Кирилл АНКУДИНОВ. ДОПОТОПНОЕ ЯВЛЕНИЕ

№ 2005 / 20, 20.05.2005, автор: Кирилл АНКУДИНОВ (Майкоп, Республика Адыгея)

Сюжет из жизни. В одном из крупнейших московских университетов проходит научная конференция, посвящённая русской литературе XX века. В зале появляется старик с седой развевающейся бородой. «Этот, думаю, – покажет себя». И действительно: после окончания очередного доклада старик подходит к микрофону и говорит следующее:

– Американскими учёными раскрыт числовой код Библии. Законы Вселенной подчиняются этому коду. А вся литература специально придумана для того, чтобы отвлечь людей от Законов Вселенной. Литература – сатанинская обманка, она даёт людям ложные примеры для подражания и разрушает нравственность. Пора забыть про писателей и обратиться к Богу…

Легко сказать: городской сумасшедший, один из тех, без которых не обходится ни одно гуманитарное мероприятие. Но не стоит пренебрегать речами безумцев, эти речи крайне показательны и значимы: вопреки сложившемуся мнению, шизофреники и параноики не выдумывают свой бред ниоткуда; почти всегда они повторяют всё, что носится в воздухе. Очень часто у сумасшедшего на языке то, что у трезвомыслящего человека на уме. Случай, о котором я пишу, не просто любопытен, боюсь, что он ещё и символичен. Не буду останавливаться на некоторых типичных концептах современного мифологического мышления, таких, как концепт «числового кода» или концепт «сделанного мира». Важнее всего иное: в речи нежданного визитёра вся литература оказалась противопоставлена «Законам Вселенной», причём противопоставлена антагонистически. И я вспомнил слова одного из героев «Собора Парижской Богоматери»: «Это убьёт то».

…Всякий культурный институт может нормально функционировать только в том случае, если он наделён механизмами, обеспечивающими ему преемственность. Литература не является исключением. Для того чтобы литература реально существовала, необходимо, чтобы литературу знали (причём знали не только узкие специалисты). Современную литературу почти не знают даже сами литераторы.

Более шести лет я руковожу городским литературным объединением; это даёт мне прекрасную возможность следить за культурной жизнью моего города и его окрестностей. Со всей ответственностью заявляю: оккультизм почти вытеснил в сознании людей литературу как таковую. Местным литераторам ничего не говорят такие имена, как Олег Павлов и Алексей Варламов, Афанасий Мамедов и Андрей Волос, Ольга Славникова и Светлана Василенко, Ирина Полянская и Андрей Дмитриев, Александр Сегень и Вячеслав Дёгтев (я могу перечислять имена писателей до бесконечности). Но местные литераторы без труда отличат Любовь Панову от Зиновии Душковой. В их присутствии можно ругать хоть Василия Аксёнова, хоть Василия Белова, хоть самого Солженицына – от этого литераторам не будет ни жарко ни холодно; но недавно один из участников нашего литобъединения написал несколько стихотворений против Анастасии (той самой, которая пребывает под «звенящими кедрами России»). Реакция на это была довольно бурной. И совсем не диво – увидеть писателя, преспокойно рассуждающего про «ментальное тело», «тонкие энергии» и «кармические следы».

Предложение диктует спрос. И вот уже исчезают предпоследние каналы, по которым распространялись устаревшие (допотопные) культурные явления. В магазинах моего города невозможно найти книгу современной российской прозы (исключение составляют пять-шесть особо раскрученных авторов: Пелевин, Акунин, Улицкая, Татьяна Толстая и др.); зато эзотерическая литература всякого рода в этих магазинах представлена неплохо. Но этого мало. Несколько лет назад в центре города появился отдельный лоток с индивидуальным ассортиментом; милейшая держательница лотка ездит по разным городам и самолично закупает книги, к которым «у неё лежит душа», – привожу её буквальные слова. Выбор души предсказуем: на лотке – разливанное море оккультистики с отдельными вкраплениями Ю.Бондарева, В.Бондаренко, Э.Лимонова и почему-то И.Губермана. Недавно я обнаружил, что в одном из местных парфюмерных магазинов самозародился «отдел духовной литературы»; надо ли говорить о том, какая именно «духовная литература» распространяется в этом отделе?.. Я бы не стал утверждать, что «традиционная проза» недоступна для жителей нашего города: во всех библиотеках наличествуют и «Новый мир», и «Знамя», и «Октябрь». Но их почти не читают – я убедился в этом на основании изучения формуляров.

Контркультура (а я считаю – положение дел таково, что имеет смысл говорить именно о контркультуре) наступает тремя колоннами.

В первой колонне – собственно разнооккультистские тексты, находящиеся за гранью художественной литературы. Не счесть алмазов в этих каменных пещерах. Старая добрая теософия (Блаватская, Рерихи, Даниил Андреев и сонмы их последователей). Ответвления от теософии – неоиндуистское ответвление (Кришнамурти, Саи Баба) и «духовный экстрим» (Гурджиев, Кастанеда, Оле Нидал, Шри Раджниш (Ошо) – вплоть до ЛаВея). Доморошенные открыватели оккультных Америк (Лазарев, Душкова, Панова и тысячи иных имён). Квазибеллетристы от эзотерики (создатель Анастасии – Пузаков-Мегре, В.Лермонтов и проч.). Адепты «русского язычества» (Асов, Трехлебов, Кандыба и т.д.). Создатели политико-концептуальных проектов типа «Мёртвой воды». И наконец – великий и ужасный Григорий Климов.

Во второй колонне – так называемая «жанровая литература» (она же – «массовая литература»). Самое привычное дело – встретить в отечественном детективе, триллере, боевике или «любовном романе» длинное рассуждение о «четырёх поколениях арийских богов». А уж российская фантастика – почти в полном составе своих авторов сдалась на откуп контркультуре. Понятно, что вожаки «эзотерического фэнтези» – никитины, головачёвы и петуховы на деле – обычные гуру (не хуже и не лучше того же Асова). Но даже «чистые фантасты», такие как Сергей Лукьяненко… как бы это сказать… далеко ушли от Лема и Азимова.

В третьей колонне – имена, проходящие по разряду «высокой литературы». Во главе этой колонны – Виктор Пелевин, автор, считающийся «прозаиком» по чистому недоразумению; изучение механизмов популярности Пелевина позволяет сделать вывод, что перед нами – аналог Кастанеды с претензиями на социальный критицизм. Но кто из пророков не обличал «мирскую суету»? За Пелевиным тянется длиннейший ряд «перебежчиков» из «традиционной литературы»; некоторые из «перебежчиков» имеют весьма высокие звания. Это – едва ли не генералы от изящной словесности, создавшие себе весомые репутации ещё в советские времена. Достаточно вспомнить имена Анатолия Кима и Чингиза Айтматова («Плаха» поразила многих; «Тавро Кассандры» исчерпывающе показало, в каком направлении движется муза Айтматова). Впрочем, здесь же можно увидеть авторов, которые вышли из «самиздата» и «подполья», таких как Наль Подольский и Юрий Мамлеев. Присовокупляю к данному ряду Павла Крусанова, Сергея Сибирцева, Александра Пятигорского, Владимира Шарова, а также – бесчисленных «крусанят» и «мамлейчиков». Единственная российская литературная премия, отражающая интересы читателей (а не критиков и иных профессиональных лоббистов) – я имею в виду, конечно, «Национальный бестселлер» – железно выявила общественные приоритеты. Юзефович, Проханов, тандем Гаррос – Евдокимов… Всё ясно.

Собственно говоря, контркультурно, то есть перпендикулярно «традиционной культуре» само мышление новейшего времени…

Недавно я пересматривал бондарчуковскую экранизацию «Войны и мира». И увидел эпизод: схваченный французами Пьер Безухов ожидает своей участи в шеренге заложников. Вот уже Пьера подводят к расстрельному столбу, но в этот миг раздаётся начальственный окрик: «Толстяка не трогать!» – и на смерть отправляется другой заложник…

Но ведь в первоисточнике, у Льва Толстого, совсем не так. Суть у Толстого в том, что французам надо было расстрелять пять заложников, а Пьер – по чистой случайности – был шестым в шеренге. Окажись он вторым или третьим – и ему бы валяться мёртвым. Пьер потрясён осознанием собственной беззащитности – и именно после этого он оказывается подготовленным к мудрости Платона Каратаева.

…Вся классическая русская литература выстроена на категории случайного. Случайно граната разрывается рядом с Андреем Болконским. Случайно Вронский падает на скачках. Случайно Раскольников встречает Свидригайлова. А уж сколько случайностей разного рода в «Докторе Живаго» или в «Тихом Доне» – и не перечислить. Но современное сознание отказывается принимать эту категорию. Для человека нашего времени «ничего случайного нет, всё не просто так». И подавно нет ничего случайного для оккультного мышления. Чтобы гороскоп да не сработал – не бывать такому!.. Всё подчинено «Законам Вселенной» и «числовому коду»! Всё закономерно!

В текстах ньюэйджевского пошиба практически нет сюжета; в них есть фабула – цепочка диаграмм и графиков, проиллюстрированная сценами в лицах. Икс выбрал неправильный духовный путь, пошёл налево – и потерял голову; Игрек выбрал правильный духовный путь, пошёл направо – и получил апельсин. В лучшем случае перед героями таких текстов ставится альтернатива – «или на бойню, или – в небеса» (В.Пелевин, «Затворник и Шестипалый»; честно говоря, мне непонятно, почему подобная плоская аллегория вызывает всеобщие восторги). Ньюэйджевские персонажи напрочь лишены свободы, оттого-то наблюдать за их похождениями неинтересно – наперёд знаешь, что с кем случится.

Однако там, где у литературных героев нет свободы выбора, нет самих литературных героев как таковых – вместо них есть цветные пометки на диаграмме, точки приложения разнонаправленных сил, пустые места, заполняемые по ходу действия надлежащим содержанием. Ньюэйджевские тексты читаешь как популяризированное учебное пособие – «Занимательную историю» или «Занимательную физику». В советских школьных учебниках любили рисовать девочку с указкой в руке, сопровождающую сложные теоремы. Герои «Занимательной теософии» или «Занимательного буддизма» не индивидуальней этой девочки из учебника; вместо того чтобы жить, стилизованные профессора, белогвардейцы и бандиты объясняют, объясняют, объясняют авторскую концепцию.

Некогда литераторы, называвшие себя «реалистами», придумали занимательную игру – начали создавать человечков, соревнуясь – чей человечек окажется наиболее естественно выглядящим. Позже литераторы поняли: создание самодостаточных (чуждых авторскому «я») «типов» не есть наивысшее творческое достижение – и стали наделять персонажей своим чувствованием, своим миропониманием, своей неповторимой сменой тончайших ассоциаций, своими воспоминаниями и чаяниями. Так стала являться прекрасная литература. Но оккультное мышление привыкло отрицать «самость», для этого мышления человеческая индивидуальность – гнусное вместилище застарелых пороков и комплексов; почти для всех оккультных учений смысл жизни заключён в преодолении рамок индивидуального существования. Оттого-то в текстах Владимира Сорокина «типы» начали пожирать друг друга, оттого-то для Пелевина индивидуальность персонажей – залог окончательной смерти их душ – «смерти после смерти» («Фокус-группа»). Многие современные авторы склонны наделять всех своих героев не человеческим, а иным – ангелическим и (чаще) демоническим содержанием, но всякий, даже самый заурядный человек в тысячу раз интересней литературного «ангела» или «демона»; оттого-то тексты «про ангелов» или «про демонов» – довольно скучны.

Презрение ко всему случайному и индивидуальному вполне логично порождает презрение к языку и стилю собственных высказываний. Давно замечено, что ньюэйджевские авторы пишут плохо. Это объяснимо: к чему всякие усладные излишества? Пустое дело… Среди писателей «оккультной направленности» нет ни одного хорошего стилиста (Николай Рерих, Даниил Андреев, Кастанеда – плохие стилисты). Обезличенная стёртость и неточность пелевинского языка стала притчей на устах у всех. Но Пелевин – виртуоз слога по сравнению с иными «духовными учителями»; книги кубанского гуру Владимира Лермонтова наполнены такими перлами, как: «Пёс навострил уши, хотя они у него были отрезаны»…

Все эти особенности контркультуры, взятые в совокупности, делают её крайне узнаваемой…

Вот – отрывок из повести «патриотического Пелевина» – Юрия Козлова «Прогрессивный гороскоп» (литературный альманах «Литрос», 2001, № 1):

«Нельзя, – просто ответил Савва. – Озвученное, произнесённое предсказание питается жизнью предсказателя. Оно отнимает у него энергию и силы, как сбываясь, так и не сбываясь. Их век размазывается по бесчисленным вариантам будущего, как… мёд или яд по блюдцам, причём блюдец всегда много больше, чем… мёда или яда. А если и живут, встречаются такие, то исключительно немотствуя, то есть не делая свои предсказания ничьим достоянием, топя, давя, растворяя их в себе. Лишь в этом случае предсказания сообщают предсказателю свою заархивированную энергию, наполняют его силой, закаляют его волю, продлевают его жизнь практически до бесконечности. Почему бессмертны боги? Потому что всё знают и молчат. Стоит только заговорить и… Помнишь, что произошло с Иисусом Христом?..

«То есть выбирать можно только между смертью и молчанием?» – спросил Никита».

А вот – для сравнения – фрагмент из романа майкопского прозаика Александра Серебрякова «Евангелие от Ксана»:

«– То есть если брать в соответствии с твоей теорией «йомов», на описании этапов с пятого по седьмой? – попросил уточнения оторвавшийся от рукописи Илья.

– Во-первых, с четвёртого. Этого тотального кризиса не миновал даже Сын Божий! – поправил его Ксан. – Правда, Христос проскочил его на редкость быстро: в сорок дней уложился он, в сорок дней искушения в пустыне. А во-вторых, теория «йомов» вовсе не моя. Мне принадлежит только психолого-возрастная и социально-историческая её интерпретация. Истоки теории восходят к раннехристианским трудам, а основные положения… полнее всего сформулированы в католических работах середины нашего тысячелетия и в современной русской теологической школе «третьезаветников» – увы, пока что скорее популяризаторской, чем оригинальной».

Замечу, что Александр Серебряков, на мой взгляд, – лучший прозаик Майкопа и считает себя реалистом. Действительно – на фоне многих текстов, создаваемых местными авторами, произведения Серебрякова выглядят весьма реалистично – как романы Тургенева на фоне Блаватской.

У меня – вопросы. Что такое – «католические работы середины нашего тысячелетия», так ли уж все предсказатели живут недолго, а люди – поголовно – проходят через всеобщий кризис, и главное – как отличить Никиту от Ильи, а Савву – от Ксана?

…Есть закономерности. Текстов, подобных вышеприведённым, в провинции больше, чем в столичной литературе, в «патриотическом» лагере больше, чем в «либеральном», у молодых авторов больше, чем у писателей старшего поколения. Но – самое главное – тексты данного рода всё прибывают и прибывают, а произведения, написанные в соответствии с критериями «традиционной литературы», по ходу времени – убывают.

Хочу провести историческую аналогию: нечто подобное тому, о чём я пишу, некогда происходило в Древнем Риме. Римская Империя славилась высочайшим уровнем культуры; достаточно вспомнить знаменитую римскую рационалистическую философию (стоиков и эпикурейцев), пресловутое «римское право», наконец, литературу во всём её разнообразии – от Петрония до Горация, от Плавта до Марциала, от Овидия до Катулла. Но в какой-то момент «традиционная культура» стала всем неинтересна. Империю наводнили бродячие проповедники и маги – такие, как Аполлоний Тианский; в моду вошли «варварские» культы (митраизм, зороастризм, культ Исиды); затем появилось христианство – и через несколько веков распалось на сотни ответвлений и сект. Римская «традиционная культура», выродившаяся в бесплодный и малоинтересный «эллинизм», стала «допотопным явлением» и рухнула под натиском контркультуры – да так, что её потом пришлось восстанавливать по кусочкам, по обрывкам случайных цитат. Кошачий концерт контркультуры эпохи «эллинизма» хорошо описан Флобером в «Искушении святого Антония»:

«Авдиане мечут стрелы в дьявола; Коллиридиане подбрасывают к потолку синие покрывала; Аскиты простираются перед мехом; Маркиониты совершают крещение мертвеца елеем.

…Циркумцеллиане режут друг друга, Валесиане хрипят, Бардесан поёт, Карпократ пляшет, Максимилла с Прискиллой громко стонут, а Каппадокийская лжепророчица, вся голая, облокотившись на льва и потрясая тремя факелами, орёт Грозный Призыв».

Что делать на этом празднике жизни писателю?

 

г. МАЙКОП

 

---

Кирилл Николаевич Анкудинов родился в 1970 году в Златоусте. Окончил Адыгейский университет и аспирантуру Московского педуниверситета. Пишет стихи и литературную критику.