Слёзы завсегдатая БОРДЕЛЕЙ

№ 2016 / 34, 06.10.2016

Александр Блок писал: «почвы для исследования Лермонтова нет – биография нищенская. Остаётся «провидеть» Лермонтова. Но ещё лик его тёмен, отдалёнен и жуток…». Попробуем «попровидывать»?

«Гениальность… имеет вполне конкретное значение, связанное с однокоренным словом «генетика»: 
усиленная по сравнению с нормой витальность благодаря редкой комбинации генетического материала проявляется во всём – в глубине переживаний, силе воображения, харизматически

и даже физиологически, в ускорении процессов взросления и старения»

Лев Лосев

…В двухлетнем возрасте он теряет мать, получив пусть ещё неосознанную, но сильнейшую психическую травму. Когда мальчик подрос и потянулся к отцу, эгоистически любящая его бабушка отдаляет отца, лишая внука мужского влияния, зато бесконечно балует, потакая любым прихотям барчука. Мучаясь осознанным сиротством, он теряет сон! «Блажен, кто может спать! Я был рождён с бессонницей…» – признался Лермонтов в 1836 году в поэме «Сашка». И это, увы, не штрих к образу героя поэмы, а медицинский факт авторской биографии: ещё в 1832 году в письме к С.А. Бахметевой 18-летний поэт горько сетовал: «Я почти совсем лишился сна…» Продолжим «провидывать»?

Неутолённая жажда материнской ласки и нежности порождает в психике гениального ребёнка феноменально обострённую эротическую чувственность! 
В 10-летнем возрасте, встретив на Кавказе симпатичную девочку, голубоглазую блондиночку, отрок Лермонтов переживает внезапный эротический экстаз (оргазм?!), по яркости оказавшийся непревзойдённым за всю оставшуюся жизнь…

Об этом основополагающем факте его духовной биографии он потом написал так: «Я тогда ни об чём ещё не имел понятия, тем не менее это была страсть, сильная… это была истинная любовь… О! сия минута первого беспокойства страстей… И так рано!.. в десять лет! О, эта загадка, этот потерянный рай до могилы будут терзать мой ум!.. иногда мне странно, и я готов смеяться над этой страстию! Но чаще – плакать».

Видимо, тот первый «оргазм» и впрямь стал неким «камертоном» чувственного сексуального переживания Лермонтова: «С тех пор я ещё не любил так». Потому-то и за год до смерти, 1 января 1840 года, образ всё той же белокурой девочки с голубыми глазами тревожил Михаила Юрьевича среди великосветского бала-маскарада: «И странная тоска теснит уж грудь мою:/ я думаю об ней, я плачу и люблю,/ люблю мечты моей созданье/ с глазами, полными лазурного огня,/ с улыбкой розовой, как молодого дня/ за рощей первое сиянье».

Поразительно: если дневниковая запись принадлежит восторженному 16-летнему отроку, то скорбное признание в процитированном стихотворении сделано уже взрослым по возрасту мужчиной, посетившим не один бордель…

У Лермонтова всё необычно, нестандартно. Например, способность к воображению неотделима от любого настоящего поэта, но в данном случае мы опять-таки встречаем нечто сверхъестественное: полный сил и энергии 16-летний юноша уже зримо видит себя… умершим(!), более того, лежащим под землёй с конкретными деталями гниения («И я сошёл в темницу, узкий гроб, где гнил мой труп… здесь кость была уже видна – здесь мясо кусками синее висело – жилы там я примечал с засохшею в них кровью… червяк то выползал из впадин глаз, то вновь скрывался в безобразный череп…»)!

Недаром даже для А.Блока образ Лермонтова был «тёмен и жуток».

Продолжим «провидывать»? Сверхранняя эротичность породила в отроке Михаиле и угрюмство, и резкие перепады настроения, и тягу к уединению, и отчуждённость от сотоварищей по пансиону и университету. Может быть, потому из интеллектуальной обстановки вуза сорвался Михаил в юнкерское училище, чтобы в атмосфере сугубого мужланства вояк одолеть какие-то страхи? А чтобы не быть там белой вороной, а своим парнем, он и кропает пресловутые «юнкерские поэмы»…

Нет, я не ханжа: примерно в таком же словесном наборе говорили о таинстве секса и мои сверстники из военного поколения 40-х годов прошлого века. Но и мне, уличному пацану тех лет, неприемлемо было бы чувственное влечение к женщине, этот сакральный движитель существования человеческого рода, со столь деревенской, площадной грубостью обозвать «ядрёной чесоткой» (в опусе «Уланша»), а сперму, этот чудесный элексир, созданный то ли природой, то ли Богом для продолжения жизни на планете нашей, объявить… «ядовитой»! Это какое же больное, извращённое отношение к сексу должно было сформироваться в уме аристократического отпрыска Михаила, ещё пару лет назад создавшего поэтический шедевр «Ангел»?!

Конечно, в тех «юнкерских поэмах» Лермонтова больше фантазии сексуально озабоченного юнца, чем реального мужского опыта. Этакое авторское баловство из серии «не для печати». Но вот уже зрелое печатное произведение, давно ставшее хрестоматийным, первый замысел которого возник у Михаила в 15 лет в 1829 году, а завершение произошло аж через 9 лет, в 1838-м. Какую же фабулу можно увидеть в «Демоне», если подойти к поэме без хрестоматийной зашоренности? И случайно ли оказалась она столь уязвимой для многочисленных пародий?

А ведь если отвеять ярко-красочный мистический антураж «Демона», придётся согласиться с трактовкой одного из пародистов, который мотивировку поэмы выражает так: «Вот тема: девочку любую,/ невинную ещё, младую,/ коварным словом искушенья/ привесть в такое возбужденье,/ чтобы сама она легла/ и грешнику, хоть было б больно,/ в порыве страсти добровольно/ свою невинность отдала».

Что спорить, тема для насмешек и впрямь благодатная. Так неужели проблема овладения девственницей мучила Лермонтова практически всю жизнь?!

Похоже, что так… В апреле 1840 года Виссарион Белинский, посетив Лермонтова на гауптвахте, в частном письме не для печати (Боткину) сообщает: 
«Женщин – ругает: одних за то, что дают, других – за то, что не дают. Пока (а это уже предсмертный год Лермонтова. – С.Г.) для него женщины и давать – одно и то же. Имеет себе по три, по четыре аристократки, и не наивно, а пресерьёзно говорит Краевскому, что он уже и в бордель не ходит, потому что – незачем».

Не потому «незачем», что в этих заведениях по определению не отыщешь девственницу. Объяснение здесь одно. Лермонтов мог ощутить себя кем угодно: белым парусом, монахом, дерущимся с диким барсом, дубовым листком, гниющим трупом, ангелом, демоном, пророком среди толпы, мог даже представить себя идущим по кремнистому пути чужой планеты и видящим из космоса нашу Землю в голубой дымке (как Гагарин через 120 лет), но – не мог… ощутить себя нормальным вожделеющим мужиком!

…Написав эти строки, я уже слышу в свой адрес хор возмущённых лермонтоведов: «Да что за наглость! Это же кощунство! Он что, со свечкой над Лермонтовым стоял?!»

Нет, уважаемые оппоненты, я всего лишь продолжаю «провидывать»… Великий поэт, давайте не забывать, «всего лишь» землянин, и ничто человеческое, как ни банально это звучит, ему не чуждо. Без материалистического, если хотите, медицински бесстыдного подхода к Лермонтову мы никогда не поймём его «загадочность». Увеличивающая призма двух веков тому порукой.

Итак, судя по всему, естественный половой инстинкт у Лермонтова был атрофирован. А без непринуждённого сексуального влечения – какая может быть женитьба? Отсюда и общеизвестный, нескрываемый самим Михаилом Юрьевичем, страх перед ней. Значит, именно эту лермонтовскую физиологическую патологию женской интуицией угадала, почувствовала и не смогла принять даже взаимно любящая его, нормальная земная женщина – Варвара Лопухина…

Многоразовые, с надеждой на излечение, посещения борделей (как и балов) – Лермонтову не помогли. Фригидность не исчезла.

Похоже, в этом исток желчной саркастичности колючего, не чуждого некоторого садизма, лермонтовского характера. Потому и стихи его о женщинах полны головных рассуждений и образных фантазий, а не живых чувств. В них обильны упрёки – обиды и почти нет света – восторга, как у Пушкина. И столь часто употребляемое мощное слово «страсть» лишь громко декларируется, оно у Лермонтова, увы, без вкуса и запаха.

А «виновником» лермонтовской фригидности, видимо, был отроческий безоргазменный секс с горничными, о котором поведал биограф Лермонтова П.К. Шугаев. Вот какую медвежью услугу оказала поэту фанатично любящая его дура – бабушка Арсеньева, которая, опасаясь за здоровье внука, из лучших побуждений «стала держать в доме горничных, особенно молоденьких и красивых, чтобы Мишеньке не было скучно. Иногда некоторые из них были в интересном положении…»

И когда Михаил Лермонтов, приласкав чужого, не своего ребёнка пожизненно любимой Вареньки Лопухиной, уже Бахметьевой, заплакал и вышел в другую комнату, наступил катарсис трагической судьбы поэта. Горчайшими слезами зависти и отчаяния оплакал он весь свой, «игрою счастия обиженный род», о котором помянул ещё в стихотворении «Смерть поэта».

Слёзы Лермонтова смыли с его души самовнушённый байроновский пессимизм с кучей болезненных эгоистических комплексов – и явилась моцартовски – светлая, прощающая все несовершенства человечества, глубочайше выстраданная грусть. Именно этой неповторимой печалью и завораживают нас, читателей, последние, вершинные стихотворения поэта, такие, как «Завещание», «Валерик», «Тучи», «На севере диком…» Врачующая тональность этой фирменной лермонтовской грусти ну позарез необходима сейчас одичавшему человечеству для выживания, то есть именно нам, людям ХХI-го апокалипсического века…

А воистину шекспировский финал сексуальной трагедии Лермонтова произошёл, по жесточайшей иронии судьбы, в доме именно той самой (?!) бывшей девочки, первой его детской любви, Эмилии Верзилиной, ставшей супругой его троюродного брата Акима Шан-Гирея, в 1841 году. Самовнушённый образ его идеальной женщины рухнул от столкновения с реальностью.

Заложник беспощадного воображения с яркой литературной одарённостью, затравленный бессонницей, фригидностью и фаталистическим ожиданием смерти, мог ли он долго выдерживать в себе этот воистину адский клубок страданий, столь многогранную аномалию гениальности? Вот его и хватило всего на 26 лет.

Давно предчувствуя безвременную гибель и вполне готовый к ней, Лермонтов сам – скорее сознательно – спровоцировал стычку в том доме с Мартыновым, результатом чего и стала его последняя, роковая дуэль.

 

Постскриптум. 

Интересно: что сказал бы Александр Блок на такой вариант «провидывания» Лермонтова?

 

Станислав ГОРОХОВ