ТЕСТ ТВАРДОВСКОГО

№ 2016 / 32, 22.09.2016

Напишу петицию! Решение созрело мгновенно, утром, когда вспомнил вечернюю прогулку с женой по Смоленску. Неподалёку от памятника Тёркину и его творцу (при взгляде на него сразу возникает ассоциация с героями другой, испанской истории, с Дон Кихотом и Санчо Пансой, только там вместо творца – герой, но ведь Сервантес, по сути, и был Дон Кихотом) есть так называемый надворный флигель начала прошлого века, каменный двухэтажный дом, при взгляде на который и пронеслась эта мысль: «Да вот в таком флигеле и должен быть Дом поэта, а не на четвёртом этаже библиотеки». Перед этим на глаза попались сообщения в смоленских газетах о том, что губернатор Островский держит данное дочерям Твардовского слово открыть в этом году музей поэта.

Да, он встречался за чашкой чая в Смоленске с дочерьми поэта, приехавшими на очередные Твардовские чтения. И сказал им, что в Смоленском музее-заповеднике нет ни одной личной вещи поэта, нет вообще ни одной нормальной экспозиции о жизни и творчестве знаменитого земляка, а поэтому надо открыть музей Твардовского в 2016 году. Надо признать, что губернатор при этом заметил, что лучшим для этого местом считает библиотеку имени Твардовского. Но всё-таки поручил начальнику департамента культуры подыскать подходящее помещение. То есть конкретно не было сказано, что музей будет открыт в библиотеке, да ещё на четвёртом этаже. Дочери согласились передать музею личные вещи, часть архива поэта. (Этот разговор опубликован на сайте Смоленской администрации, интересна страсть работников этой самой администрации писать «Администрация», «Губернатор», но тогда почему не «Поэт»? «Дочери Поэта»?) Ну и вот – губернатор приступил к выполнению обещанного. Газеты радостно об этом оповещали граждан. Мол, на четвёртом этаже библиотеки откроется – и т. д. и т.п.

Стоп. На четвёртом этаже? Отведут комнату, две? И кто туда будет ходить? Ну, школьные экскурсии, ясно. Любопытствующие читатели библиотеки. Литературоведы, журналисты, писатели. А туристы и просто горожане? Вот обычные родители с детьми или бабушка с внуком?

Никогда ничего не имел против любой библиотеки. В былые годы состоял читателем трёх библиотек, собирая собственную. Мне по душе благоговение слепца Борхеса перед библиотекой, бывшего, кстати, сначала мелким служащим в библиотеке, а потом директором Национальной библиотеки Аргентины. Увы, обычной библиотеке сейчас трудно конкурировать с библиотеками паутины – интернета. Хотя, ведь «библиотека» и в интернете остаётся «библиотекой», и Борхес, буде он жив, написал бы захватывающую вариацию своей «Вавилонской библиотеки» – электронную.

А вот музеи всегда немного недолюбливал. Ну, эти все истуканы, муляжи, скука в углах и в глазах вечных рабов на галерах – смотрительниц.

А вот поди ж ты!..

Впрочем, один музей мне пришёлся по сердцу: хутор Загорье. Но там был долгий путь – по лесным чащобам и мокрым лугам, с ночёвками у костра и размышлениями о судьбе крестьян Твардовских, с чтением стихов Александра Трифоновича, с разговорами о нём посреди деревенских улиц. Когда вырвался из болотищ и дурных трав, по слову самого поэта, да узрел дом из тёмных брёвен в невидимом, но сильном облаке духовитых летних елей, заглянул в тёмную печаль его окон, то и полюбил Загорье. Да, в музеях экспонаты мертвы. Но – наливаются яблоки на яблонях в саду вокруг бани, где любил юноша Александр сиживать за сочинением стихов, – наливаются соком живым и бликуют светом всесильным. Там в леску через дорогу я и ночевал в палатке, воду на чай и кашу брал в колодце у Твардовских. И ходил к вечернему свету хутора, а потом к свежему утреннему. И сердце сжималось: какой Дом разорили государи, наш, Сталин, а потом чужеземец Гитлер. Добравшийся сюда из уральской ссылки с малым сынком Павлушей хозяин кузнец «пан» Трифон Гордеевич был арестован своими же, деревенскими доглядчиками-вертухаями, и ночью бежал в исподнем босой. Бежал по родной земле, как тать – или князь Игорь, помните, в «Слове о полку…»? Ведь он-то и был князем пустоши Столпово, как раньше называлась эта местность. Князь-крестьянин. Но государям надобен раб-крестьянин. Вот Сталин его и гонял по полям и перелескам, да по глухой уральской тайге – позже, с дочками и сынком и женою, и когда кузнец уходил промышлять за съестным чем-нибудь, они с плачем его дожидались под ёлкой… Ну, снова думаю: где вы, мастера кинематографа? Вот же эпос земель смоленской, уральской, а по сути – всерусский эпос – лежит у вас под ногами. Склонись, гордый человек…

Пред окнами Дома у дороги я и склонялся.

 

Баня в Загорье

 

«Дом у дороги» – изумительной силы поэма Твардовского. Дом у него и в других поэмах и стихах, рабочих записях. «Дом у дороги» сожгли немцы, крестьянин-солдат вернулся и взялся его строить. Поэт – ему в помощники. Вместе поэму возвели.

И хутор в Загорье как поэма. Весной я туда вернулся. Сад цвёл, благоухал, ах Ты, Господи… Перед баней насорено было лепестков, как листков из блокнотика. Подыми – и прочтёшь:

«До заморозков в город не пробиться

Сквозь неживой болотный полукруг,

Как редко залетающие птицы,

Доходят письма из любимых рук»…

Окна с ночи запотевали в музейном доме, крыша сарая дымилась под солнцем, пели птицы, ласточки залетали под крышу к гнезду.

Луг цвёл безудержно, яро, жёлто-солнечно, и на него опускался аист – как раз во время нашего разговора с директором музея, загорелой женщиной, приехавшей на велосипеде, Татьяной Николаевной. Сюда, по её словам, некоторые посетители всегда возвращаются. Приезжали даже из Приморья, внучка учительницы, работавшей в Славажском Николе, деревне неподалёку, где церковь была, в которой крестилась мать Твардовского. Приезжает и потомок бывшего владельца усадьбы в Васильево (в этой деревне был народный Дом, туда ходил читать свои стихи Твардовский).

Признался ей, что и в прошлый раз и сейчас мне здесь отменно спится. Как в чьих-нибудь ладонях. Что-то необычное здесь есть.

 

В доме Твардовского в Загорье

 

Образ Дома я и увёз из Загорья. И этот Дом мне и представился в Смоленске. Дом, а не комнаты в библиотеке. Живой центр с экспозициями, личными вещами поэта, с Тёркиным, его гармонью, даже часами, которые он деду с бабкой чинил, его наградами и сапогами, шинелью, его оружием. Судьба Тёркина у нас перед глазами. Смоленский Дом Твардовского – как Пушкинский в Петербурге. Это уже задушевная мысль смоленского журналиста Петра Привалова, редактора краеведческого журнала «Смоленская дорога», энузиаста-твардовца, которому благодарные дочери поэта подарили наручные часы Твардовского. Он давно ведёт «бои местного значения» – за дело вовсе не местечковое. И не ради, конечно, подарков, вообще бескорыстно, готовит к публикации тома «Твардовских Чтений», ни копейки за это не получая, ибо по сути своей – подвижник.

Твардовский – не Пушкин, но тоже поэт национального масштаба, надо ли доказывать это? Воинская поэма «Василий Тёркин» вровень со «Словом о полку Игореве», «Страна Муравия» – младшая сестра поэмы «Кому на Руси жить хорошо», «Дом у дороги» – шедевр мировой лирики. «Тёркин на том свете» – увлекательнейшая смелая вещь, русское эхо флорентийского труда, да и не эхо, конечно, а – наш голос в потусторонних мирах, с прибауткой, усмешкой, печалью и горечью. Многое можно сказать и о «По праву памяти», «За далью даль», о стихотворениях и прозе Твардовского. Тот, кого покорила однажды его муза, уже не сможет этого забыть и снова и снова будет испытывать радостное чувство, открывая книгу поэта, обновляясь в купели родной речи. Судьба Твардовского шрамом легла на нашу историю. Будущие исследователи по этой судьбе станут воссоздавать судьбы крестьян, перекорёженные директивами, судьбы солдат, судьбы интеллигенции, пытавшейся жить по правде. Жизнь в Твардовском завязана в тугой узел. Исследователи снова и снова будут обращаться к его творчеству, к истории его взаимоотношений с властью, другими литераторами. Коллективизация, репрессии, война, духовное противление, ошибки, заблуждения, – жизнь и дело Твардовского сыплют искрами и пламенеют. Точно такая же ассоциация чистого огня, какой-то лавы возникает и при обращении к имени Пушкин. Они – одной породы. И нет никаких сомнений, что сказал бы Пушкин, прочтя «Тёркина»: «Ай да Сашка, ай да…» В «Тёркине» его мгновенно воспламенил бы бодрый огнь русского стиха.

Валентина Александровна писала Привалову, что они с сестрой готовы передать такому Дому-Центру многие вещи, в том числе и любимые пластинки А.Т.

В этом Доме звучала бы и музыка.

Петицию первой поддержала моя дочь Настя, потом дочь профессора Погуляева моя бывшая учительница географии Елена Даниловна. Тут случилась заминка. Подписей не прибывало. Даже не хватало на преодоление барьера для публикации на сайте петиций в пять голосов. Нет и пяти голосов! Есть от чего впасть в уныние. Но вот в дело включился поэт Володя Макаренков. Он разослал текст петиции своим друзьям и знакомым.
И сразу страна зашевелилась. Пошли подписи отовсюду: из Братска, из Москвы, из Твери, из Питера, Калуги, Брянска, из Приморья, Калининграда. Потом и дочь обратилась к своим «френдам» в соцсетях, и московские, питерские хиппи и просто неравнодушные ребята и молодые женщины начали откликаться, отдавать свой голос за достойный музей в Смоленске и оставлять немудрёные записи вроде этих:

«Люблю Тёркина Василия, уважаю Твардовского.

Марина Шворнева,

Нижневартовск, Россия»,

«Я подписываюсь, потому что с юности чту имя великого поэта и редактора «Нового мира».

Ирина Антонова, Москва»,

«Хочу ходить в музей с внуками, когда они будут. Но 4 этаж для старушки высоковато.

Ирина Щедрова, Смоленск»,

«Я подписываюсь, потому что есть в России имена достойные и имена, ставшие святыми. ТВАРДОВСКИЙ – имя и достойное, и святое!

Алексей Шевченко, Санкт-Петербург»,

«Удивлён, что до сих пор нет достойного музея поэта на его родине.

Александр Трунин, Калуга».

Эти голоса ободряли. Но всё-таки было их мало. Тогда разослал просьбу о поддержке в смоленские газеты и в центральные издания. Первой откликнулась «Смоленская народная газета» – так название и обязывает! «Рабочий путь», в котором молодой Твардовский работал журналистом, отмолчался. То же и «Смоленская газета» и «О чём говорит Смоленск». Хотя о петициях в защиту костёла и о переносе памятника Ленину на площади смоленские газеты охотно сообщали – и голосов у тех петиций прибавлялось. А у нашей – нет. Ну, не хотят смоленские журналисты перечить Губернатору и Его Заместителю и вообще Администрации.

Чуть позже газета «Смоленские новости» всё-таки дала текст петиции.

Из центральных изданий сразу отозвалась «Литературная Россия». «Литературная газета» не обратила внимания, как и прочие: «Частный корреспондент», «Новая газета» и т.д. Быстро отреагировал редактор сайта «Фонд Нового мира» В.Губайловский и опубликовал обращение к читателям «Нового мира»… Увы, это принесло не больше пятнадцати–двадцати голосов. Очевидно, не все читатели «Нового мира» помнят о том, кто же именно вывел журнал в лидеры изданий подобного рода. А слава журнала до сих пор всенародна. Лет тринадцать назад устанавливал я памятник тестю в Гагарине, ну, после трудов сели мы на лужайке где-то позади какой-то конторы, опрокинули по рюмочке, разговорились, в ответ на вопрос, где печатают мои опусы, начал называть журналы – и только на «Новом мире» собеседники, ражие рабочие мужики, оживились: а! Твардовского журнал!.. И мы выпили за Твардовского.

 

В. Макаренков и П. Привалов

Голосов было сто. Сто один. И я оповестил об этом всех подписавшихся. Выразил надежду, что нас будет и триста, и мы накрепко будет стоять под именем Твардовского, как спартанцы назло равнодушным «персам».

Посоветовавшись с поэтом Макаренковым, взялись мы сочинять письмо на имя губернатора Островского. Макаренков снова разослал эту депешу своим адресатам. Подписи пошли: смоленский искусствовед В.Аникеев, директор Омского государственного литературного музея имени Достоевского В.Вайнерман, поэт Н.Егорова, врач, литератор З.Каган, поэт Б.Лукин, журналист из Братска В.Монахов, композитор Н.Писаренко, писатель С.Василенко, писатель В.Осипов, поэт и прозаик Н.Переяслов, реставратор А.Пономарёв, журналист П.Привалов, поэт А.Шацков и другие. Всего набралось тридцать подписей. И ни одной среди них – из сопредельного с нашим Смоленским союзом российских писателей – Смоленского союза писателей России, чьи представители так любят клясться в патриотических чувствах и в любви к родникам, к Твардовскому, да и получают премии его имени.

Правда, потом один-два запоздалых отклика пришли и оттуда, но, поезд, как говорится, ту-ту!

В.А. Твардовская через Макаренкова передала мне слова благодарности за петицию, и я, конечно, воодушевился. Ведь никого роднее и ближе здесь и сейчас у А.Т. Твардовского нет. Это живой кровный голос поэта.

 

Счастливый билет

 

Наконец и до Администрации дошли сведения о нашем предприятии, и нас пригласили на встречу. Пошли мы втроём: поэт Володя Макаренков, журналист Пётр Привалов и автор этих строк. (Ехал в трамвае и вдруг увидел, что билет-то у меня – счастливый!?..) Встретились у памятника Тёркину-Твардовскому. Выработали тактику. И двинулись. Нас ждали в библиотеке директор О.Мальцева, краевед, сотрудница библиотеки Н.Деверилина и начальник департамента культуры Е.Филимонов.

Мы поднялись на четвёртый этаж, задыхаясь от разговора и, наверное, некоторого волнения. Мальцева и Деверилина уверяли, что это не страшно, недавно девяностотрёхлетний читатель сюда восходил, а для инвалидов есть специальный подъёмник: платформа для кресла и транспортная лента… Их очень раздражали замечания насчёт отсутствия лифта. Ясно, что они всеми силами хотели получить архив и личные вещи поэта. Это повышает статус библиотеки, привлекает новых посетителей. А мы твердили о Доме Твардовского. А они – о том, как хорошо будет посетителям сюда подниматься. А мы… А они… Твардовский с фотографий смотрел – и не смеялся. А ведь впору было расхохотаться. Молодой начальник департамента упирал на отсутствие средств. Но когда же у нас на Руси было изобилие этих средств на культуру? Вот на спорт – есть, президент дарит олимпийским призёрам автомобили (а те их сразу продавать начинают). Назовите режиссёра, актёра, писателя, художника, которому президент подарил автомобиль. Или режиссёра, писателя, художника, зарабатывающего по нескольку миллионов в месяц, как футболисты проигравшей сборной. А даже если бы и выигравшей сборной. Что значимее, поэма о солдате Тёркине или пять голов во вражьи ворота? Через год уже никто не вспомнит эти голы. Многие ли вообще знают имена этих толстосумов-спортсменов? В здоровом теле здоровый дух?.. Ну, все мы видели этих качков и каратистов из банд девяностых, ага, здоровый дух, стерильный, ибо вообще отсутствующий. Но вот на сборную спортсмен-президент деньги отвалит, а на музей Тёркину и его создателю – нет. Таковы предпочтения народа? Какие предпочтения вы ему навязываете, такими они и получаются.

 

Н. Деверилина, О. Мальцева, Е. Филимонов

 

В своё время строили Смоленскую крепость – сооружение не только крепкое и оборонительное, но и красивое, что и позволило Годунову, обозревшему крепость, молвить об ожерелье всея Руси. Так вот в те годы строительства как раз случился страшный голод из-за холодного дождливого лета. Но строительство не останавливалось, и деньги на него находились. А что же вы думаете, «Тёркин» или «Дом у дороги» и «Я убит подо Ржевом» не крепость? Глупцы! Это и есть самая нерушимая наша крепость. И случись что, сейчас о ней вспомните, как Сталин вдруг вспомнил укрепляющую силу христианства в войну. Так и делайте это заранее.

«Как баран упёрся!..» – не выдержав, в сердцах молвила директор в ответ на мою очередную реплику насчёт четвёртого этажа.

Тут уже А.Т. точно бы расхохотался.

На том и расстались. Вот тебе и счастливый билет…

Привалов сказал, что одно время надеялись получить под музей здание с колоннами у Никольских ворот, там было медицинское учреждение. И этот дом старинного типа внезапно передали под синагогу. У меня сердце защемило: это же и был Дом у дороги. Дело в том, что Никольские ворота имеют ещё одно название: Еленевские – от дороги на Ельню, начинавшуюся как раз здесь и проходившую мимо Загорья. «Мать земля моя родная, / Дымный дедовский большак!» – помните из «Тёркина»? Это о ней, Еленевской дороге или Ельнинском большаке, самой древней дороге Смоленской земли, уходившей в Ростово-Суздальское княжество. Дом с колоннами у крепостной стены, – отсюда исследователи поэм и стихотворений и могли бы уезжать в Загорье и в Белый Холм, в Ляхово, где учился в школе Твардовский. Это и есть – живая связь… Но власти решили эту только наметившуюся связь обрезать – ножницами, как ленточку красную на открытии синагоги. Зачем? Можно было бы открыть синагогу там, где она и была сто лет назад, в нынешнем здании профессионально-технического колледжа, попытавшись вернуть зданию прежний облик, – а это было здание в мавританском стиле, что стало бы настоящим торжеством справедливости и украшением города. А у Никольских – Еленевских ворот синагога выглядит неуместно и странно, вычурно. Эх…

Подумав-подумав, состряпали мы ещё одно письмо – советнику президента по культуре и маститому музейщику праправнуку Льва Толстого – В. Толстому с просьбой протянуть руку помощи граду Смоленску. Не протянул и даже не ответил.

Зато наконец ответила Администрация. Ответ подписала заместитель Губернатора О.Окунева. В письме сообщалось о преимуществах открытия музея в библиотеке. Одно преимущество и вправду мы обнаружили: работает библиотека допоздна, до восьми вечера, тогда как музеи – до 17.30. Но Дом Твардовского был бы необычным музеем. И ни слова об отсутствии лифта. (Нам, кстати, этот пресловутый подъёмник показали в библиотеке, проведя в кафельный коридорчик с туалетом, отчего у нас сразу возникла ассоциация с подъёмом в какие-то уже запредельные сферы, наверное, те, о которых идёт речь в «Тёркине на том свете».) Говорилось в письме и о том, что были учтены пожелания дочерей поэта. Ну, да, ну, да. Хорошая фраза – да только для тех, кто не знает о письме дочерей Твардовского именно О.Окуневой, написанное в июле этого года, то есть сразу, как была озвучена информация об открытии музея в библиотеке. Заканчивалось то письмо дочерей Твардовского так: «А пока вынуждены отказаться от предложения, представляющегося нам бесперспективным». То есть от открытия музея в библиотеке отказаться вынуждены. Ну, так как же, Ольга Окунева?

А вот так.

«Но в конце концов ответ

Был членораздельный:

– Коек нет. Постели нет.

Есть приклад постельный.

 

– Что приклад? На кой он ляд?

Как же в этом разе?

– Вам же ясно говорят:

Коек нет на базе.

 

Вам же русским языком…

Простыни в просушке.

Может выдать целиком

Стружки

Для подушки.

 

Соответственны слова

Древней волоките:

Мол, не сразу и Москва,

Что же вы хотите?

 

Распишитесь тут и там,

Пропуск ваш отмечен.

Остальное – по частям.

– Тьфу ты! – плюнуть нечем.

 

Смех и грех: навек почить,

Так и то на деле

Было б легче получить

Площадь в жилотделе».

Не легче, дорогой Василий Тёркин. Только «приклад постельный» тебе и твоему творцу и выдают по сути в «жилотделе» Смоленска, который ты защищал, освобождал и славил по всем городам и весям. Ну, не переживай, брат солдат. В Смоленске всякое происходит. Вон крепость – ожерелье – не ожерелье, а жернова на шее. Нет денег, а те, что дают на ремонт – куда-то мигом исчезают, да ещё и сами горожане стараются: воруют доски с крыш, подпаливают перекрытия башен и вниз гадят да швыряют всякий хлам, бутылки и свои дырявые кроссовки… А какой гонор-угар патриотизма и ненависти к тем, у кого не так всё, а по-людски.

…Но Дом, Дом Твардовского – он же есть, есть в Загорье, в Починке, во Ржеве, на Карельском перешейке, в Братске, да и в Смоленске? Есть, Дом Твардовского стоит на крепких всё же основаниях. И в этом Доме пекут хлебы, читают стихи и поют песни – старые, солдатские, всякие. А многие стихи самого Твардовского – как песни:

«Здравствуй, пёстрая осинка,

Поздней осени краса.

Здравствуй, Ельня, здравствуй, Глинка,

Здравствуй, речка Лучеса!»

Был бы жив Глинка – вот бы сверкучая гимническая песнь получилась бы.

И в Доме этом, друзья, всё по-настоящему: администрация – администрация, губернатор и замы и прочие начальники, а дочери – Дочери, и поэты – Поэты. И Двести Двадцать Девятый Голос под петицией, – он появился только что, уже после того, как всем сообщили об отказе администрации прислушаться к мнению подписавшихся и подписи уже несколько дней не приходили. Вот этот 229 Голос дорогого стоит. Как и все остальные – за Твардовского!

Олег ЕРМАКОВ

Фото автора

г. СМОЛЕНСК