Алексей ЗВЕРЕВ. ПОСЛЕДНИЕ (рассказ)

№ 1986 / 44, 31.10.1986

Алексей Зверев окончил Иркутский педагогический институт и более тридцати лет учительствовал в школе, участник Великой Отечественной войны. Разнообразны темы его творчества – первые книги Зверева посвящены дореволюционной и послереволюционной сибирской деревне, отмечены читателями и критикой военные повести. В последнее время писатель поднимает острые вопросы сбережения родной природы.

 

После зимней страшной истории рос Куцка слабой рыбой. Из большого табуна их тогда осталось с десяток, и укрылись они на дне глубокого заливка. Если сидели бы в нем дальше, ничего бы с ними не случилось. Но кто-то из них, измученный голодом, погнался за бормашом, другие бросились вслед и попали в окружение острых ледяных кристалликов. Они им резали и кровянили жабры, и скоро несколько таймешат, вздрагивая, вознеслись вверх и опрокинулись. Остальные испугались и бросились вглубь, и тут случилась беда, после которой остались единственный брат Красавец да он, Куцка. Огромная льдина и рыхлая кашица затмили весь простор до грани, за которой пустота, и смерть. Таймешата бросились на малый простор и поняли, что пришла гибель: две синие стены сходились и сходились. Куцка сунул голову в ледяную кашицу и почувствовал ужасную боль. Ещё хватило сил вырваться из синего плена, но убежать не смог: хвост беспомощно волочился за ним, влекло опрокинуться, и он едва держался.

Куцка сидел в ледяном склепе много дней, пека не промыло щель. Едва он выволок больное в тощее тело, его встретил единственный брат – Красавец. Они нашли ямку на всю тёмную зимнюю пору и в соседстве ельцов и карасей дождались весны. Куцка рос хилой, но разумной рыбой, потому что долго болел и много думал, останется ли в живых. Зима казалась долгой и трудной. Дно всё пустело. Последние травинки поедались вместе с корешками. Рачки попрятались так далеко, что под камешками, которые братья едва сдвигали, их не оказывалось.

В одно утро стало необычно светло. Как облака, поверху плыли громадные льдины. Красавец насмелился подняться за опасную грань и потом извинительно бегал вокруг Куцки, которого почитал за старшего. Вольному тоже хотелось поиграть, но он боялся, потому лишь поднялся к грани и поглядел сквозь плёнку на неведомый и опасный мир. Куцка увидел горы и яркое солнце, у него закружилась голова, и он опустился на дно. И тут увидел, как с камня свалился червяк. Долгие месяцы, он не пробовал червяка, но фиолетово-розовый блеск его напомнил о прошлом. Это был первый лакомый кусочек за всю зиму, и червяк растаял во рту. Брат был смелее, стремительней кидался за поживкой, и камень, за которым стоял, выбрал ближе к берегу, хотя умный Куцка предупредил его, что берег опасен и рисковать не следует.

Камень, за которым стоял Куцка, был хорош тем, что давал надёжную тень, в которую он прятался утром и в обед, и лишь вечером оказывался открытым всяким случайностям. В этот час он плотно прижимался сизым боком к сизому камню и боялся взмыть за личинкой или червяком. Красавец затемно подплывал к Куцке, становился рядом и счастливо помахивал хвостом, косясь агатовым глазом. За день он много видел и пережил, боялся и радовался, и верхний плавник у него трепетал и вздрагивал.

Раз на заре их встревожила большая рыба. Это был ленок. Сильным хвостам он колыхнул воду и разбудил таймешат. Брат метнулся вниз по воде, а Куцка ещё плотнее прижался к камню. Ленок мощнее ворохнул хвостом и отмыл малыша. Хорошо, что рядом лежала коряга. Куцка стриганул под неё и спасся. Он едва отдышался, распяливая жабры и тревожно встряхивая грудными плавниками. Но скоро успокоился и удивился: боли он не испытывал. Он изогнулся как мог и разглядел на своём хвосте, позади жирового плавника, синий рубец, но всё остальное было полно и кругло, как у брата. В этот день Куцка много ел, резвился счастливый выздоровлением, гонял надоедливых и любопытных ельцов, толкал носом брата и сманил его бежать наперегонки, на первых порах держался впереди, но скоро убедился, что против сильного и длинного Красавца он устоять не может. Но он был умнее, приучил брата считать себя старшим, капризно наказывал его за оплошки, хоть и смирился с кличкой Куцка.

Новое лето дарило много пищи, и таймешата вытянулись и покруглели. Старый дом, камень, стал им не нужен. Они не боялись, что снесёт их сильный поток или проглотит большая рыба. Однажды старый окунь метнул на них злой взгляд, ворохнул хвостом и отвернулся. Правда, был ещё один случай, который остался в памяти. В довольно большой выбоине они остались на ночлег и уже заснули, как вдруг по спинам ударило чем-то тяжёлым. Они выскочили из ямы и тут поняли: над ними проползла стена мелких клеток и унесла много рыб. Они ещё не знали того суковатого существа, от которого зависит и стена, и многое другое.

Суетливый Красавец обежал весь околоток и вернулся с новостью, отчего они оба трижды взыграли над поверхностью, полосами разрезали её и опустились на дно. Стена унесла ненавистного ленка. Но радость длилась недолго. В этот день братья разгадали новую опасность. Они были сыты и подошли к берегу, чтобы подышать сладкой водой притока. Ельцы хватали со дна лакомые крошки. То и дело из стада вырывалась какая-нибудь оплошавшая рыбёшка, крутясь и извиваясь, вздымалась вверх, стремясь оторваться от розового червячка. Осмелев, братья ещё ближе придвинулись к берегу и тут увидели чёрную тень, махавшую длинным суком и бившую по воде трубным звуком. Братья в ужасе попятились. С тех пор они испытывали опасение к суковатым, лениво шевелящимся существам на берегу, которые страшнее ленка, окуня и щуки.

Скоро им стал знаком обширный край реки от берега до берега. С игривой резвостью они пересекали стрежень и попадали в воду тёплую, тихую и мутноватую. Там у рачков вкус иной, бычки ленивее, и растёт трава мягкая, ворсистая и сладкая. Братья поедали и её, и вкусные орешковые корешки. Но жить долго там не могли. Томила тёплая вода, жабры забивались колючим илом. В нос ударял терпкий запах, а по грани воды скользили сизые облачка.

Свежая вода сняла головокружение, и они направились к родному берегу. Здесь то и дело встречается лучшее лакомство. Не так легко подрыться под плитняк, но ради бычковой икры и нос можно содрать. Усердный брат сдвинул камень, но опрокинуть не смог. Минуту они кружились, и Куцка принялся выгребать песок, подрываясь под плиту и размётывая серую муть. Добыл наконец розовую лепёху и бросился наутёк. Брат догнал его и попытался отнять ароматную добычу, Куцка крепко хватил брата за бок, но и лакомство опустил. С минуту они толкались мордами и не заметили, как подошёл матёрый окунь. По тому, как зловеще сверкали его глаза, можно было догадаться, что он смеялся над ними и вызывал на драку. Ещё в том году небольшой окунёк царапнул Куцку, смял чешую и продрал кожу. С тех пор знал он, какое пламя горит на спине окуня.

«Не связывайся», – приказал брату Куцка, и они отступили, провожаемые насмешливым взглядом сильного.

Страшного суковатого существа братья боялись суеверно. Но ещё сильнее боялись длинной широкой посудины – пузатого дива, не похожего ни на одну из рыб. Диво тихо передвигалось, размахивая длинными плавниками, поэтому к нему можно привыкнуть и в жаркий день даже отдохнуть в его тени. То и дело это тихое диво опускает в воду длинный ус. Старые рыбы смотрят на диво с опаской, но молодость беспечна. Братья были смелые, ловкие и сытые, и им хотелось резвиться. Они с удовольствием наблюдали, как то и дело на дно опускалась яркая оранжевая куколка, очень похожая на бокоплава. Ножки куколки мёртво торчали в стороны. Она волочилась среди трав и камней, раздражая глаз необыкновенной нарядностью. Красавец не вытерпел и тронул куколку кончиком хвоста, и та ожила, стремительно уносясь вверх. От удивления Красавец всплескнулся. Куколка не переставала падать на дно и уплывать. Красавец шёл за ней, шаля и волнуя воду.

«Перестань баловаться», – сказал ему Куцка.

Красавец замирал, и куколка переползала ему через спину, катилась дальше и казалась совершенно безвредной. Красавец шевелил куколку грудными плавниками, кружился, как вихрь, и даром это не прошло. Куколка рванулась, как испугалась чего, и обожгла ему лоб, так что Красавец ударился было бежать.

«Доигрался», – сердито сказал ему Куцка.

Наступала зима с тёмными и длинными ночами. Братья отыскали в реке глубокую яму, тихую и просторную. С их приходом вся рыбья мелкота поисчезла, но они не нуждались в пище. Они были налиты силой и сытостью на многие дни. Их плотные овальные тела, казалось, были обтянуты зелёным и белым шёлком и осыпаны тёмными цветами. Как банты, на груди красовались синие плавники. Алые пятна по бокам убегали к хвосту и там вспыхивали кострами. Их было не отличить, разве только Куцка был малость покороче Красавца, посуровей и посолиднее станом. Скоро река покрылась льдом, и стало вовсе сумрачно и покойно, и таймени забылись в дрёме.

Когда проснулись по весне, с ними в яме стояла щука. Она зевала, просыпаясь, потягивалась и, когда вошла в память, щёлкнула несколько раз зубами, увидев перед собой молодых и сильных соперников.

За несколько дней братья наполнили свои желудки пищей, и их поманила к себе сладкая вода. Сладкой она была потому, что несла в себе всё, что накопилось за зиму на берегах: кусочки мяса, корочки хлеба и разное зерно, вымытых личинок и червячков. В мутной и ароматной воде нетрудно разбрестись, и братья напоминали о себе мягкими толчками воды.

Они шли вперёд, манимые густотой запахов и в надежде, что там, в неведомых краях, будет привольно. Им встречались затопленные луга и ивы, стоящие по колено в воде, затонувшие прясла и грязные скользкие берега. С ними шли табуны разной рыбы, шли доверчиво, и таймени не трогали их, словно они и племена эти были озабочены единой заботой, опечалены одной печалью. Даже налимам, этим ленивцам, надо было искать свою истину. У деревянной плотины толклась уйма разной рыбы. Никто не насмелился одолеть крутую гору воды. Братья встали в затишке, отступили шаг назад и один за другим бросились вверх, пробивая упругую толщу. Казалось, ослабь они натиск на мгновение, и вода бросит их назад на улюлюканье и насмешки рыбьей мелкоты. Но там, на горе, они едва отдышались, встряхнулись и весело поплыли в разные стороны, словно не было позади доброй братской жизни.

Они теряли друг друга на целые сутки, а сходясь, оставались вместе недолго, для того лишь, чтобы вздремнуть на заре. Пошумев, покружившись на перекатах, отпраздновав свой праздник, плотички и ельцы, харюзки и окуни разбрелись кто куда и стали бойкими и осторожными. Красавец заметался, стал зол и раза два укусил брата. Куцка царапнул того по щеке и пугнул с глаз долой. И началась для него покойная жизнь с длинными снами, с долгими стоянками на дне, с сознанием превосходства над всеми другими рыбами. Когда в омут зашёл ленок, Куцка порвал ему хвост на ленты. Старый горбатый окунь, завидев Куцку, взъерошился весь, попятился и покачал головой, словно сказал: «Ай-ай, как вырос». И тихо скрылся в зарослях. «Хозяин я тут и есть», – подумал Куцка. Он вспомнил соседний омут и ощерил пасть: там жил ненавистный ему брат. Пусть живёт, пусть хозяйничает, пока не мешает.

За лето Куцка потяжелел, подался в длину и стал чаще любоваться своим огненно-красным хвостом. Ему хотелось поиграть, погоняться,» вспоминался брат, но думалось, что теперь нужен был не он. Тоска и ярость гнали его из омута. Он бил хвостом и давал знать о себе, и в пяти шагах от него замирал сизогрудый Красавец. Живая радуга играла на всём его теле, и хоть и Куцка не уступал в красоте, но глядел в глаза брату с завистью и недоверием. Стояли братья друг против друга чужие, стояли боком, устрашающе, и чуялись живые посторонние толчки, и кто-то в омуте брата был третий. Куцка пошёл вдоль берега, но и там встретил его Красавец. Куцка шумно, поднимая за собой пену и брызги, взмыл над водой. Ещё звонче шлёпнулся Красавец и, как флагом, помахал перед братом загребистым хвостом. Они опускались на дно, и замирали, и вновь взлетали в воздух, рассыпая в скалах гулкое эхо, но не пускали в ход острые зубы, пока не выросла перед глазами юная круглогрудая таймешиха. Куцка на миг оторопел и попятился, и вдруг сильная пощёчина затмила ему разум. Пока он. собирался с силой, рыжее пламя полыхало у глаз, опалило нос, а острые зубы скребанули по хребту.

Куцка пятился и пятился, пока не оказался в своём омуте.

Тайменный всплеск привлёк к омуту суковатое существо. Осенняя вода светла, и Куцка видел, как упала на дно светлая вертучая широколобка. Она сверкала, делала зигзаги, и кинь ещё раз, не вытерпел бы Куцка, схватил бы её. Но чёрное существо, гремя камнями, пошло дальше, и скоро сильные толчки воды ударили Куцку в бок. Он кинулся в соседний омут и тотчас увидел Красавца, мечущегося над поверхностью. Куцка никогда и никого не видел в такой ярости. Брат то уходил на дно и замирал там, то стрелой летел вверх, свечой вздымался над водой, пытаясь хвостом сбить с губ яркую широколобку. Существо на берегу махало суком и гремело камнями. Брат яростно сопротивлялся, но неумолимо близился к берегу, а там взмыл высоко и что есть сил рванулся вглубь, услышав за собой треск и счастливое послабление. На берегу металось и, бубукало существо, а Красавец, едва переводя дыхание, потянулся в тёмную бочагу. Он мог только шевелить плавниками, чтобы не опрокинуться вверх брюхом. Когда минула утомлённость, Красавец почуял, во рту предмет и лёгкую боль. Он потёрся губой о топляк, но только усилил боль. Он долго прилавчивался взять предмет на зуб и, когда удалось, медленно свёл челюсти. Предмет щёлкнул, как орех, колючие остатки Красавец вымыл водой. Но что-то сидело в жабрах и грозило гибелью.

Куцка стоял на дне своего омута и боялся взглянуть на солнечный и опасный мир, пьянящий голову от малого с ним прикосновения. Юная таймешиха раз и другой прошла мимо него, принюхиваясь и потряхивая, головой, с любопытством оглядывая его. Затем уходила обиженная в соседнюю бочагу и глядела на неподвижного, будто умершего Красавца, обдавала его волной и тёрлась боком о его бок – тот вздрагивал и едва шевелил плавниками, пугая переменами. Не обласканная, она вернулась к Куцке и стала перед ним нос к носу, привыкая к ароматам его дыхания. Долго глядели они друг другу в глаза, пока мгла не сравняла вокруг всё. Так они провели ночь и успокоились. Утром Куцка поднялся к свету и наткнулся на холодную твёрдую пленку. К обеду они были далеко от опасного омута. Куцка шёл поперёд и гордо топырил плавники. Подруга покорно следовала за его пышным огненным хвостом.

После многих дней новое солнце широкой плоскостью упало на реку и просветило её до дна. Молодая таймешиха стала подвижной и беспокойной, и теперь Куцка шёл за ней, пока не нашла она родное место. То было старое древнее нерестилище. Из века в век хранилось оно новыми поколениями. Но оберегать его становилось всё труднее и труднее. Люди стали забрасывать нерестилище стеклом и железом, проволокой и кирпичом. Но было время: приходили взрослые таймени и таймешата-подсадки и дружно расчищали завал. Но нынче никто не придёт – это хорошо знал Куцка и принялся один чистить место. Он сметал хвостом, что поддавалось. Что не брал хвост, отталкивал носом, но надёжно очистить не мог. И тут вспомнил он о Красавце. Как ни прислушивался Куцка, как ни искал дыхания и какие ни подавал знаки сам – река была пуста. Он выпросил у таймешихи три дня терпения и отправился в поиски. Скоро остались позади большие пространства, много ям, заливов, бочаг и проток. Едва закусив, Куцка отправлялся дальше, пока в хвосте острова не наткнулся на скелет большой, рыбы, в черепе которой торчал ржавый якорёк. В тоске и печали вернулся он к таймешйхе. Она, раздалась ещё больше и едва держала силу, которую они могут сберечь вместе. Он был слаб и очень хотел есть, но надо было играть, будить и тревожить её силу. Он поднялся к поверхности и сделал сильный щёлк хвостом, опустившись, потёрся ласково о бок таймешихи. Та просила играть дальше, ждала от него дерзости и отваги. Он пронзил воду, вознёсся в воздухе и шлёпнулся.

В лодке спал рыболов. Его разбудил гулкий всплеск рыбы. Такой большой рыбы он много лет не видал. К лодке потянулась серая нить – она настораживала Куцку. Но дерзость и сила в нём прибавлялись. Верхним плавником он резал поверхность воды и хлестал по ней красным огнём. Серая мохнатая мышь то и дело тащилась к лодке, и Куцка раз и другой хлопнул по ней хвостом. Она мешала играть, и Куцка схватил её, желая порвать нить, но нить оказалась мягкой и податливой, тугой и упрямой и лишь позволила опуститься ему на дно, стать рядом с таймешихой и сказать об опасности. Затем он упрямо поволок лодку за собой, прижимаясь ко дну, минуя ямы. коряги, камни, не покидая быструю стрежневую полосу, испуганно оглядывая привычные в родные урочища, но силы уже уходили, не позволяя ему удержаться на дне. Отчаяние охватило его, он свечой взмыл над водой – в глаза ему ударил гром, и он забылся.

Встревоженная таймешиха покинула нерестилище и, теряя розовые бусинки, пошла искать Куцку – его нигде не было Она не могла больше терпеть и сопротивляться и выпустила сильную розовую струю. Когда икра упала на дно, она зарыла её, мёртвую и последнюю.

 

г. ИРКУТСК