ЛИТЕРАТУРНЫЕ «СШИБКИ» (журнальный зал)

№ 2016 / 23, 01.06.2016

Сшибка, как известно из физиологии – по И.П. Павлову – это столкновение двух противоположных импульсов, каждый из которых идёт из коры головного мозга. Внутреннее побуждение приказывает поступить так,а человек заставляет себя делать нечто противоположное, ибо этого требует логика управления и привычка безусловно выполнять любой приказ сверху. На современном этапе писатели-либералы стараются избегать неудобной для них правды, не замечать очевидные истины и наметившиеся успехи в укреплении государственных основ жизни, так как всё это расходится с их политическими установками и убеждениями, а порой и заблуждениями. В силу творческого бессилия, авторы либерального лагеря больше не способны созидать своё, личное, оригинальное, истинное, родное, русское, а поэтому только искажают под ракурсом либеральных ценностей образы, сотворённые писателями-охранителями.

 

Журнал «Урал»
№ 5 2016

Владимир Берязев

“Под алой волею калины…”

Стихи

В майском номере журнала оставляет неизгладимое впечатление поэтическая подборка Владимира Берязева «Под алой волею калины…». Заинтересованный, неравнодушный взгляд поэта на события и перипетии настоящего в условиях тотального идейного дефицита особо важен для вдумчивого читателя. Суждения наиболее приближены к стойким нравственным ориентирам культурных людей, полны объективных оценок и лирической окраски, полностью подпадающих под критерии настоящей поэзии.

Описания точны, возвышенны, пробуждают воображение в буйстве
смысловых оттенков и красок:

Капели беглый ритм, свобода перехода,

И перезвон корыт, оставленных у входа,

И трепетность – ничья! – дыханьем, дрожью, тенью.

И первый звук ручья за каплю до рожденья…

Технически выверенная звукопись искусно продумана, изящно встроена в оригинальную форму и успешно выполняет задачу раскрытия художественных образов:

Зазноба ли?.. озноб ли позовёт?..

Зазолотятся сумерки сознанья.

Так дрожью бьёт на взлёте самолёт.

Так дыбится кривая нарастанья,

Так пса пронзает мускульный разряд

От запаха приснившегося следа,

Так сладостно, самозабвенно-слепо

Вдыхаешь вертикальный снегопад

Изысканно обозначены идеи поколенческого общения в электронном письме сына Ивана:

А ты смеялся, выйдя на проспект,

Где в «Делике» друзья согрели место.

Братанье… Да предчувствие отъезда…

Да на афише – «Дерби-Андерлехт».

В багажник ты закинул сумку лихо

И произнёс, лишь только стало тихо:

– Прощайте! Я сегодня – Хейердал.

Ну, что ли, песню! Нас никто не гонит.

Давайте: то не ветер ветку клонит…

Споём!..

А я не смог. И зарыдал…

Вонзить смысл в самую сердцевину постижения не составляет труда для автора и в самой простейшей пейзажной зарисовке:

Пусть в лукошке забрезжит зарёй княженика.

На сыром берегу девья ласка зардела,

В нежной роскоши плавает ягоды тело.

Знай, не всё на миру бездыханно-безлико,

Коль на Божьей ладони лежит княженика…

Своей творческой зрелостью Владимир Берязев показал наглядный пример для подрастающей пишущей молодёжи в художественных поисках, несгибаемой волей доказал современную зримость существа поэзии, дал толчок для роста в литературном развитии читателям в их живом отклике на бесценные с точки зрения духовного состояния стихи.

 

Журнал «Октябрь»

№5 2016

Алексей Слаповский

“Новая жизнь”

Рассказ

В пятом номере журнала стоит отметить рассказ Алексея Слаповского «Новая жизнь». Выразительными средствами промоделирована попытка перерождения преуспевающего московского инженера-строителя из контролирующих органов Песцова посредством чтения Чехова с последующим возвращением к семейным истокам, но уже новой любви. Много уделено внимания проблеме одиночества, спасительного и одновременно губительного для современного человека. Автор изучил многочисленные детали, относящиеся к работе и жизни героев, психологию влюблённых, профессионально объясняет мотивы поступков и бездействия в эгоистических стремлениях к комфорту. Отдельным героем рассказа выступает Москва. Её почти нет, но своей тяжестью, угрозой упущенных возможностей, иллюзорностью людского рая, столица оказывает постоянное давление на Песцова, отдаляет успокоение и мир в душе, а также и заслуженную вечность. Привлекает оригинальностью любовная линия в рассказе, свежестью и неподдельным реализмом отличающаяся от образцов этого вида сердечной прозы. Главный герой и близкие ему женщины расходятся, ссорятся, мирятся, невольно мучают друг друга, но в финале обиды между любимыми испаряются от всепобеждающей любви.

Образно Алексею Слаповскому удалось передать внутреннюю сущность великого чувства: «Песцову казалось, что из него извергается всё имеющееся в нём, начиная от горла, где что-то ухает вниз со сладкой тошнотой. Будто весь выворачиваешься наизнанку и обволакиваешь лежащее под тобой, или на тебе, или сбоку существо, не своим внешним телом, а абсолютно всем, что в тебе есть, и существо это оказывается полностью внутри тебя, и тебе кажется, что ты ощущаешь его ощущения как свои».

На протяжении всего рассказа читатель привыкает к главному герою, сострадает, сочувствует, но в конце, словно снег на голову, прогремел вывод, ниспровергающий все надежды на положительный исход всего произошедшего: «вот одни живут нормально, исполняют все обязательства перед обществом и Богом, у кого он есть, но при этом имеют совесть и за всё переживают, а другие шарахаются то туда, то сюда, оставляя после себя обломки чужих жизней, и совесть их абсолютно не мучает, только посмеиваются, ничего святого у них нет, всё им с рук сходит. Разве это справедливо?» Рассказ удался, расставлены приоритеты, глаз писателя выделил из калейдоскопа жизни общества все недостатки, с которыми нельзя больше мириться. Влияние мастера слова пусть и не столь объёмно, но исследование души современных людей не пройдёт даром. Даже если и единицы прозреют – это будет большой удачей для российской литературы.

 

Журнал «Волга»
№ 5–6 2016

 

Андрей Пермяков

«Никто не знает, как мне на самом деле бывает страшно…»

 

В завершающем полугодие номере журнала заслуживает пристального внимания публикация Андрея Пермякова «Никто не знает, как мне на самом деле бывает страшно…». Оригинально, доступно, местами интригующе автор проводит разбор книги Наталии Санниковой «Все, кого ты любишь, попадают в беду: Песни среднего возраста».

Опираясь на цитаты и стройные аналитические выкладки, Андрей Пермяков приходит к выводу, что «нужен язык для коммуникации с этим миром. Хотя бы с ближними мира этого. Собственно, конструированием этого языка Наталия Санникова занимается давно. Как минимум – со времён своей первой книги. В рецензиях на неё автора называли «ушибленной Бродским» и давали прочие интересные определения. Сейчас, перечитывая стихи той книги (а часть из них вошла и в книгу новую), понимаешь: уже тогда это было игрой. Не в плане несерьёзного отношения к предшественнику или желания его превзойти, а в смысле словарного определения: «Игра – деятельность, которой занимаются ради неё самой и удовольствия, которое она приносит (в противоположность работе)». В случае искусства игра, конечно, совмещена с работой, да и термин «удовольствие» не несёт своего обыденного смысла, однако суть именно такова. С Бродским Наталия Санникова играла, как играют, например, в теннис. Его ритмика, его образы, чуть реже – его интонации служили чем-то вроде подачи. Та подача, конечно, предполагала приём и ответ. А с центонностью как таковой автор, кажется, наигралась едва ли не первой в этой поэтической генерации»

Рецензент также обнаруживает неожиданный эффект от книги в том, что «уральская поэтическая школа действительно существует. Это именно школа, «нотой» или каким-то ещё словом, подразумевающим нечто общее и небольшое, её не назовёшь. Школа, где существует множество разных течений. А цель всё та же, озвучим её вновь: поиск языка, поиск коммуникации. Естественно, поиск этот не ограничивается уральской или какой-либо ещё школой, он универсален. И в последнее время из обзора в обзор, из статьи в статью кочуют, чуть видоизменяясь, признаки такого языка, претендующего на новую всеобщность. Чаще всего в число этих признаков входят рваный ритм, «принципиальная расщеплённость субъекта высказывания», «смешение культурных практик», «выход за пределы собственно поэзии». Ну, и ещё несколько сходных пунктов. Беда в том, что средства эти или не работают, или имеют очень ограниченное и недолгое хождение. Как не работают и не имеют особой ценности в поэзии любые готовые формулы и рецепты, мгновенно становящиеся клише. Конечно, поиск языка окончательных находок не предполагает. Он и есть сам себе цель».

Находки смыслов приобретают спонтанный противоречивый характер и при этом любовно наполнены искренним чувством: «Что ещё важно в этой книге всеобщей тревоги и абсолютной рефлексии? Пожалуй, открытость. Это ещё один парадокс, конечно. Тревожному человеку естественней спрятаться, ему так вроде бы легче. Но повторим: лирический герой здесь переживает не за всех, а за каждого. И, соответственно, обращается к каждому, желающему услышать. Даже и в герметичных, филологических, саморефлексивных, почти концептуалистских текстах».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Николай ПАЛУБНЕВ

 

г. ПЕТРОПАВЛОВСК-КАМЧАТСКИЙ