Светлана КАЙДАШ-ЛАКШИНА. КТО ЗАНОСИТ НАД УНИКАЛЬНЫМ ПАМЯТНИКОМ ТОПОР? («Слово о полку Игореве» как памятник язычества и двоеверия Древней Руси)
№ 2016 / 23, 01.06.2016
Недавно московский литературный деятель заявил по телевидению, что его студенты воспринимают произведения русской литературы ХIХ века как произведения иностранной литературы, то есть мало что в них понимают. Это он говорил на тему сокращения уроков литературы в школе: дескать, сокращать можно и нужно. Значит, романы Тургенева, Достоевского, Толстого, пьесы Островского, Чехова чужды и не интересны. Что же у этих молодых людей с произведениями Гёте, Шекспира, Бальзака, Флобера, Гюго? Боюсь, что под этот топор, нещадно вырубающий всё в школьной и даже вузовской программе, затащат и «Слово о полку Игореве», этот шедевр древнерусской литературы.
Древнерусская литература – это Библия русского народа: она отражает русскую историю за тысячу с лишним лет и русский менталитет, образ мыслей, чувств, верований, надежд, богатство характеров, обычаев, предрассудки, рисует «лучших людей» и предателей, военачальников, героев, святых, князей, купцов, царей и простолюдинов; это летописи, переводные повести, притчи и нравоучения, приключения путешественников в другие страны, любовные и воинские повести, жития святых.
Глубочайший, всепроникающий патриотизм, любовь к своей земле, княжеству, государству, к родной природе, гордость своими героями, «лучшими людьми» – и неустанные поиски правды, не золота, не добычи, не успеха, а правды. Невероятная стойкость в перенесении тягот, лишений и поразительное терпение в сочетании с верой в свою победу как победы правды – всё это и составляет русский менталитет, всё это пронизывает древнерусскую литературу.
Когда я преподавала в вузе, как-то один из моих «вечерников», который не захотел тройки за экзамен и приходил добровольно пересдавать три раза, компъютерщик, сказал с удивлением: «Я захотел получить высшее образование и поступил на ваш факультет, думал, будет легко учиться, но ваш предмет – это как высшая математика!» В самом деле, древнерусская литература открывается не сразу, но вошедший под её своды будет вознаграждён её сокровищами. Одно из самых драгоценных – «Слово о полку Игореве», памятник конца ХII века.
В прошлом году исполнилось 215 лет со дня его публикации – в 1800 году. Рукопись была найдена в 1787 году в Ярославле в Спасо-Преображенском монастыре. Случилось это в царствование Екатерины II, которая была очень заинтересована находкой. Сразу же начались высказывания скептиков, что «Слово» – подделка.
В этой борьбе принял непосредственное участие Пушкин, который гениально сразу понял подлинность древнего произведения. Едва ли не в последней своей критической статье (декабрь 1836 года) он писал: « Подлинность же самой песни доказывается духом древности, под который невозможно подделаться. Кто из наших писателей в 18 веке мог иметь на то довольно таланта? Карамзин? Но Карамзин не поэт. Державин? Но Державин не знал и русского языка, не только языка « Песни о полку Игореве». Прочие не имели все вместе столько поэзии, сколь находится оной в плаче Ярославны, в описании битвы и бегства. Кому пришло бы в голову взять в предмет песни тёмный поход неизвестного князя?» (Пушкин А.С. Собрание сочинений в десяти томах. Т. 6. М., 1976. С. 373).
Нападки на «Слово» продолжались и в ХХ веке, пока недавно блестящей лингвистической работой учёный Андрей Зализняк неоспоримо не доказал, что «Слово о полку Игореве» было написано именно в конце ХII века. Пушкинский же довод о «тёмном походе неизвестного князя» остаётся одной из загадок знаменитой поэмы.
В самом деле, «неизвестный князь», но, может быть, нам он неизвестен, а современники знали о нём что-то, что не дошло до нас? Иначе почему он стал героем поэмы? « Тёмный поход» – Пушкин прав, но цель его не очень ясна и ныне: почему столько разговоров о «синем Доне», о далёкой Тмуторокани? Причём они?
Князь Игорь потерпел поражение, сражаясь с половцами, но почему все так счастливы его возвращению на родину, будто он триумфатор? Вопросов множество, но ответов нет. И, наконец, последнее.
Русь была крещена в 988 году, но «Слово» пропитано язычеством, языческими образами, языческим восприятием природы, названы имена языческих богов. И лишь в конце князь Игорь едет к церкви Богородицы Пирогощей, благодарить за своё спасение. Поход князя Игоря состоялся весной 1185 года. Значит, спустя 197 лет люди продолжали верить в языческих богов, одновременно посещая и христианские храмы? Это и есть знаменитое русское Двоеверие? Может быть, оно есть коренная особенность русских?
ЯЗЫЧЕСКИЕ БОГИ НА РУСИ В ХII ВЕКЕ
В «Повести временных лет», летописном рассказе за 907 год, повествующем о походе киевского князя Олега на Царьград и победе его, сказано, что при заключении мира воины князя Олега клялись «Перуном, богом своим, и Волосом, скотьим богом». Волос – Велес, кумир его стоял в Киеве на Подоле.
Святилище Перуна было и в Новгороде Великом и в Смоленске, одном из самых древних городов.
Языческие боги упоминаются в двух произведениях ХII века древнерусской литературы – в «Слове о полку Игореве» и в «Хождении Богородицы по мукам». Разумеется, тут следует добавить – в дошедших до нас после татаро-монгольского нашествия. Прежде, несомненно, их было больше. Так, в Пскове в «Апостоле» 1307 года нашли цитаты из « Слова о полку Игореве».
«Хождение Богородицы по мукам» – это апокриф (греч. потаённый, сокровенный), переводной по происхожению, рассказывает о посещении Богородицей ада вместе с архангелом Михаилом. Церковь не признавала апокрифов и вносила их в индекс запрещённых книг. Об этом апокрифе упоминает Иван Карамазов в романе «Братья Карамазовы». Считается, что Данте взял свой ад в «Божественной комедии» из этого апокрифа (Либан Н.И. Русская литература. Лекции – очерки. М., Прогресс-Плеяда. 2014. Книга I. С. 51).
Существовал апокриф из католического мира и наш, из православного, хотя по существу они мало чем отличались. Бытовало «Хождение Богородицы по мукам», переписанное апостолом Павлом. Среди многочисленных вариантов самым популярным на Руси был именно апокриф ХII века.
Первые, кого увидели Богородица и архангел Михаил в аду, были те, «кто не верил в Отца и Сына и Святого Духа», а верили в «солнце и месяц, землю и воду, и зверей и гадов; всё это те люди сделали из камней, – Трояна, Хорса, Велеса, Перуна в богов превратили». Были в аду среди грешников и те, кто «крестились и крест поминали, а творили дьявольские дела». Богородица просит простить грешных, и Господь освобождает от мучений всех от Великого четверга до Троицы.
В «Слове о полку Игореве» часто упоминается Даждь-Бог, всё достояние русского княжества называлось «достоянием Даждь-Божьих внуков», «встала Обида в силах Даждь-Божьих внуков, вступила девою на землю Трояню, всплескала лебедиными крылами на синем море у Дона»; полоцкий князь Всеслав «великому Хорсу волком путь перебегал» (Всеслав был язычник-волхв, оборотень, колдун и волшебник; древнерусский человек верил в оборотничество, то есть возможности человека стать на время зверем, прикинуться камнем или деревом); «ветры, Стрибожьи внуки, повеяли с моря стрелами на храбрые полки Игоря» Стрибог – бог ветров); певец прошлого Боян назван «внуком Велеса». Даждь-бог, Велес, Перун, Стрибог, Хорс стояли в пантеоне языческих богов в Киеве, пока не были свергнуты Святым Владимиром, крестившим Русь.
Природа в «Слове» вся одушевлена, вся в движении вместе с героями, полна сочувствия, предупреждения, угрозы. Известно, что перед выходом войска князя Игоря в поход случилось солнечное затмение. Для христианина это предрассудок, для язычника – знамение.
Автор говорит о князе Игоре: «Страсть князю ум охватила, и желание изведать Дона Великого заслонило ему знамение». То есть князь Игорь не сказал, что ему как христианину это ничего не значащее событие, но пренебрёг предупреждением (весомого для язычника). Природа в смятении: «Солнце ему тьмой путь заступает, ночь стонет и грозою птиц пробудила, свист звериный поднялся…
Игорь к Дону войско ведёт. Уже беды его ожидают птицы по дубравам, волки грозу навывают по яругам, орлы клёкотом зверей на кости зовут, лисицы брешут на червлёные щиты».
Странная и цель похода: «так сядем, братья, на своих борзых коней да позрим (увидим) синего Дону». Князь Игорь правит в Новгороде-Северском, недалеко от Чернигова, а до Дона идти да идти. И зачем? О половцах он не говорит.
Именно для язычника солнце есть главный бог. Римский император Юлиан, прозванный Отступником (331–363), за намерение отменить христианство как государственную религию и вернуть язычество, создал учение о «Царе-Солнце», противопоставляя его «Слову-Сыну» христианства. Юлиан погиб на персидской войне, пронзённый невидимым копьём скифа Меркурия, прославленного воина, чтобы спасти христиан от новых испытаний. В православных житиях святых его память отмечается по-новому стилю 7 декабря. Д.С. Мережковский не знал имени убийцы императора в своём романе о Юлиане Отступнике. Как известно (так считал М.В. Ломоносов) скифы являются прародителями русских.
Как ни странно, но именно ХII век стал в Европе веком возрождающегося язычества, хотя это был век крестовых походов, менестрелей и трубадуров. Может быть, одной из причин этого были крестовые походы?
ВСТРЕЧА РУССКОГО ИГУМЕНА С КРЕСТОНОСЦАМИ
В начале ХII века создано было « Житие и хождение игумена Даниила из Русской земли». В своём прекрасно написанном живым, простым языком описании Святой земли, Иерусалима, Вифлеема, Голгофы, реки Иордан, Елеонской горы, Фаворской горы, Каны Галилейской, Назарета, Галилеи, моря Тивериадского и прочих святынь, игумен Даниил не забывает рассказать о том, как он ставил на Гроб Господень лампаду «от всей Русской земли».
В 1100 году Иерусалим стал королевством крестоносцев во главе с королём Балдуином I. Игумен Даниил и его описывает и то, как король ему помогал входить в Храм вместе с другим духовенством и как поставил его на почётное место. Была предпасхальная суббота, и игумен Даниил рассказывает о Снисхождении Благодатного Огня. Он «не забыл имён князей русских, и княгинь, и детей их, и епископов, игуменов и бояр, и детей моих духовных; и всех христиан никогда не забывал».
Игумен записал имена князей Святополка Изяславича великого князя киевского, Владимира Мономаха князя киевского, Давыда Святославича князя черниговского, Олега Святославича князя новгород-северского, Ярослава Святославича князя муромского и рязанского, Глеба Всеславича князя минского. Глеб Всеславич был сыном одного из главных героев будущего «Слова» – князя Всеслава Полоцкого. Некоторые также упоминаются в будущем «Слове» (Владимир Мономах, Олег Святославич).
Описывая реку Иордан, игумен вспоминает речку Сновь на Черниговщине, впадающую в Десну: « Во всём похож Иордан на реку Сновь – и шириноой, и глубиной, и тем, что петляет и очень быстро течёт, как и Сновь-река… Шириной же Иордан – как Сновь в устье …На этой стороне Иордана около купели той – вроде леса; деревья невысокие, похожие на вербу… Много и тростника…» ( Памятники литературы Древней Руси. XII век. М.,1980. С. 53).
По дороге в Иерусалим игумен Даниил посетил остров Родос, где в ссылке (с 1079 года) был черниговский князь Олег Святославич, который потом вернулся в Тмуторокань. Он также будет упомянут в «Слове». Видимо, игумен Даниил был связан с Черниговым.
Черниговское княжество имело свою особую судьбу, и ему принадлежало княжество Тмутороканское, которое располагалось на берегах Азовского моря, а город Тмуторокань (ныне Тамань) стоял у Керченского пролива, был крупным морским портом. К ХII веку пути к нему были перекрыты половцами, которые кочевали в низовьях Дона и на берегах Азовского моря.
В состав Черниговского княжества входила древняя Северская земля.
Почему земли назывались северскими, неизвестно, но, по преданиям, сюда на лебедях раз в 19 лет прилетал древнегреческий бог Аполлон. Может быть, он считал эти места Гипербореей? Отсюда и название Северская?
Северское княжество было одним из самых исконных и обширных в Древней Руси. Чернигов владел Тмутороканскими землями и на юге, на берегах Чёрного и Азовских морей. Киевский князь Олег Вещий покорил северян в конце IХ века. В ХII веке им принадлежали города Новгород-Северский на Десне, Путивль, Рыльск, Курск на Сейме и Донец (около современного Харькова).
Киев стоял на Днепре, по которому шёл путь «из варяг в греки», у Чернигова и Северского княжества был путь к «синему Дону» и потом по берегам Азовского моря к своей Тмуторокани, стоявшей в горловине двух морей. Некоторая рознь судьбы обозначилась давно.
РАЗОРЕНИЕ ЯЗЫЧЕСКОГО СВЯТИЛИЩА ЕВРОПЫ
Одно из самых древних языческих святилищ в Европе располагалось на мысе Аркона острова Рюген в Балтийском море. Оно стояло на полуострове Виттове, с отвесными меловыми склонами. О нём рассказано в древней хронике Самсона Грамматика.
Здесь было святилище бога Святовита, и само название «Аркона» относили к славянскому слову «уркан» – «на конце». В святилище находился храм, где была огромная статуя Святовита, с четырьмя головами на четырёх шеях. Две головы смотрели вперёд, а две – назад. В правой руке был рог, который наполняли вином. К Святовиту шли паломники со всех концов Европы. Он считался покровителем войны, и жрецы давали предсказания об успешности военных походов. Каждый год ему подносили огромный медовый пирог (то есть пряник) высотой в человеческий рост. По высоте его жрец, который стоял за пирогом, определял степень успешности в будущем году и удач в походах.
Впоследствии найденный языческий Збручский идол (река Збруч – приток Днестра) также имел четыре лика.
На побережье Балтийского моря рядом с островом Рюген жили славяне, и славянские названия городов сохранились в этих краях Германии: Росток, Рибниц, Тетеров, Ярмен, Варен, река Варнов, река Пене, река Царов, Каров, Гюстров, Перлеберг ( перлы-жемчуг), Клокков, Миров, Торгау, Старгард, Зверин, Буковец и др. Среди других славянских племён тут жили и вагры-варяги, прозванные так на Руси. Поэтому они не были чужеземцами на Руси и сразу растворились среди русских.
Лишь 15 июня 1168 года датский король Вальдемар I взял приступом высокий вал укрепления, защищавшего храм, сжёг храм вместе с деревянным идолом и сокровища храма увёз в Данию.
Датский король состоял в родстве с русскими князьями. Первой женой Владимира Мономаха князя киевского была Гита – дочь последнего англосаксонского короля Гаральда, погибшего в битве при Гастингсе 14 октября 1066 года. Он проиграл битву Вильгельму Завоевателю, который основал норманскую династию и стал править Англией. Гиту не брал ни один европейский двор, страшась Вильгельма, и она оказалась на Руси.
Сыновья Владимира и Гиты – Юрий Долгорукий, стоящий у нас памятником в центре Москвы, и Мстислав Владимирович, который женился на дочери шведского короля Христине. Их дочери вступили в знаменитые браки: одна вышла замуж за норвежского короля Сигурда, потом за датского кородя Эдмунда Эрика; другая – за Канута Святого, отца Вальдемара, короля датского, возможно, названного в честь деда Владимира Мономаха; третья – за византийского царевича Алексея, сына императора Иоанна.
Англосаксонская принцесса Гита, принявшая на Руси православие, сначала жила в Чернигове, но умерла (7 мая 1107 года) и похоронена в Смоленске, когда там княжил Владимир Мономах, то есть была и смоленской княгиней. О смерти её упоминает супруг её в своём замечательном «Поучении Владимира Мономаха», памятнике древнерусской литературы.
Так что из Англии могут ездить туда на поклонение своей представительнице древней династии. Однако могила её не сохранилась.
Столь поздняя расправа с языческим святилищем не говорит ли о том, что язычество было всё ещё живо? Ведь это почти современно событиям « Слова».
Обычно при разборе поэмы лишь плач Ярославны и подвиги Всеслава Полоцкого мы называем языческими, а все остальные языческие составляющие текста относим к мифопоэтическому воззрению неизвестного автора «Слова о полку Игореве».
Поиски автора, соображения, кем мог быть создатель шедевра, заслонили от нас решение важного вопроса – о действительно языческом образе поэмы. А вследствие этого – о подлинной проблеме содержания «Слова», которое подчас ускользает, кроме призыва к единению князей.
ПРОЛОГ И ИСТОК ПОЭМЫ
В первых строках «Слова о полку Игореве» упоминается « храбрый» Мстислав, князь Черниговский, Северский и Тмутороканский, который «зарезал Редедю перед полками касожскими», «старый» Ярослав и «прекрасный» Роман Святославич, а также «вещий Боян», певец, его « живые струны… сами князьям славу рокотали».
Редедя – князь касожский, и с Мстиславом у них был поединок, в котором победил Мстислав, поэтому касоги стали данниками черниговского князя. Роман Святославич – сын Святослава Ярославича, внук «старого Ярослава» был убит. Князь Тмутороканский Мстислав – погиб какой-то неясной смертью на охоте, и среди перечисленных в живых остался один «старый» Ярослав, он же Ярослав Мудрый, который правил долго и прославил своё правление успешными деяниями (построил Софийский собор в Киеве, основал города – Ярославль, Юрьев – Тарту и пр.)
Замечательный наш историк Василий Осипович Ключевский однако говорил, что задачей историков является: « из того, что говорят люди известного времени, подслушать то, о чём они умалчивали». В данном случае придётся вспомнить странную вещь: о Ярославе Мудром народ не сложил никаких былин, в то время как о Владимире Святом их огромное множество. В чём причина этого, остаётся тайной. И всё же: почему упомянут в поэме брат Ярослава Мстислав, что связано с ним, кроме знаменитого поединка с Редедею и какое влияние он оказал на события, по мнению автора поэмы? Что хотел сказать автор, вспомнив о нём в первых же строках «Слова»?
СВЯТОЙ ВЛАДИМИР И ЕГО СЫНОВЬЯ
У Святого Владимира, крестившего Русь в 988 году, было 12 сыновей от разных жён: Вышеслав, Изяслав, Ярослав, Святополк, Всеволод, Святослав, Мстислав, Борис, Глеб, Станислав, Позвизд, Судислав. «И посадил Вышеслава в Новгороде, Изяслава в Полоцке, Святополка в Турове, а Ярослава в Ростове. Когда же умер старший Вышеслав в Новгороде, посадил в нём Ярослава, а Бориса в Ростове, а Глеба в Муроме, Святослава в Древлянской земле, Всеволода во Владимире, Мстислава в Тмуторокани», – так говорит «Повесть временных лет». Станислав княжил в Смоленске.
После смерти отца князя Владимира 15 июля 1015 года между братьями разгорелась междоусобная борьба за власть. Младшие Борис и Глеб были убиты, о них на Руси были сложены повести, они были провозглашены святыми. Долгие века считалось, что убийство братьев было делом рук Святополка, прозванного за это злодеяние Окаянным. Сейчас историки подвергают этот факт сомнению, возлагая преступление на другого брата. Однако не будем углубляться в эту трагическую для русской истории страницу. Вернёмся к Мстиславу и Ярославу.
Перед смертью отца Ярослав был с ним в ссоре. На княжение в Киеве сел старший Святополк. Ярослав схватился со Святополком и одолел его и «сел в Киеве на столе отцовском и дедовском». Святополк же бежал и умер где-то между Польшей и Чехией после того, как он безуспешно приводил поляков в Киев (он был женат на дочери польского короля Болеслава).
Мстислав, князь Тмутороканский, Черниговский и Северский, заложил в Тмуторокани церковь святой Богородицы, после победы над касожским князем Редедей, и решил захватить Киев, когда там не было Ярослава. В 1024 году волхвы Суздаля подняли «мятеж велик» во всём Верхнем Поволжье, им руководили языческие волхвы (жрецы). В краю был голод, началась смута, за хлебом ездили в Волжскую Болгарию. Но князь Ярослав жестоко расправился с волхвами – « одних изгнал, а других казнил», привезли хлеба, и жизнь была восстановлена. После этого он отправился в Новгород за варягами, чтобы с ними победить Мстислава.
Сражение между ними состоялось в урочище Листвен около Чернигова, и летописец красочно его описывает: «И пошли Мстислав и Ярослав друг на друга, и схватилась дружина северян с варягами, и трудились варяги, рубя северян, и затем двинулся Мстислав с дружиною своей и стал рубить варягов. И была сеча сильна, и когда сверкала молния, блистало оружие, и была гроза велика и сеча сильна и страшна. И когда увидел Ярослав, что он побеждён, побежал с Якуном, князем варяжским, и Якун тут потерял свой плащ золотой. Ярослав пришёл в Новгород, а Якун ушёл за море» (Памятники литературы Древней Руси. ХI – начало ХII века. М.,1978. С. 163).
Победитель Мстислав утром увидел поле битвы и сказал: «Кто сему не рад? Се лежит северянин, а се варяг, а дружина своя цела». Он не стал торжествовать и идти на Киев, а послал за Ярославом со словами: « Садись в своём Киеве: ты старший брат, а мне пусть будет эта сторона Днепра».
Мстислав стал править в Чернигове, а Ярослав из Новгорода посылал своих воевод в Киев, не доверяя брату, пока через два года – в 1026 году– они «заключили мир у Городца. И разделили по Днепру русскую землю: Ярослав взял эту сторону, а Мстислав ту. И начали жить мирно и в братолюбии, и затихли усобица и мятеж, и была тишина великая в стране» («Повесть временных лет»). Братья даже вместе ходили в поход «на ляхов». Им удалось вернуть Червоные города – Галичину, захваченную Польшей.
Мстислав был красив и храбр и любил свою дружину и своё княжество, был милостив к народу и религиозен, высок и могуч.
Мстислав заложил и начал строить в Чернигове Спасо-Преображенский собор (самый ранний дошедший до нас), но тут случилась с ним внезапная и странная смерть, на охоте – «разболелся и умер. И положили его в церкви святого Спаса, которую сам заложил; были ведь при нём выведены стены её в высоту, сколько можно, стоя на коне, достать рукою». (Единственный сын Мстислава умер несколько лет назад.) «И завладел (перея власть) его всей властью Ярослав и стал самовластцем всей Русской земли»,– так сообщает летописец. Кроме Полоцкой земли, добавим мы. Её отделил ещё святой Владимир, когда взял в жёны полоцкую княжну Рогнеду.
В тот же год Ярослав посадил брата своего Судислава в Пскове в «поруб» (темницу) на всю жизнь. (Освободили его только сыновья Ярослава, после его смерти (1054), тут же постригли в монахи, и он вскоре скончался).
Отныне вражда Киева с Черниговом, Левобережья с Правобережьем, останется неизменной во всё время существования Древней Руси. Дети, внуки и правнуки Ярослава не будут соблюдать установления Мстислава, стремясь захватить Черниговское и Северское княжество и выгнать его законных наследников, зачастуя превращая их в изгоев, как это было с Романом Святославичем. Киевские князья стремились захватить и Чернигов.
Можно предположить, что автор «Слова о полку Игореве» поэтому и вспомнил в первых строчках своей поэмы князя Мстислава и князя Ярослава, которые сумели же установить мир в стране благодаря мудрому решению черниговского князя. Со смертью князя кончился и мир.
Князь Игорь из «Слова» ляжет потом в этом же Спасо-Преображенском соборе Чернигова, построенном Мстиславом.
ТРОЯН – ЯЗЫЧЕСКИЙ БОГ
Автор начинает «повесть сию от старого Владимира до нынешнего Игоря». То есть перед нами история, но в поэтическом восприятии певца Бояна. Вместе с автором он, «соловей старого времени… свивая славу (оба полы) обеих половин сего времени» рыщет по «тропе Трояня чрез поля на горы»».
Кем был бог Троян, мы не знаем и ныне. Однако «тропой Трояна» воспользовались наши русские добровольцы в русско-турецкой войне 1877–1878 годов, когда через «Троянов перевал» на Балканах, доступный только пешеходу и коню, 19 декабря 1877 года русский полк начал движение по нему в 22-градусный мороз. У Шипки стояли солдаты генерала Радецкого, с которыми произошло соединение. Свалившиеся с гор, с Трояновой тропы русские солдаты были столь неожиданны для турок, что они бежали.
Кем был насыпан знаменитый Троянов (Траянов) вал в Бессарабии, часть которого называется Змиев, остаётся загадкой до сих пор. Римский император Траян (ок. 53–117) воевал в Дакии, где жили и славяне, построил мост у Железных ворот на Дунае, осушал Понтийские болота, имел прозвище Optimus– лучший. Потом римских императоров приветствовали – «будь счастливее Августа и лучше Траяна». Но скорее бог на Руси Троян был всё же связан с погибшей Троей, а не с римским императором. В «Слове» сказано:
Были века Трояна,
Минули годы Ярославовы…
Языческие века… Но странное дело: в одном месте князь Игорь назван внуком Трояна. Переводчики не согласны с этим и потому приведу древнерусский текст:
рища в тропу Трояню
чрес поля на горы.
Пети было песнь Игореви,
того внуку.
Ясно, что здесь слово «внук» относится к Игорю и связано с Трояном!
Далее автор говорит, что «вещий Боян, Велесов внук» написал бы о князе Игоре так:
Кони ржут за Сулой-
звенит слава в Киеве,
Трубы трубят в Новгороде-
стоят стяги в Путивле!
Новгород-Северский – вотчина князя Игоря… Автор явно восторженно относится к князю Игорю и его походу. Далее он описывает, как князь Игорь «вступил в златое стремя и поехал по чистому полю». И вот тут появляется ещё один неизвестный персонаж-то ли бог языческий, то ли птица фантастическая (учёные пока не договорились):
встрепенулся (збися) ДИВ –
кличет на вершине дерева,
велит прислушаться – земле незнаемой,
Волге,
и Поморию,
и Посулию,
и Сурожу,
и Корсуню,
и тебе, Тмутороканский болван!
От этого ДИВА остались в русском языке такие слова, как диво, диковина, дивный, удивляться, диво дивное… но кто этот неизвестный, который оглядывает взглядом столь далёкие друг от друга земли? Что за земли называет Див? Это Волга, где бушевали языческие волхвы… Это Поморие – берега Азовского и Чёрного морей, Сурож – Судак в Крыму, Корсунь – Херсонес, в то время греческая колония в Крыму, где крестился Святой князь Владимир, её помогал отвоёвывать у хазар Мстислав.
«Тмутороканский болван» – это языческий кумир, идол, видимо, там было крупное языческое святилище, о нём были наслышаны далеко за пределами города. Болванами называли статуи языческих богов. Так, известное в Москве местечко Болвановка (около Таганки, наверно, было площадкой, где они стояли в дохристианские времена.
Значит, Див приветствует поход князя Игоря и призывает его к посещению Тмутороканского болвана? В Словаре Даля слово «диво» связывается с ворожбой: « Дивья тому жить, у кого бабушка ворожить». Считается, что там стояла статуя Астарты (?) с III века до нашей эры, остатки её сохранялись до XVIII века. Тмуторокань (греч. Таматарха) была большим торговым портом, и князь Игорь пошёл в поход, чтобы вернуть это дедовское наследие черниговских князей и не зависеть от Киева. Но почему все указывают ему на Тмутороканского болвана? Будто он должен непременно его навестить? Уж не поклониться ли ему? Но ведь это языческий идол, а князь Игорь – христианин.
БИТВА И ПОРАЖЕНИЕ КНЯЗЯ ИГОРЯ
Войско князя Игоря вступило в битву с половцами в пятницу и одержало победу – оно «потоптало поганые полки половецкие». Захватили в плен богатую добычу, но не ушли с ней, а стали « золотом, и паволоками, и дорогими оксамитами, и япончицами, и кожухами мосты мостить по болотам, и грязевым местам, и всяким узорочьем половецким». Не эти ли, казалось бы, безрассудные действия назовут потом: Игорь «погрузил жир во дне Каялы – реки половецкой,– русского злата насыпаши»? Вспомним пословицу «не до жиру, быть бы живу», где «жир»– богатство.
Видимо, он хотел идти дальше, к граду Тмутороканю, но половцев прибыла несметная сила. Они были уже « на реке на Каяле, у Дона великого!»:
О Руская земля! Уже за шеломянем еси!
Утомлённое войско – «Олегово храброе гнездо» (Олег – дед князя Игоря, Ольговичи) – заночевало в степи, и это позволило половцам собрать силы.
Даже «ветры, Стрибожьи внуки, веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы», «половцы идут от Дона и от моря, автор называет половцев «дети бесовы», «русские перегородили поле своими червлёными щитами, летят головы половецкие».
И вдруг среди описания этого боя автор «Слова» начинает вспоминать события столетней давности: полки князя Олега, деда князя Игоря, Олега Святославича, как он «ступает в злат стремень в граде Тмуторокани», а тот звон слышит «давний великий Ярослав» (Мудрый), его дед, а он уже давно умер! другой же внук Ярослава Владимир (Мономах), сын Всеволода Ярославича, себе уши в Чернигове « каждое утро закладывал» от этого звона. Но ведь в Чернигове должен был княжить не Владимир Мономах, а Олег Святославич, сын князя Святослава, которому Ярослав Мудрый в своём завещании оставил Чернигов.
Вот это завещание: «Изяслав, старший брат, заступит моё место и сядет на престоле Киевском: повинуйтесь ему, как вы отцу повиновались. Святославу даю Чернигов, Всеволоду Переяславль, Вячеславу Смоленск: каждый да будет доволен своею частью» («Повесть временных лет»). Никто не был доволен своей частью.
Внуки бились отчаянно: Олег Святославич пошёл на Владимира Мономаха, ему помогал молодой князь Борис Вячеславич, сын Вячеслава. В битве на Нежатиной ниве в 1078 году погибли и Борис Вячеславич и князь Изяслав, великий князь киевский. Он стоял со своими воинами, когда «кто-то подъехал и ударил его копьём в плечо. Так убит был Изяслав, сын Ярослава». Странная смерть.
Ещё прежде странно умер его брат – Святослав Ярославич, когда княжил в Киеве: «от разрезания желвака». Был Святослав книжником, и при нём были составлены знаменитые «Изборники» ( 1073 и 1076 годов), которые дошли до наших дней: «Избрано из многих книг Княжьих». Был он женат на сестре трирского епископа Бурхарта, и в «Изборнике» есть миниатюра – он с семьёй. Бурхарт приезжал в Киев во главе посольства от германского императора Генриха IV, и оно вернулось с богатыми дарами от князя Святослава. Впоследствии женой Генриха IV станет дочь Всеволода Ярославича – Евпраксия, героиня русских былин (Апракса королевична), европейских хроник и многочисленных романов.
Похоже, что именно этот Святослав в « Слове» видел «смутный сон в Киеве на горах», когда княжил там: как его одевали чёрным покрывалом, на кровати тисовой, черпали синее вино, с горем смешанное, сыпали из пустых колчанов жемчуг на грудь, и вороны всю ночь каркали, потом понесли его к синему морю. Этот сон предвещал смерть князю Святославу. Нелепую от «желвака». Он видит и смерть своих двух сыновей: «два солнца померкоста, оба багряная стлъпа погасоста…тьмою ся поволокоста и в море погрузиста».
К тому же перед именем Святослава, видящего сон, не стоит «великий князь» – он уже мёртв, а вот перед именем живого правящего киевского князя стоит «Святослав грозный,великий киевский – грозою», во второй раз – «тогда великий Святослав изрони злато слово». Странно, что этого не замечают, приписывая сон правящему живому великому грозному князю Святославу.
На киевский стол сразу после смерти Святослава сел его брат Всеволод Ярославич, ««приняв власть над всей Русской землёй» (1077), как и его отец Ярослав Мудрый. Кроме независимого Полоцкого княжества. Об этом летописец «Повести временных лет» оставил любопытную запись: «В год 6584 (1076)… В этом же году преставился Святослав, сын Ярослава, месяца декабря 27-го от разрезания желвака, и положен в Чернигове, у святого Спаса. И сел после него Всеволод, месяца января в 1-й день». То есть Святослава едва успели довезти до Чернигова, а Всеволод уже стал князем Киевским. Обычно летописцы не всегда указывают дни. Значит, и ему что-то показалось здесь необычным.
А ещё через год «бежал Олег, сын Святослава, в Тмуторокань от Всеволода, месяца апреля в 10-й день». В этом же году убит был Глеб, другой сын Святослава, в Заволочье… «Был же Глеб милостив к убогим и любил странников, радел о церквах, горячо веровал, был кроток и лицом красив». Как пишет далее летописец, после этого и пошёл Олег Святославич вместе с Борисом на Всеволода, вместе с половцами. Олег был вскоре схвачен хазарами из Тмуторокани и выслан в Византию, где и попал на остров Родос. Там провёл несколько лет, вернулся в Тмуторокань. Видимо, он был её последним князем. Удивительная последовательность изложения.
Роман Святославич, упомянутый в зачине поэмы, был убит ещё через год половцами. И высылка князя Олега и убийство князя Романа явно были заказными. Всеволод Ярославич был женат на византийской принцессе и имел там личные связи.
Автор «Слова» порицает Олега Святославича за то, что при нём «погибало достояние Даждь-божа внука; в княжеских крамолах сокращались жизни людские»:
Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали,
но часто вороны граяли,
трупы между собой деля.
Однако виноват был не один только дед князя Игоря – Олег Святославич, но и его братья и его дядья, которые выгнали его из наследственного владения и стали сами пытаться его захватить – богатое изобильное княжество Черниговское.
Далее автор возвращается к описанию сражения с половцами войска князя Игоря:
То было в те рати и в те походы,
а такой рати не слыхано!
С раннего утра до вечера
летят стрелы калёные,
гремят сабли о шлемы,
трещат копья булатные…
Черна земля под копытами костьми была засеяна
и кровью полита:
горем взошли они по Русской земле.
Автор «Слова» будто сам слышит шум этого сражения:
Что мне шумит,
что мне звенит –
в дали рано до зари?
А это князь Игорь прощается со своим братом Всеволодом «на бреге быстрой Каялы», «билися день, билися другой, на третий день к полудню пали стяги Игоревы. Тут два брата разлучились»:
тут кровавого вина недостало,
тут пир закончили храбрые русичи…
Никнет трава от жалости,
а дерево с тоскою к земле приклонилось.
Князь Игорь и князь Всеволод были взяты в плен половцами. В Ипатьевской летописи, описывающей этот поход, князь Игорь восклицает: «Это все воздал мне Господь за беззакония мои и за жестокость мою, и обрушились содеянные мною грехи на мою же голову. Неподкупен Господь, и всегда справедлив суд его… Но, Владыка Господи Боже мой, не отвергни меня навсегда, но какова будет воля Твоя, Господи, такова и милость нам, рабам твоим». То же и в Лаврентьевской летописи (Памятники литературы Древней Руси. ХII век. М., 1980. С. 357, 371).
Но совсем по-иному представлено всё в «Слове о полку Игореве».
ЯЗЫЧЕСКИЕ ТЕКСТЫ В «СЛОВЕ»
Перед нами только что кипела бурная современная жизнь – даже с воспоминаниями столетней давности, потому что она влияла на судьбу событий. И вдруг всё исчезает – и поход князя Игоря, и воины его и половцы
Будто перед автором лежит древний текст, который он читает. И если только что речь шла о событиях столетней давности, то тут, похоже, всё уходит вглубь времён:
Уже, братья, невесёлая година встала,
Уже пустыни силу прикрыла.
Встала Обида в силах Даждь-Божа внука,
Вступила девою на землю Трояню,
Всплескала лебедиными крылами
на синем море у Дона.
Плещучи, прогнала жирные времена.
Может быть, Тмуторокань это и есть земля Трояна? Наша нынешняя Тамань, не забудем. А Тмутороканский болван есть идол бога Трояна?
Вспомним Плутарха с его рассказами, как после победы греков в Троянской войне на берега Меотиды (Азовского моря) приплыли корабли с амазонками, сражавшимися за троянцев. И троянцы тоже приплыли. Греки поступили с троянцами жестоко: они не оставили им имён их богов, заменив на греческие. Амазонки, как известно, породнились со скифами, а скифы – наши пращуры. Троянцы могли поставить в новых краях своего бога Трояна, а он перешёл потом и к русичам? То есть в Тмуторокани стояла не далёкая нам Астарта (причём она?!), а идол бога Трояна? А возможно, и на берегах Дона «великого».
Может быть, перед нами языческая молитва? Проговорив её, автор восклицает, что усобица князей стала для них погибелью, ибо «сказал брат брату: «Се мое, а то мое же». И начали князья про малое «се великое» молвить, а сами на себя крамолу ковать».
Что же касается Девы Обиды « с лебедиными крылами», то они уводят в далёкое индоевропейское прошлое: в древнеиндийской мифологии АПСАРЫ – «выходящие из вод» небесные девы, превращаются в лебедей. В скандинавских сагах ВАЛЬКИРИИ были с лебедиными крыльями. В «Старшей Эдде» («Песнь о Велунде») три брата охотника на берегу озера увидели трёх молодых женщин и спрятали их лебединую одежду. Охотники взяли в жёны валькирий, но те провели с ними несколько лет, а потом затосковали и, вернув свою лебединую оснастку, умчались, взмахнув крыльями.
«Лебедь белая» – так называли в русских сказках «красных девиц».
В немецком эпосе «Песнь о Нибелунгах» (создан в конце ХII – начале ХIII века, почти одновременно со «Словом») на берегу Дуная жили и прорицали будущее «вещие девы»– сёстры. Пока они купались, на берегу лежали их наряды из лебединых перьев. Всеведущий, как колдун, Хаген «из земли Тронье» (Трайзен и Траун – реки, притоки Дуная, недалеко от Вены; может быть, и Тронье – «земля Трояна»? Ведь есть предание в «Повести временных лет» об общеславянской прародине на Дунае!) крадёт эти лебединые одежды и заставляет дев сказать правду о предстоящей гибели переправляющегося через реку войска. Это было войско гуннов Аттилы – Этцеля. Лебеди связаны с прорицаниями и знанием правды о будущем. В русских сказках гуси-лебеди служили на посылках у Бабы-Яги.
Древним языческим прошлым отдаёт и такой отрывок:
Уже снесеся хула на хвалу,
Уже тресну нужда на волю,
Уже връжеся див на землю.
(древнерусский текст).
Переводить, что див «упал» или «бросился» на землю, как это иногда делается, было бы неверным: «връжеся» – свергся, свергнулся, сверзился (у Даля), сверженный. И тут же после поверженного дива – о «готских красных девах, спешащих на брег синего моря».
Готы жили и в Крыму (о чём знал Гитлер и искал места их проживания там) и по берегам Азовского моря, около Дона, и в Тмуторокани, и готские девы «мечтают о мести Шарукану» – половецкому хану, которого победил князь Святослав Ярославич, прадед князя Игоря.
Давняя вражда является внутренней темой «Слова»: деды воевали и внуки воюют.
Одним из «тёмных мест» произведения, до сих пор не получившего всеми признанного объяснения, являются образы Карны и Жли, которые возникают в поэме после горестного восклицания автора о гибели Игорева войска, и входят также в «языческий» отрывок:
Игорева храброго полка не воскресить!
По нем кликнула Карна,
И Желя поскакала по Русской земле,
огонь мыкая в пламенном роге.
Много лет назад я высказала гипотезу, что Карна и Желя (Жля) – это герои древнеиндийского эпоса «Махабхарата» (записан в III–IV века нашей эры, до этого существовал в устном исполнении). Сюжетный центр эпоса составляет распря, а потом битва между пандавами и кауравами.
Злых и завистливых кауравов возглавляет Карна – сын бога Солнца. Возничим на колеснице Карны был Шалья (в русской транскрипции Желя-Жля). В описании боя говорится, что стрелы «дождём проливаются», «затмевают все стороны света». Карна «все стороны света окутал, тьму нагоняя». Невольно вспоминаются строки «Слова»: «Кровавые зори свет поведают, чёрные тучи с моря идут, хотят прикрыти 4 солнца». Возможно, тут имеются в виду не четыре князя, как обычно считают, а четыре стороны света.
Противник Карны – герой Арджуна, он возглавляет пандавов, и у него «из всех отверстий» полыхает пламя. Воины Карны трубят в раковины – «пламенный рог». Битва кауравов под предводительством Карны и Шальи (Жели-Жли) стала воплощением стихии разбушевавшегося зла, разгулом тёмной силы…
Неисповедимы пути народов и их песен. В эпоху переселения народов всё смешивается, причудливо переплетаясь друг с другом в сказаниях и мифах, и то, что нам представляется загадкой, для современников «Слова» могло казаться языком простых и ясных образов. Как изображение СЛОНА на стене домонгольского Георгиевского храма в Юрьеве-Польском под Суздалем. Как он туда попал?
ЗАЧЕМ ВСПОМИНАТЬ ДАЛЁКОЕ ПРОШЛОЕ?
Одной из многочисленных загадок «Слова» является постоянное обращение автора к дедам и изображение современников как внуков умерших князей. Зачем это делает автор?
В Древней Руси каждый человек соотносил себя не только с отцом, но и с дедом. Достаточно вспомнить название – «Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святославова, внука Олегова». Поэтому дедовский мир был не давно прошедший, а проросший в настоящее, в жизнь внуков со всеми последствиями их деяний, словно «древо, серым волком по земли, сизым орлом под облаками» простирается на их жизнь. Отсюда « Слово» дано как «повесть сия от старого Владимира до нынешнего Игоря», который «навёл свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую». Отсюда «Даждь-божьи внуки», «Стрибожи внуки», «Ярослава (Мудрого) внуки и Всеслава (Полоцкого», враждующие между собой.
Деды для автора «Слова» не исторические отвлечения, а живые лица. А у нас?
Два года назад, когда Крым только что вернулся на родину, в Россию, мне позвонила из далёкой азиатской страны моя коллега-филолог. Она не доверилась электронной почте и решила услышать живой голос, с интонациями. «– Тут у нас полное смятение, – сказала она. – Все говорят о незаконном захвате Крыма, и мне хочется узнать твоё мнение». «Хорошо, ответила я. Незаконный захват!.. Тех, кто это говорит, нужно спросить только одно: что «законно» делали Англия и Франция 160 лет назад, когда осаждали наш Севастополь в Крыму? Там на артиллерийской батарее сражался молодой граф Лев Николаевич Толстой. Они могли его убить, и тогда у нас не было бы даже «Севастопольских рассказов», не было бы ни «Войны и мира», ни «Анны Карениной», ни «Воскресения», ничего бы не было, не было бы Льва Толстого!..
Но это ещё не всё. Английская эскадра прошла через Керченский пролив в Азовское море, подошла к Таганрогу и стала расстреливать город из судовых орудий. В городе началась паника, многие погибли, все кто мог, бежали и скрылись в степи пешком, на телегах, в каретах… Вне досягания обстрела. Среди них были и родители Чехова. Они ведь могли погибнуть, и тогда бы Чехов не родился. Как тебе русская литература без погибшего Льва Толстого и неродившегося Чехова, потому что Англия и Франция штурмовали наш Крым?» Моя коллега-филолог не вынесла этой картины и ответила: – А ведь ты права!» Я не произнесла слов «Крымская война», я говорила только о двух личностях, и этого оказалось достаточно для понимания того, что происходит сейчас, спустя 160 лет.
Так и в «Слове» современникам хватало простого краткого рассказа о событии или упоминания личности, чтобы выстроить цепь последствий в настоящем. Им был понятен иногда и намёк, которых в «Слове» немало.
Что было бы с нашей жизнью без Льва Толстого и Чехова? Она была бы совсем другой. К сожалению, у нас никто не любит вспоминать слов нашего историка Василия Осиповича Ключевского, что « известное знание жизни, её сил и средств, законов и целей. Это знание, добытое соединёнными усилиями и опытами разных народов, есть общее достижение человечества. Оно хранится в ЛИТЕРАТУРЕ, переходит в сознание лиц и народов помощью образования… Посредницей в этом деле между человечеством и отдельными народами должна быть его интеллигенция… Интеллигенция – диагност и даже не лекарь народа» (Ключевский В.О. Афоризмы и мысли об истории. Пенза. 1992. С. 131–132).
Казалось бы, историк будет настаивать на том, что все достижения человечества хранятся в истории, науке или в философии. Но – нет, Ключевский видит сокровищницу в литературе. Не потому ли подвергается таким нападкам реформаторов нашего образования русская классическая литература?
Автор «Слова» немало вложил в него своих познаний и таланта. Как сказал наш драматург Александр Николаевич Островский в своей речи на открытии памятника Пушкину в 1880 году в Москве: «С Пушкиным умнеют все, кто может поумнеть». Его речь менее известна, чем речь Достоевского, но достойна, чтобы её помнили тоже. А ведь «Слову» уже свыше 800 лет. И мы с ним умнеем.
ПРОТИВОРЕЧИЕ
Автор поэмы князя Игоря упрекает за то, что он не принял участия в предыдущем походе на половцев великого князя киевского Святослава, своего двоюродного брата. Однако не поясняет при этом, что 20 лет назад, в 1164 году после смерти отца князя Игоря и брата его Всеволода, – Святослава Ольговича, он захватил их родовую вотчину Чернигов и начал борьбу со старшим братом князя Игоря – Олегом. Не потому ли князь Игорь с братом Всеволодом и отправились в самостоятельный поход «поискать града Тмутороканя», своей давней вотчины, и земель около Дона и не приняли участия в походе киевского князя? Тема «Дона великого» пронизывает всю поэму:
«да позрим синего Дона»,
«искусити Дону великого»,
«любо испити шеломом Дону»,
«Игорь к Дону вои (воинов) ведёт»,
«Идти дождю стрелами с Дона великого»,
«на реке на Каяле у Дону великого»,
«на синем море у Дону»,
«Дон шлемами вычерпать».
Дон был пограничной рекой между Европой и Азией: на одном берегу была Азия и кончался Великий шёлковый путь, на другом берегу – Европа. Входил ли Дон в Тмутороканское княжество или там было что-то особенно привлекательное для черниговских северских левобережных (Днепра) князей?
Дон тебя, князь, кличет
И зовёт князей на победу.
После поражения князя Игоря
И застонал, братья, Киев от горя,
а Чернигов от напастей.
«Святослав грозный великий киевский» в своей гриднице (для дружинников) видит пленного половецкого князя Кобяка, которого он захватил, а ещё тут
немцы и венецианцы,
тут греки и моравы
поют славу Святославу,
корят князя Игоря,
потопившего богатство на дне Каялы – реки половецкой,
С просыпав русского злата.
Тогда великий Святослав
изронил злато слово,
со слезами смешано.
Осудив князей Игоря и Всеволода за самостоятельный поход и поражение, он обращается ко всем князьям русской земли с призывом помочь пленникам.
В этом – политический центр поэмы. В этих призывах великий князь Святослав не осуждает потерпевших поражения князей, а всех просит «вступить в златые стремена»
за обиду сего времени,
за землю Русскую,
за раны Игоревы,
буйного Святославича!
Слово «буйный» единственный укор. Значит, князь Игорь не был никому не известным «третьестепенным» князем, если за него могли вступиться все русские князья. К кому же обращается великий князь Святослав?
К великому князю Всеволоду Юрьевичу Владимирскому, из Владимиро-Суздальской Руси, сыну Юрия Долгорукого, брату Андрея Боголюбского, внуку Владимира Мономаха.
К киевскому князю своему соправителю Рюрику Ростиславичу и его брату Давиду, смоленскому князю.
К Галицкому князю Осмомыслу Ярославу Владимировичу, который «подпёр горы Венгерские (Карпаты) своими железными полками, заступив королю путь, затворив Дунаю ворота», на своём «златокованом престоле». (Нижнее течение Дуная от реки Серет до устья входило в состав Галицкого княжества).
К Роману Мстиславичу Волынскому и Мстиславу Всеволодовичу Городенскому. Вскоре Роман Мстиславич (1199 год) объединит Галицкое и Волынское княжества; был он известен и успешными походами на Литву.
Волынским князьям Ингварю и Всеволоду Ярославичам, Роману, Святославу и Всеволоду Мстиславичам.
Обращаясь к полоцким князьям (Полоцк, Беларусь), автор «Слова» рисует яркую картину гибели молодого полоцкого князя Изяслава Васильковича. Он погиб в сражении с литовцами, сначала « позвонил своими острыми мечами о шлемы литовские», но сам был «притрепан литовскими мечами», прибит ими « на кровавой траве». Тем самым он « притрепал славу деду своему Всеславу» великому:
Одиноко изронил он жемчужную душу
из храброго тела,
через золотое ожерелье.
(В Древней Руси княжеские рубахи обшивались по вороту золотом и драгоценными камнями, эта кайма называлась «ожерельем». Считалось, что когда человек умирает, душа покидает его тело через «ожерелье», через горло и губы).
РУССКИЙ ВИТЯЗЬ ПОЛОЦКИЙ КНЯЗЬ ВСЕСЛАВ
С этого места в поэме начинается языческий апофеоз – рассказ о князе Всеславе и плач Ярославны, тесно с ним связанный. Картина пребывания князя Игоря в плену, волшебное возвращение его – «бусым волком», «соколом под мглами», разговор с рекой Донцом, как с живым лицом, наконец возвращение в русскую землю – всё это написано язычески сказочно, в одушевлении с природой, поэтично.
В «Повести временных лет» о рождении полоцкого князя Всеслава сказано, что он родился «от волхвования» (волхв – языческий жрец). Когда мать родила его, на голове младенца оказалась сорочка, и волхвы сказали ей: « Эту сорочку навяжи на него, пусть носит её до смерти» (с 1044 года правил в Полоцке).
Полоцк считался языческим городом, где бесы по улицам бегали. Однако там именно князь Всеслав – как были в Киеве и Великом Новгороде – построил храм Святой Софии. Он стоит и поныне. Откуда же взялась у князя Всеслава вражда к Киеву? К Ярославичам? Ведь все они родные, от святого князя Владимира?
Уже после смерти Ярослава Мудрого (мать его была полоцкой княжной Рогнедой) трое его сыновей – Изяслав, Святослав (Черниговский ) и Всеволод, дяди Всеслава – пригласили его в Киев и крест целовали на том, что ничего худого с ним не случится. Однако как только Всеслав в ладье с сыновьями переправился через Днепр, по приказу своих дядей он был схвачен и посажен в «поруб» (тюрьму). Такое коварство потрясло даже киевлян. К городу подступили половцы, с которыми не смогли справиться князья – братья. Восставший народ освободил князя Всеслава из тюрьмы, он возглавил киевское войско и отогнал половцев. Киевляне хотели видеть Всеслава киевским князем, но он предпочёл вернуться в родной Полоцк, где и княжил до своей смерти 14 апреля 1101 года.
Неужели потрясение от клятвопреступления родственников сделало строителя православного собора святой Софии двоеверцем? В былинах князь Всеслав представлен Волхвом Всеславичем, овеянным чарами волхвов, которые стояли у его колыбели.
В «Слове о полку Игореве» заметна особая зоркость, с которой автор всматривается во Всеслава, – перед нами витязь, обладающий сказочной быстротой и энергией, его можно сопоставить с европейскими рыцарями, его современниками. Но Всеслав в «Слове» представлен и князем-оборотнем – как в сказках, он превращается в волка: «А сам в ночь влъком рыскаше», «великому Хръсови влъком путь прерыскаше», то есть великому языческому богу Хорсу Всеслав в виде волка путь перебегает. Почему именно волком скакал Всеслав?
Откуда этот образ? Мировой фольклор знаком с ним издавна. В исландских сагах «Старшей Эдды» волк – это воплощение мирового зла. В «Песни о Хельги, сыне Хьёрварда» женщина-ведьма «ехала верхом на волке и змеи были у неё удилами». Колдуньи, ведьмы и великанши всегда ездили в сагах верхом на волках. Однако в русских сказках Иван-Царевич на сером волке переносится из одного края в другой, будто езда на волке – самый быстрый способ передвижения, и волк в них не служит злу. Значит ли это, что русские сказки видят зло в другом?
Способность принимать разного рода обличья, волшебное «оборотничество» считалось свидетельством владения колдовскими силами.
Всеслав считался князем – чародеем, «вещим», то есть способным прозревать будущее. Сейчас в Полоцке стоит ему памятник как народному герою.
Отрывок о Всеславе в «Слове» начинается со слов:
На седьмом веце Трояни
връже Всеслав жребий
о девицю себе любу.
(древнерусский текст).
Дальше сказано, что он стал киевским князем, то есть Всеслав совершил неведомый нам языческий обряд со жребием и получил власть. Невольно вспоминается, что здесь использован автором один и тот же глагол, что было с дивом: «уже връжеса див на землю», «връже Всеслав жребий». Может быть, див был языческим жрецом и «бросал» жребий на землю перед походом князя Игоря? Ведь только языческий жрец мог напоминать о «Тмутороканском болване» и «незнаемых землях». У готов жрец назывался «дий» (дий – див? – близко!)
Достойно внимания тут и выражение « на седьмом веке Трояна», вспомним «века Трояна». То есть время исчислялось богом Трояном. Тогда постараемся представить себе ПЕРВЫЙ век Трояна. Ведь если князь Всеслав жил в ХI веке и это был седьмой век Трояна, то первым будет пятый век нашей эры по Рождеству Христову.
В V веке нашей эры произошли события, удивительные по своим последствиям для многих европейских народов: следы их видны и в исландских сагах и в «Песни о Нибелунгах». Речь идёт о жизни и смерти знаменитого предводителя гуннов Аттилы в 453 году. Саги называли его ЭТЛИ, «Песнь о Нибелунгах» – ЭТЦЕЛЕМ.
Готский историк Иордан в труде «О происхождении и деяниях гетов. Гетика» описал исторические свидетельства о страшном нашествии гуннов на Европу, об огромной державе Аттилы, о битве народов на Каталаунских высотах, о внезапной смерти вождя гуннов сразу после брачного пира, причиной которой, возможно, и была новобрачная.
Значит ли это, что новое время стали измерять после смерти Аттилы? «Века Трояна»… В V веке умер Аттила, и распалась его держава, но нашествие гуннов началось за сто лет до его смерти. И готский историк Иордан и Аммиан Марцеллин пишут о грандиозном переселения народов, о создании племенного союза остроготов (восточных готов) со скифами, сарматами, антами, будинами, роксоланами и прочими в единый племенной союз во главе с Германарихом на территории будущей Древней Руси; пограничными реками были Припять, Дон и Днестр. Готы появились в Причерноморье около 260 года.
В 375 году вторглись гунны, и Германарих, которого сравнивали как полководца с Александром Македонским, был разбит, преданный своими близкими. Желая отомстить, он приказал привязать Сунильду (или Сванхильд), жену изменившего ему военачальника к двум коням и пустить их в разные стороны. Германарих погиб в 378 году, остроготское его королевство распалось: кто ушёл с гуннами на запад, кто – к римлянам, кто остался на родине. Многие считают, что от РОСомонов, роксоланов пошёл народ – русские. Страбон помещал это племя между Днепром и Доном.
О Германарихе рассказано в исландских сагах и европейских легендах (История всемирной литературы. Т. 2. Наука. 1984. С. 473).
Может быть, тогда и была проложена «тропа Трояна» на Балканы и выстроен вал Трояна?
В изображении Всеслава в «Слове» поражает сочетание исторической точности в фактах его биографии и буйного языческого многоцветья: он княжил в Киеве –
и скочи къ граду Кыеву
и дотчеся стружием
злата стола киевскаго.
Всеслав брал Великий Новгород:
с три кусы отвори врата Новуграду.
(древнерусский текст).
Под Минском на речке Немиге Всеслав потерпел поражение от князей:
На Немиге снопы стелют головами,
молотят цепями булатными,
на току жизнь кладут,
веют душу от тела.
Автор «Слова» говорит об обязанностях князя:
Всеслав-князь людям суд правил,
князьям города рядил,
а сам в ночи волком рыскал.
И куда же «дорыскивал» Всеслав? – «до кур Тмутороканя». Это место считается «тёмным», непонятным. Однако если принять, что в Тмуторокани было языческое святилище, всё становится яснее: курами в Древней Руси совершались жертвоприношения перед языческими богами.
В поучении «Слово некоего Христолюбца» (XI век, найдено в сборнике ХIV века) сказано: «верующие в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь… КУРЫ ИМ РЕЖУТ, и огневе молят ся, зовуще его сварожичем», «в жертву приносят ещё короваи».
В проповеди «Слово Иоанна Златоустаго о том, како первое погании веровали в идоли» о «курах» ещё подробнее: «О оубогая коурята, оже не на честь святым породишася, ни на честь верным человеком, но на жертву идолом режються!» (Цитирую по книге: Аничков Е.В. Язычество и Древняя Русь. М., 2009. С. 300)
Непонятно, почему до сих пор в комментариях к «Слову», говоря о «курах Тмутороканя», не вспоминают этого языческого обряда, а пишут о раннем пении петухов.
Строитель Святой Софии в Полоцке, князь Всеслав не только в Тмуторокань «волком рыскал»:
Для него в Полоцке позвонили к заутрене рано,
у Святой Софии в колокола,
а он в Киеве звон тот слышал.
То есть перед нами не только князь – чародей, но и – двоеверец, который заутреню из Полоцка в Киеве слышит, но и в Тмуторокань поспевает, не за княжением. Недаром, по словам автора, Всеславу «вещий Боян» сказал «припевку»:
«Ни хытру,
ни горазду,
ни птицю горазду
суда Божиа ни минути».
(Древнерусский текст).
И опять вопрос: что такое «птицю горазду»? Хитрым (хытром) может быть любой человек, а вот если «гораздый» – языческий жрец, который приносит жертвы языческим богам птицами, курами? Тогда «суда Божиа не минует» даже эта самая жертва – «птиць». Тогда Боян призывал Всеслава к христианству, напоминая о Божьем суде.
Вспомнив о первых князьях и выразив сожаление:
Того старого Владимира
нельзя было пригвоздить к горам киевским,
автор распахивает перед нами многоцветные убрусы Ярославны.
ДРУГАЯ ЯРОСЛАВНА
Те, кто учился в советской школе, знали плач Ярославны наизусть, по-древнерусски. И в этом был глубокий смысл: древнерусский язык раскрывал перед каждым входы в своё древнее, древнерусское прошлое, делал его близким и доступным, связывал с «коллективным бессознательным» (по Юнгу) своего народа, своих предков.
То, что Ярославна является супругой князя Игоря, отправившегося в поход, дочерью князя Ярослава Галицкого Осмомысла, носит имя Евфросинья, но известна только по своему отчеству – Ярославна, придумала ещё Екатерина II свыше двухсот лет назад. И с тех пор это утверждение не было пересмотрено.
Супруга князя Игоря была действительно дочерью князя Галицкого Осмомысла и имела отчество Ярославна.
Между тем в окружении князя Игоря была настоящая Ярославна, у которой имя не есть отчество, а подлинное имя – ЯРОСЛАВ(Н)А. Это невестка князя Игоря, жена его сына Святослава. Она дочь соправителя великого князя киевского Святослава Всеволодовича («злато слово со слезами смешано») – князя Рюрика Ростиславича, Ярославна Рюриковна. Вот она и стояла на заборолах – стенах Путивля и посылала свой плач солнцу, ветру и Днепру.
Д.С. Лихачёв очень тонко подметил одну удивительную и, может быть, главную особенность «плача Ярославны». Он, по его словам, напоминает инкрустацию в тексте поэмы: « Автор «Слова» как бы цитирует плач Ярославны, приводит его в более или менее большом отрывке или сочиняет его за Ярославну, но в таких формах, которые действительно могли ей принадлежать» (Лихачёв Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени. М., 1978. С.8). этим можно только согласиться.
Автор очень бережно цитирует присловья и «припевки» поэта ХI века Бояна. Здесь мы видим тот же случай, и Лихачёв это почувствовал. Похоже, что перед нами текст, сочинённый женщиной ХII века, волховой – трубадуркой (в это время в Европе расцвет женской поэзии), неведомой нам поэтессой Древней Руси. Мы не знаем имени автора «Слова», но то, что текст плача Ярославны принадлежит женщине, его написавшей, это несомненно.
По Ипатьевской летописи князь Игорь стал сватом князя Рюрика Ростиславича в 1183 году, за два года до своего похода (Памятники литературы Древней Руси. ХII век. М. 1980. С. 349, 675). И, следовательно, его сын, молодой князь Святослав Игоревич, женившийся на дочери великого киевского князя Рюрика Ростиславича, мог принимать участие в походе на половцев великого князя киевского Святослава Всеволодовича в 1184 году, когда он разбил хана Кобяка. Тогда становится понятным в плаче Ярославны обращение к Днепру с упоминанием «Святославовых насад (судов) до стана Кобякова» с просьбой:
Взълелей же, господине, мою ладу ко мне,
а бых не слала къ нему слез
на море рано.
(Древнерусский текст).
Обычно это упоминание Святослава относят к великому князю киевскому, но какой же он ей – «лада»? Лада – это любимый, супруг, суженый, а не князь-правитель.
Понятным более становится и то, что Ярославна плачет на стенах Путивля. Путивль принадлежал сыну князя Игоря Владимиру, но, может быть, братья владели им совместно? Князь Игорь княжил в Новгороде-Северском, и его супруга должна была жить там. В походе принимал участие Владимир Игоревич, и войско собиралось в Путивле: «Реют стяги в Путивле».
Мы не знаем, пошёл ли Святослав Игоревич в поход с отцом и братом, но в Лаврентьевской летописи указано, что в поход на половцев отправились «князь Игорь с двумя сыновьями из Новгорода-Северского, брат его Всеволод из Трубчевска» (Памятники литературы Древней Руси. ХII век. С. 367).Второй сын князя Игоря – Святослав – в «Слове» не упоминается.
В своём плаче Ярославна выступает как языческая волхова, которая уже спасла своего мужа и он благополучно вернулся из похода. А теперь она молит о спасении своего свёкра – князя Игоря? И для этого автор поэмы поместил её плач-заклинание – заговор?
На Дунаи Ярославнын глас ся слышит,
зегзицею незнаема рано кычет:
«Полечю,– рече,– зегзицею по Дунаеви,
омочю бебрян рукав в Каяле-реце (реке),
утру князю кровавыя его раны
на жестоцем его теле».
(Древнерусский текст).
«Бебрян рукав» – шёлковый, «жестоце» тело – могучее.
Полететь кукушкой (зегзицей) от Путивля на Дунай, а потом к Каяле-реке – это, пожалуй, не меньшее оборотничество, чем «рыскать волком» от Киева до Тмуторокани за одну ночь, как делал это полоцкий князь Всеслав.
Ярославна владеет тайнами волхвования, кстати, это было не редкостью среди женщин и жестоко осуждалось в «Повести временных лет»: «Больше же всего через женщин бесовские волхвования бывают… потому и в наши дни много волхвуют женщины чародейством». Рассуждая далее о волхвах, летописец пишет, что именно «оборачиваться то старым, то молодым или кого-нибудь оборачивать в иной образ» является главной особенностью всякого волхва (Памятники литературы Древней Руси. ХI – начало ХII века. М., 1978. С. 195).
Не случайно и то, что Ярославна хотела лететь на Дунай кукушкой: ведь кукушка «вещая», знает сроки человеческой жизни. Это сохранилось в шутливом обычае до наших дней – спрашивать: «кукушка, кукушка, сколько мне жить?» Это отражено в пословице – «кукушка кукует, горе вещует».
Не только в былинах, но и в русских народных песнях действие часто происходит на Дунае: в «Собрании народных песен», записанных в середине ХIХ века П. Киреевским, много песен с упоминанием Дуная как особого сакрального места, где девушка у воды совершает магический обряд, призывая любовь молодца.
Русская былина о Дунае Ивановиче и его возлюбленной – царь-девице, богатырше Настасье кончается трагически: рассердился Дунай, что Настасья превзошла его в стрельбе из лука, не поверил он Настасье, что у неё сын растёт во чреве, убил её, «пластал» ей грудь кинжалом, увидел сына и в горе лишил себя жизни; с тех пор течёт он рекой – Дунаем, а его возлюбленная Настасья – рекой Доном, где жили амазанки, бежавшие из-под Трои.
До наших дней сохранилась на Дунае крепость Девин – городище в Словакии, где и сегодня устраиваются певческие праздники. Видимо, женский заклинательный обряд на Дунае восходит к глубокой древности. Уходя с Дуная, славяне называли потом в разных землях реки и речки Дунаями (например, под Рязанью).
Плач Ярославны построен по законам лирической поэзии и одновременно несёт форму народных заговоров-заклинаний. Она обращается к ветру, чтобы он не веял вражеские стрелы на воинов её «лады», не развеивал её веселье по ковылю. Она просит Днепр, она просит солнце, чтобы оно не простирало своих горячих лучей на воинов её лады «в поле безводном».
Господин ветер, господин Днепр, господин солнце… Это не только языческое олицетворение сил природы, но и чародейное заклинание.
«Чары на ветер» были известны на Руси столь долго, что даже в ХVI веке в переписке Ивана Грозного с князем Андреем Курбским есть упоминание этого обряда. Описывая взятие Казани, Курбский пишет, что татары хотели «очаровать русскую рать» и «навевали ветры» со стен города.
Заговор того времени – это не просто символическая формула, это огромный заряд энергии, посланный на большие расстояния, сосредоточенность великого желания, призванная привести в действие силы природы. Таковы, например, южнославянские заговоры по отгону туч и ветров – заговоры, с которых начинается плач Ярославны. Наши предки, чтобы унять ветер, иногда призывали на помощь утопленника или самоубийцу, так как, по поверьям, они могли стать «ветрогонами» или помочь в волшебстве (Славянский и балканский фольклор. Обряд. Текст. М., 1981. С. 106).
Не поэтому ли после плача Ярославны в разговоре князя Игоря с рекой Донцом возникает рассказ о смерти юноши князя Ростислава, утонувшего в устье речки Стугны, неглубокой, но ставшей буйной? Это был брат Владимира Мономаха от мачехи, и каким-то образом Ростислав утонул у него на глазах. Об этом в «Слове» не сказано, а лишь о том, как плачет на берегу мать Ростислава. Это и последний укор Ольговича Черниговского Ярославичу Киевскому, князя Игоря – Владимиру Мономаху и – автора «Слова», заставляющего читателя задуматься над столь печальным событием.
Чародейный плач Ярославны, сила вещих слов, сила любви, могущественных, по поверьям наших предков, над всеми стихиями мира были столь действенны, что немедленно были переданы ветром, солнцем и водой князю Игорю, томящемуся в плену. На этот случай отыскался и половец Овлур (бабка жены князя Игоря, супруга московского князя Юрия Долгорукого, была Половчанкой – сила предков !), который вызвался ему помочь. А так как чары Волхвования, считалось, действуют и на расстоянии, то князь Игорь превратился во время побега в оборотня, подобно князю Всеславу Полоцкому:
Игорь-князь поскакал
горностаем к тростнику
и белым гоголем на воду.
Вскочил на борзого коня
и соскочил с него серым волком.
И побежал к излучине Донца
и полетел соколом под облаками…
Каждый образ тут подлежит своей магической и символической расшифровке: символом жениха был издревле горностай, камыш (тростие) – владение чертей, волк слеплен из глины чёртом, сокол связан с потусторонней силой…
Во время бегства князя Игоря стояла тишина: «вороны не граяли, галки примолкли, сороки не стрекотали, только полозы ползали». Дятлы ему стуком указывали путь к реке, и соловьи рассвет предвещали. В погоню отправились половецкие ханы Кончак и Гза, рассуждая, как «опутать соколёнка красной девицей» – оставшегося в плену сына князя Игоря Владимира. Он вернётся на Русь с женой – половчанкой, дочерью хана Кончака, и будет устроен пышный свадебный пир на русской земле с половцами.
Кончается «Слово» неожиданно: автор приводит присловье певца Бояна –
«Тяжко голове без плеч,
беда телу без головы» – так и Русской земле без Игоря.
И это о князе, проигравшем сражение и едва спасшемся из плена!
Князь Игорь, словно стряхнул с себя «студёную росу» язычества, он не стремится больше к Тмутороканскому болвану, он христианин. Кончилось оборотничество, произошло Преображение:
Игорь едет по Боричеву
ко Святой Богородице Пирогощей.
Села рады, грады веселы.
По Ипатьевской летописи, князь Игорь шёл «пешком до города Донца одиннадцать дней, а оттуда – в свой Новгород, и все обрадовались ему. Из Новгорода отправился он к брату своему Ярославу в Чернигов, прося помочь ему в обороне Посемья. Обрадовался Игорю Ярослав и обещал помощь. Оттуда направился Игорь в Киев, к великому князю Святославу, и рад был Игорю Святослав, а также и Рюрик, сват его». «Рюрик, сват его «– отец Ярославны.
Автор «Слова» всё это пропускает, для него важны христианские святыни, к которым вновь вернулся князь Игорь. Особенно значимо тут упоминание Боричева спуска: в своё время Святой Владимир приказал стащить по нему и сбросить в Днепр идолов языческих богов перед принятием крещения киевлянами. Может быть, поэтому Ярославна, когда волхвует, и обращается к Днепру, как к месту последнего прибежища языческих богов?
Во всяком случае, Боричев спуск, этот путь к гибели русских языческих божеств в «Слове» упоминается в последний раз.
В Киеве было множество храмов и монастырей (при пожаре 1124 года сгорело около шестисот), но князь Игорь отправился к храму Богородицы Пирогощей. Многие исследователи задавались вопросом – почему? Позволю себе гипотезу.
Когда и кем был построен этот храм? В 1128 году в Полоцке умер князь Борис Всеславич, сын героя «Слова» Всеслава Полоцкого. В вечной борьбе с Полоцким княжеством, отстаивавшим свою независимость от Киева, не уступавшим своего веча, на следующий год великий князь киевский Мстислав Владимирович, сын Владимира Мономаха, выслал в Византию (Царьград) несколько полоцких князей – сыновей Всеслава с жёнами и детьми (бабка его была византийской принцессой) на кораблях.
В 1131 году князь Мстислав заложил церковь Богородицы Пирогощей, а ещё через год скончался (Радзивиловская летопись. Смоленск. Маджента. 2013. С. 277–278 . Одна из миниатюр изображает закладку этой церкви). Таким образом, этот храм напоминал о борьбе с Полоцком, детьми и внуками знаменитого Всеслава.
Между тем Ярославна была правнучкой Мстислава Великого, он был дедом её отца. Мстислав Великий, сын Владимира Мономаха и англосаксонской королевны Гиты, брат Юрия Долгорукого, вместе с ним они могли считаться наследниками своей знаменитой матери…
Отправляясь к церкви Богородицы Пирогощей, князь Игорь тем самым покидал языческое наследие Всеслава Полоцкого, его оборотничество, его бога Хорса, Тмутороканского болвана. Впрочем, мы не знаем, остался ли он двоеверцем. Ведь в наше время под Черниговом был найден знаменитый амулет – змеевик Владимира Мономаха с изображением змееногой скифской богини, а он христианский писатель.
«Слава Игорю Святославичу,
буй туру Всеволоду,
Владимиру Игоревичу!»
– провозглашает автор «Слова» в конце поэмы.
ДОНСКАЯ, АЗОВСКАЯ И ПРИЧЕРНОМОРСКАЯ РУСЬ
А всё-таки, куда и зачем ходил в свой поход князь Игорь?
Академик Олег Николаевич Трубачёв, автор знаменитого «Этимологического словаря славянских языков. Праславянский лексический фонд» в своей книге « В поисках единства» (М.,2005) писал о древней Донской Руси, которая « рано ушла в прошлое», её, возможно, в «Слове о полку Игореве» назвали «землёй незнаемой», а была она обжитой и известной, и обживали её северяне, против которых хазары возвели на Дону крепость Белая Вежа (Саркел).
Северяне двигались активно на юг, дошли до Тмуторокани, и она была тесно связана с Черниговом неслучайно. Северяне даже реку назвали Северский Донец, который был прежде Малым.
Трубачёв цитирует анонимного баварского географа IX века, который упоминает на северном берегу Дуная «королевство северян», из которого вышли все славяне и разошлись по разным землям, включая «северян на левобережье Днепра» (С. 101). Племя северян на Дунае было многочисленным.
Но тогда можно предположить, что в ХII веке северяне Черниговщины помнили, откуда они пришли. Ярославна в плаче вспоминала Дунай.
И поэтому, когда князь Игорь вернулся из плена:
А князь Игорь в Русской земле,
девицы поют на Дунае, –
вьются их голоса через море до Киева.
Трубачёв вспоминает эту «полузабытую Азово-Черноморскую Русь и Русь Донскую, залитую и стёртую почти бесследно нашествиями кочевников». И «этот донской древнерусский этнический элемент» был, по его словам,очень силён, несмотря на тюркские влияния. Он говорит о «блистательном прирастании русских земель Юго-Востоком» и потом о горьких попытках вернуть утраченное, «поискати града Тмутороканя», чем полно «Слово», добавим мы.
Ссылаясь на книгу о Рязанском княжестве дореволюционного историка Д.Иловайского, Трубачёв пишет, что с ХI века был «перерезан «торный путь» с Оки по Дону в Тавриду». А мы об этом начисто позабыли: ОКА – ДОН – ТАВРИДА (КРЫМ)! Так вот откуда в «Слове» постоянное стремление к синему Дону! Это историческое мышление князя Игоря.
Может быть, князь Игорь и хотел вернуть этот путь, и эту Русь, и поэтому автор отнёс к нему слова, что « шея поворачивает голову»? И он смотрел дальше киевских соправителей князя Святослава и Рюрика? Поэтому так все были рады его возвращению?
ИСТОРИЯ ВСЁ ЗАКОЛЬЦЕВАЛА
Внучка Всеслава Полоцкого, Евфросиния (княжье имя Предслава) стала знаменитой просветительницей Полоцкого княжества, Полоцкой земли. Она была дочерью невысланного сына Всеслава – князя Святослава. Очень рано девочкой, втайне от родителей постриглась в монахини, поселилась в соборе Святой Софии в особой келье – «голубце» и стала переписывать книги. Вскоре она основала монастырь, где был воздвигнут Спасо-Преображенский собор (1161 год) – шедевр древнерусской архитектуры, который стоит до сих пор. Она скончалась в Иерусалиме в 1173 году, куда отправилась на богомолье, и мощи её были перенесены в Киев паломниками спустя 14 лет после её смерти, когда город был захвачен турецким султаном Салах – ад – Дином. Он приказал христианам покинуть город со всем своим имуществом. Вот они и унесли Евфросинию. Нетленные мощи её пролежали в Киево-Печерской лавре до 1910 года свыше семисот лет, когда с почестями вернулись в родной Полоцк.
Сейчас тысячи верующих посещают монастырь, собор и прикладываются к мощам преподобной святой Евфросинии Полоцкой, любуясь старинными, чудом сохранившимися фресками в соборе (недавно отреставрированы).
Дочь великого князя Северо-Восточной Руси Всеволода Большое гнездо Верхуслава была выдана замуж за сына киевского князя Рюрика Ростиславича, одного из героев «Слова», Ростислава Рюриковича, родного брата Ярославны Рюриковны.
Так что текст поэмы «Слово о полку Игореве» читался в одной семье. Известно, что Верхуслава приезжала в 1205 году на похороны матери – княгини Марии во Владимир (Соловьёв С.М. Сочинения в восемнадцати книгах. Книга 11. История России с древнейших времён. Т. 3–4. М., 1982. С. 70). Она и могла привезти рукопись. Верхуслава была известна тем, что состояла в переписке с епископом Владимирским и Суздальским Симоном, одним из составителей Киево-Печерского патерика, которым так восхищался Пушкин.
Брат Верхуславы Константин за свою любовь к книгам и заботу об их переписке получил прозвище Мудрого. Он заложил собор в Спасо-Преображенском монастыре в Ярославле, где впоследствии будет найдена рукопись «Слова», посылал писцов в другие княжества переписывать книги. Князь рано умер и не дожил до поры, когда женой его сына Василька стала дочь Михаила Черниговского, внука великого князя киевского Святослава и его жены Марии Васильковны, племянницы Евфросинии Полоцкой, до замужества полоцкой княжны. Он был наследником Мономашичей (от Мономаха) киевских, Ольговичей (черниговских) и князей полоцких. Так что все распри на нём замкнулись…
Это княгиня ростовская Марья, жена ростовского князя Василька (Василия) Константиновича, который погибнет в знаменитой битве на реке Сить 17 марта 1238 года, вместе со своим дядей, сыном Всеволода Большое гнездо, великим князем владимирским Георгием Всеволодовичем, когда русское войско потерпело поражение от хана Батыя. Оба погибли, оба прославлены в лике святых Православной церковью.
Княгиня Марья правила после гибели мужа Ростовом, дружила с Александром Невским, вырастила сыновей, писала Ростовскую летопись и создала в ней два некролога – мужу и отцу (о ней мой очерк « Летописица княгиня Марья». 1983).
Михаил Черниговский был последним великим князем Киева, который был взят штурмом 6 декабря 1240 года татаро-монголами. Он был убит в ставке Батыя через несколько лет как его заклятый враг вместе со своим боярином Фёдором.
Князь Михаил пытался поднять против татаро-монгол Венгрию, но ему это не удалось. В то время татаро-монголы были язычниками, они ещё не приняли ислам. Вызванный в ставку Батыя, князь Михаил отказался выполнить языческий обряд – пройти между двумя огнями, и ему отрезали голову.
Мощи князя святого мученика сейчас покоятся в Архангельском соборе Московского Кремля.
Вторая дочь князя Михаила Черниговского стала настоятельницей монастыря, святой Евфросинией Суздальской (умерла в 1252 году, мощи её и ныне лежат в храме Суздаля).
Евфросиния Полоцкая и Евфросиния Суздальская – два столпа православной женской святости в Древней Руси. Третьим столпом стала Евфросиния Московская, супруга князя Дмитрия Донского, в миру княгиня Авдотья – Евдокия, основательница Вознесенского монастыря в Московском Кремле (скончалась в 1407 году), автор знаменитого «плача» по своему мужу. Её можно назвать и первой русской поэтессой.
После нашествия татаро-монгол Древняя Русь как единое государство перестало существовать, но связи между княжествами и землями не прерывались. А в ХIХ веке резко обозначилась одна из загадок русской истории: все былины, посвящённые Святому князю Владимиру и его богатырям из древних русских городов – Ростова Великого, Мурома, Великого Новгорода, Смоленска и др., оказались в России на севере, на берегах Ладожского и Онежского озёр. Невероятный объём этих былин поражал. Поколения сказителей и сказительниц сохранили их в памяти и донесли до наших дней спустя века: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алёша Попович, Чурило Пленкович и др. До сих пор необъяснимый феномен.
По преданию, все русские богатыри погибли в битве на Калке в приазовских степях 31мая / 12 июня 1223 года, когда татаро-монголы впервые появились на русской земле и ловко обманули русских. В этом сражении половцы принимали участие на стороне русских князей. После нашествия татаро-монгол половцы ушли на запад.
Мы не знаем, кто был автором гениального «Слова о полку Игореве», но тайны и загадки его продолжают волновать умы и сердца всех его читателей.
Светлана КАЙДАШ-ЛАКШИНА
Все тексты в статье приводятся по книге:
Слово о полку Игореве. М., 1987. «Художественная литература».Серия «Классики и современники». Тираж 1 000 000. 3-й завод – 600 001 – 1 000 000. Древнерусский текст подготовлен Д.С. Лихачёвым.
Добавить комментарий