Андрей РУДАЛЁВ. Медные трубы зимнего похода

№ 2016 / 29, 05.08.2016

Суицидально-депрессивная история. Причём, по большому счёту, вполне себе нелепая. Именно такие ощущения оставляет описываемый в книге Леонида Юзефовича «Зимняя дорога» поход генерала Пепеляева в Якутию.

При этом вся эта ситуация в книге обретает ореол многозначительности и претендует на зеркало эпохи, на попытку объяснения её. История с авантюрой человека, волею судьбы ставшего заниматься извозом в Харбине, но сублимирующего о воинских подвигах и великих свершениях. Во всём этом есть оттенок не только суицидальности, но и эгоистичности. При том, что вполне возможно Пепеляеву природой было предназначено командовать лишь батальоном. Но это мнение автор книги не берёт в расчёт, отметая его на том основании, что принадлежит оно недругу.

Zimnya dorogaОписываемый пепеляевский поход равносилен попытке застрелиться или сделать себе харакири, но себя резать не хочется, достаточно наблюдать за другими. В книге показательна история Михаила Соларева, который, чтобы не попасть в плен к красным, пытался изрезать перочинным ножом живот. Пепеляев назвал Соларева героем, а его поступок причислил к подвигу. Юзефович объясняет это «личными настроениями» и «актом отчаяния», ведь он сам «неврастеник» с «тягой к самоубийству». В чём причина этой тяги? Возможно, что он попросту прожил не свою жизнь.

Не случайно в книге фигурирует рассказ Леонида Андреева «Бездна» (только кто здесь насильники, а кто студент? Белые или красные?). В безудержном вихре происходит умножение преступлений. Разверстая бездна поглощает в свою воронку всё. Делает свои отметины, даже на том и тех, которых ранее невозможно было заподозрить в преступности. Отсюда и суицидальные фантазии. Что ж не вскрыть брюхо перочинным ножом, когда бездна поглотила?..

В своём документальном исследовании Леонид Юзефович формулирует два подхода к преодолению бездны кровопролития, осознание необходимости которого пришло вслед за Гражданской войной. По мнению автора, Пепеляев олицетворяет точку зрения, что дальнейшее пребывание красных у власти приведёт ещё к большей беде. Строд же считает, что пепеляевская авантюра продлевает Гражданскую войну, является её метастазой. Печальная судьба обоих главных героев вроде бы должна подтвердить правоту пепеляевского подхода. Тем более, что сам автор всё время делает акцент на каннибализме красных. Так Юзефович постоянно возвращается к зверскому убийству членов охотского ревкома. Они были заподозрены в людоедстве, что в какой-то мере, если не оправдывает, то объясняет жестокость их убийства.

Звери или каннибалы – что хуже?

В книге, казалось бы, предпринимается попытка примирить честных, милосердных, доблестных белых с их антиподами и в тоже время близнецами в стане красных. Но эту попытку едва ли её можно назвать успешной. Делается вывод вполне типичный для рассуждений о том времени: наступает эпоха чужая, как для Строда, так и для Пепеляева, где важный для них вопрос преодоления кровопролития не стоит.

А что если эта самая Гражданская война и была преодолена через смертные приговоры как Пепеляеву, так и Строду в 30-е? Разве не общая участь их примирила? Были преступления, были и наказания. Иначе приходится выбирать между теми же самыми зверями и каннибалами, оставаться в логике всё той же бездны. Ведь в противном случае декларируемая беспристрастность – лишь игра и поза.

Как бы ни избегал этого автор, но ему всё равно приходится выбирать. И выбор сделан в пользу Пепеляева, ведь за тем же Стродом «стояла вся мощь Красной Москвы». С одном стороны, бессребреник Пепеляев, который под занавес жизни хочет стать простым учителем истории (но за него историю рассказал Леонид Юзефович). С другой – Строд, любящий медные трубы, и который сам выпросил себе награду за победу. Юзефович делает акцент на высоких моральных принципах Пепеляева, которые помешали ему победить. Возможно, именно так и поступает потенциальный самоубийца, чтобы ещё больше не нагрешить… Меркантильные задачи постоянно подчёркиваются в действиях красных («о пушнине как причине спешки умалчивалось»).

Автор выступает адвокатом Пепеляева. Он для него безусловная жертва, при этом жертва, которая не хотела «брать на душу грех бессмысленно пролитой крови». Если же есть смысл, хотя бы эфемерный, личные мотивы, например, то и зимний поход можно организовать?..

Пепеляев не дошёл до самоубийства, хотя его зимний поход и был таковым. Строд впал в запои, Вострецов застрелился. Как пишет Юзефович, «оба они тем острее ощущали стыд и вину за происходящее, что были обласканы властью». А как с Пепеляевым, он ощущал стыд и вину? Как с его деятельностью, которая, по сути, сводится к сепаратизму? При том, что логика отечественной истории направлена на воспрепятствование этому распаду. То есть смысл не в выборе белых или красных, не в искусственном их замирении, а ведь все разговоры так или иначе к этому сводятся. Всё это не имеет никакого значения. Важна лишь позиция преодоления распада и собирания страны. В истории не надо искать объективированной вегетарианской справедливости и слёз младенцев, необходимо понять её логику. Вступив же в конце 80-х годов прошлого века в стихию распада и разложения, мы до сих пор подгребаем всё, что ей соответствует. Большевики в своё время стали государственниками и имперцами, именно поэтому и победили. К чему мог привести декаданс неврастеников с суицидальными замашками?.. По меньшей мере, к бесконечному параду суверенитетов.

Вопросов много, но все они повисают в силу небеспристрастности автора. Нужные ответы им сформулированы, осталось подогнать под них документальную базу, которая подаётся читателю в стиле крыловской «демьяновой ухи». В этой предзаданности, возможно, и заключается объяснение того почему жанрово книга определена как «документальный роман».

«Зимняя дорога», конечно же, не по разряду художественной литературы. Это добросовестное документальное исследование, но к литературе не имеющая отношения. В этом плане есть некоторые вопросы к присуждению книге премии «Нацбест». В своё время основатель премии Виктор Топоров отсёк от неё биографии, а как с документалистикой?..

Есть ощущение, что Леонид Юзефович впал в сети инерции почитания. Так уж сложилось, что как все выходящее из-под пера Евгения Водолазкина у нас принято воспринимать и пиететом, так и в случае Юзефовича. Обаяние личности не позволяет сказать не то, что плохого, но и критиковать, сразу становишься хамом и моветонщиком. Отсюда и автору приходится осторожничать, чтобы оправдать доверие. Но ему, наоборот, необходим поступок, что-то неожиданное, возможно, провокационное, то чего от него не предполагают. Скандал. Иначе не получится литературы, в лучшем случае будет добросовестная документалистика. Иначе эта инерция может превратиться в безликое ни то, ни сё.

 

Андрей РУДАЛЁВ

г. СЕВЕРОДВИНСК

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.