СКАНДАЛЫ В РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК НЕ СТИХАЮТ. Литературоведение как наука вымирает

№ 2016 / 43, 09.12.2016

Вся страна продолжает обсуждать скандальные итоги последних выборов в Российскую академию наук. Сначала все удивлялись тому, как в академию пролезли высокопоставленные чиновники из управделами Президента России и российского правительства. Потом журналист Борис Соболев показал по телеканалу «Россия» сюжет о том, что произошло в отделении медицины РАН (как оказалось, большую часть появившихся вакансий в академии по этому отделению заняли жёны, сынки и дочки действующих академиков, чьи научные достижения весьма сомнительны). Мы же сегодня поговорим об историко-филологическом отделении РАН, точнее, о литературоведении.

В советское время, как известно, в Академии наук, помимо всего прочего, существовало два самостоятельных отделения: отдельно языка и литературы и отдельно истории. Отчасти такое разделение способствовало развитию нескольких десятков важных специальностей. В состав академии регулярно избирались ведущие специалисты по русской литературе, знатоки литератур Запада, профессионалы по литературам Востока, теоретики литературы и т.д. А кто стал попадать в Российскую академию наук после слияния отделения языка и литературы и отделения истории в одну структуру? Как правило, лишь одни специалисты по вымирающим языкам. Так несколько лет назад членом-корреспондентом РАН стал знаток алеутского языка Евгений Головко. А в этом членкором избран знаток уже всех эскимосских наречий Николай Вахтин. Литературоведы же вновь остались с носом. Особенно пострадали специалисты, занимающиеся отечественной классикой и современной русской литературой.

Теперь посмотрим, кто в нынешнем году из литературоведов баллотировался в академики и членкоры.
В списках соискателей на академические места Всеволод Багно, Наталья Корниенко, Николай Скатов и некоторые другие учёные. Членкорами хотели стать Вадим Полонский, Лидия Сазонова, Александр Ужанков, Игорь Волгин, Евгений Водолазкин, Анастасия Гачева и ряд других исследователей. Почему же они пролетели?

Сначала попробуем понять, каких научных успехов все эти соискатели добились, скажем, за последние десятилетия? Так, Корниенко, не оставляя своих давних занятий Платоновым, выпустила монографию о литературной критике 1920-х годов «Нэповская оттепель». Монография эта очень серьёзная. Тут спора нет. Но та ли это работа, за которую надо избирать в академики? По-моему, это тот случай, когда надо радоваться тому, что человек в своё время стал членкором. На звание академика ему претендовать пока ещё рано.

Скатов? Но он уже лет двадцать топчется на одном месте, в основном переиздавая свои старенькие статьи. Ему-то за что давать академика? За публицистику застойной поры? Или за старость? Хорошо, что его в своё время утвердили членкором. Он, по правде говоря, и на членкора не тянул.

А что нового сказал за последние десятилетия Багно? Ничегошеньки. Он, как говорят, неплохой функционер. Но при чём тут наука?

Среди соискателей звания членкора ситуация несколько иная. Будь моя воля, я давно бы сделал членкорами и Водолазкина, и Волгина. Но боюсь, что на последних выборах в академию и тому, и другому помешала их медийность. Надо знать нашу действующую академию, которая очень не любит людей, часто мелькающих в прессе или на телеэкране. Функционерам от науки плевать, что Водолазкин очень много сделал для изучения древнерусской литературы, а Волгин внёс огромнейший вклад в познание мира Достоевского. По мнению амбициозных, но малограмотных чиновников, настоящие учёные должны тихо сидеть в кабинете и не совать носа дальше института, а тем более лезть на федеральные телеканалы.

Есть ещё один для академического начальства недостаток у Волгина и Водолазкина. Они умеют писать о сложных явлениях просто и доходчиво, игнорируя наукообразность. А это очень злит чиновников, привыкших десятилетиями изъясняться на казённом языке. Появилась целая когорта людей, бьющаяся за то, чтобы во всех научных трудах соблюдался искусственный стиль научной литературы. Не случайно всех, кто выбивается из этого стиля, в академических учреждениях гнобят.

Конечно, давно достойна звания членкора Анастасия Гачева. Но её не пускают в академию, похоже, из-за возраста. Якобы она слишком юна. А разве это недостаток?

Ещё один интересный момент. В последнее время значимость вклада учёных в науку отчасти определяется индексом цитируемости, известным как индекс Хирша. Обычно соискатели на академические звания имеют индекс от 15 и выше. А что мы наблюдали в этом году? У Лидии Сазоновой, издавшей в «нулевые» годы две монографии: «Память культуры» и «Литературная культура России: раннее Новое время», этот индекс равнялся всего шестёрочке. И на что она рассчитывала, выдвигаясь в академию? Троечку имела Корниенко, двоечка была у Скатова. Вот так претенденты на академические звания!

Другой момент. Раньше любой человек как только становился директором какого-нибудь академического института, чуть ли не моментально получал в довесок как минимум звание членкора. Вспомним Феликса Кузнецова. Не успел он в 1987 году занять кресло директора Института мировой литературы, как на ближайших выборах в Академию его сразу избрали членкором. Аналогичная ситуация была и с тогдашним директором Пушкинского Дома Николаем Скатовым.

Теперь, похоже, времена изменились. В этот раз не дали звание академика директору Института русской литературы Багно, который считается вроде крупным испанистом (он в 2014 году выпустил очень скучную монографию «Мир – образ – мотив: Русская литература в контексте мировой»). Не стал членкором и новый руководитель Института мировой литературы Полонский, позиционирующий себя как знаток Серебряного века (у него в 2011 году выходила монография «Между традицией и модернизмом. Русская литература рубежа XIX–ХХ веков: история, поэтика, контекст»). С одной стороны, это нормально. Как в таких случаях говорят, победила демократия. А с другой – возник новый вопрос: такие ли уж замечательные учёные руководят у нас академическими институтами, если их прокатили на выборах в Академию?

Пока очевидно одно: всё идёт к тому, что скоро в составе Российской академии наук литературоведов не будет вовсе. Литературоведение, похоже, как наука вымирает.

 

Вячеслав ОГРЫЗКО