квартире обитали её родители, муж, несколько детей и жена её старшего сына Коляна. А после того, как жена Коляна родила, из их ванной в течение нескольких лет доносились запахи сушившихся несвежих детских пелёнок. На кухне у тёти Вари всегда были гости и вечная сигаретная дымка, перемешивавшаяся с кипящим кастрюльным натюрмортом.

Напротив квартиры тёти Вари жил интеллигентный грузин Сергей Виссарионович, у которого всегда пахло вкусной кавказской едой и крепким настоящим чаем. Даже выпив, он был всегда с иголочки одет, выбрит и подтянут, так что про себя мы называли его «товарищ Сталин».

Зато рядом с его квартирой обитал самый страшный на нашем этаже запах. Там жила очень пожилая женщина баба Нюра с двумя своими сыновьями – стыдливыми алкоголиками. Пожилая, потерявшая на определённом этапе возраст женщина была обычно очень тихой. Только летом она иногда выходила во двор, демонстративно садилась на пустующую от других старушек лавочку и начинала петь дикие песни. Вернее даже это были не песни, а какие-то затерявшиеся в чулане её памяти куски, корки и обрывки песен, обильно смазанные для связности матерком. Её сыновья были бессемейными и кроме них в квартире жили только кошки. Причём запах алкоголя и кошачьих сик давал страшное бьющее по всем твоим рецепторам болезненное ощущение. Это был настолько резкий запах, что в любой даже самый лютый мороз и холод я распахивал окно, как только слышал открывающиеся врата ада квартиры бабы Нюры.

Когда я переехал на учёбу в Москву, эти запахи ушли куда-то в сторону. Я учился, а со второго курса уже работал и сам себя обеспечивал. Поэтому особенного времени, чтобы насладиться возвращением домой, у меня не было.

Весной на пятом курсе произошло волшебство, которое звали Ликой. Я шёл по кампусу, погода стояла отличная, а солнце светило прямо мне в лицо. И вдруг посреди этого сияния появилась она с вьющимися волосами и мягкой приветливой улыбкой. Будто спустилась от куда-то с небес или с картины Боттичелли.

Помню я минуту стоял и ничего не слышал. И только потом понял, что она говорила. Оказалось, когда Лика училась на подготовительном курсе, я вёл у них какие-то занятия. Мы гуляли весь день и весь вечер. Она была в лёгком сарафане и кедах. Я чувствовал весну и лёгкий, исходивший от неё аромат ландышей.

Мы начали встречаться, целоваться и любить друг друга. Как-то мы пошли на концерт Чайфа, и я завидовал себе – так было хорошо и радостно на душе. Забавные уральские старички пели свою легендарную «пусть всё будет так, как ты захочешь». И я понял, что хочу быть с ней.

Летом я получил корочку и после госов поехал знакомиться с ликиными родителями. Они жили в частном доме в Пятигорске, из окон которого был виден зелёный колпак Машука.

Я зашёл во внутрь и вдруг перенёсся в свои школьные годы. В доме был резкий режущий запах кошек. Какое-то время я держался из-за Лики, из-за «семнадцати лет», из-за вечеров, когда так не хотелось расставаться. Но, этот запах всё убивал. И даже ландышевый аромат моей невесты не мог его перебить.

Мои мечты потускнели и завяли в этом запахе. И я понял, что уже никогда не смогу чувствовать Лику как раньше. А в голове отчётливо отбивали такт слова из песни панковско-английской группы «даже самый дорогой парфюм не спасёт тебя от их запахов».

 

 

Лимонное дерево

 

Нашу пионервожатую Татьяну Сергеевну Бабуеву из-за представительных габаритов между собой все называли «бабуином». Но, однажды по неосторожности кто-то на линейке произнёс её прозвище слишком громко. Она почему-то решила, что это я, и устроила мне публичную словесную порку. А я в ответ демонстративно снял свой галстук.

Формальным основанием была несправедливость, но на самом деле главную причину звали Алёной. Она выглядела как куколка с большими чуть печальными глазками и вызывала у меня чувство нежности и паники одновременно.

Всё это происходило на фоне бурной деградации страны и поэтому репрессий в мой адрес не последовало. А потом и сама пионерская организация в лице «бабуина» Татьяны Сергеевны куда-то исчезла.

Тогда все в классе из пионеров решили стать бизнесменами. И вот как-то по телевизору показывали передачу о выращивании цитрусовых в домашних условиях. После просмотра я вытащил семечки из грейпфрута и опустил их в литровую банку с водой. А на следующий день я уже толкал идею «грейпфрутовых деревьев» девчонкам из нашего класса в качестве подарка мамам на 8 марта. Алёна первой инвестировала в моё предприятие. Затем её примеру последовали все остальные.

У моей компании сформировался внушительный уставный капитал, который я сразу же решил вложить в романтическое свидание. Отстояв вместе с Алёной двухчасовую очередь в Макдональдс, я был счастлив.

Капитал я уже потратил, а девочки как придирчивые инвесторы продолжали запрашивать каждый день информацию о текущем статусе проекта. И я рассказывал им о растущем стебле, о специальных лампах денно и нощно питающих растения витамином С, о дорогостоящем инструменте для проверки влажности. Но, на самом деле всё было очень плохо. Вода в банке начала тухнуть, и чем чаще я её менял, тем быстрее она портилась. В общем уже через неделю после начала проекта родители заставили меня спустить весь мой стартап в унитаз.

Надо было что-то делать. Не мог же я перед Алёной и её подругами из успешного рыцаря грейпфрутовых деревьев превратиться в полного неудачника, да ещё и прикарманившего чужие деньги.

В тот период я читал «Маленького оборвыша» Гринвуда. Погружение в историю помогало мне отвлечься от собственных переживаний. Я забывался, вместе с героем книги попрошайничая или продавая газеты в холодном и недружелюбном Лондоне. И тут меня осенило. А почему бы и мне не пойти продавать газеты. И вот я поехал в редакцию патриотической газеты «ТТ», где мне быстро втолковали принципы работы дикого капитализма: помимо внушительного объёма свежего номера, мне пришлось взять столько же старого.

Центральные пересадочные станции были идеальным местом. Свежий номер особенно здорово разбирали, а ошалевшие от происходящего в стране военные воспринимали мой бизнес как политический акт и не брали сдачу. Вот только менты постоянно сгоняли меня на мороз. При этом власть они недолюбливали и «ТТ» не отнимали. Самой главной проблемой моего газетного бизнеса был ни холод и ни милиция, а фильм про парня в блестящей фольге, борющегося против роботов будущего. Роботы были более стильными и я надеялся, что красота победит. Поэтому каждый день я старался выполнить минимальный план, чтобы успеть домой к очередной серии.

Из-за этого дурацкого фильма я едва смог расплатиться за газеты.
А 8 марта неизбежно приближалось и у меня было всё меньше шансов не стать посмешищем в глазах Алёны и её подруг. Терять мне было особенно нечего. И я решил пойти ва-банк – организовать в школе лотерею.

Весь вечер я рисовал лотерейные билеты. Затем первым утренним делом разыграл со своим приятелем Сергеем сцену выигрыша. Как бы это не выглядело постановочно и подозрительно, но все ринулись покупать. К концу дня я отправился в большой цветочный магазин и купил девчонкам дорогие красивые пальмы, а Алёне – лимонное дерево с настоящими созревшими плодами. Все были очень довольны и предпочли не спрашивать, как за такое время можно было вырастить такую красоту.
И самое главное – Алёна взглянула на меня своими большими глазами и мягко улыбнулась.

На следующий день на меня наехала местная школьная шпана, обвинив в фальсификации лотереи. Я предложил им взять несколько билетов, один из которых оказался крайне выигрышным. В итоге вместо драки я получил успешную почти бесплатную рекламную кампанию.

За первый день мне удалось поднять среднюю зарплату школьного учителя. За второй день – зарплату директора. Причём те, кто выиграл в первый день, всего лишь взяли у меня кредит, который и вернули с лихвой уже на следующий. И когда я уже начал строить долгосрочные планы произошёл сбой. Утром третьего дня капитализм в нашей школе окончательно восторжествовал – все ходили со своими лотереями. Рынок рухнул. Начался период бартера, который и загубил этот чудесный бизнес.

Напоследок я подошёл к Алёне и поменялся с ней парочкой лотерейных билетов. Ей достался «поход на двоих в кино». Она улыбнулась и пригласила меня.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Эрнест СУЛТАНОВ