Максим СВИРИДЕНКОВ. НА ПЕПЕЛИЩЕ РИМА. НЕВЫНОСИМАЯ РЕАЛЬНОСТЬ БЫТИЯ

О прозе тех, кого называют «новыми реалистами»

№ 2003 / 46, 14.11.2003, автор: Максим СВИРИДЕНКОВ (Смоленск)

Милан Кундера отдыхает. Возможно, в его пору бытие и было невыносимо лёгким. А в нынешней России никуда не убежать от невыносимой реальности этого самого бытия.

Ещё в девяностые годы прошлого века многое казалось виртуальным: начиная от «МММ» и заканчивая низкосортным порно, где «человек, похожий на генерального прокурора», не может себя проявить даже с супердорогими красавицами. Искусство, не желая отстать от жизни, тоже спешно виртуализовывалось. Здесь я имею в виду и то, как при помощи компьютерных технологий безголосые певцы запели не хуже Шаляпина, и то, как возникли таинственные авторы бестселлеров, на практике оказывавшиеся подставными лицами, под именем которых печатались работы целых коллективов литературных «негров».

В итоге в наступившем веке большинство устало от виртуальности. Авангардом тоже теперь не удивишь. Надоело. Жить стало тяжелее и интересней. Реализм снова оказался востребован. Более того, критики попытались выделить эдакий «новый» (наверно, особо прикольный и продвинутый?) реализм, свойственный молодому поколению писателей. К такому определению тяжело относиться без иронии. По-моему, реализм тем и отличается от всех других направлений, что может быть только одним честно отражающим окружающую действительность. Другой разговор, что и в самом деле пришли новые молодые авторы со своим мировоззрением, принципами, талантом. Большинство из них выбирает реализм как единственную возможность не потеряться в сегодняшней виртуализации (а также глобализации, цивилизации, пофигизации я ещё много актуальных слов знаю с таким же окончанием и сходным смыслом!).

Об этих самых новых авторах я и хочу здесь поговорить, пытаясь разобраться, куда нас заведёт невыносимая реальность бытия и что, в частности, станется с литературой. Сразу предупреждаю, в этой статье речь пойдёт только о тех авторах, творчество которых мне близко и интересно. (Недаром же замечательная критикесса Капитолина Кокшенёва высказала мнение о некоторых из них, что, мол, их проза «держится явным отвращением к реальности, явным презрением к художественной простоте, явным желанием поиграть в литературу». Ох и не согласен я с Кокшенёвой!)

Итак, начнём! Вперёд положено пропускать дам. Особенно красивых дам. Особенно если впереди минное поле, по которому, кроме бульдозера, ни на чём не проедешь. Впрочем, обо всём по порядку.

 

Стадо коров на главной улице Москвы

 

Вот так живёшь, никого не трогаешь, проповедуешь гуманизм во всех его проявлениях (ну, правда, иногда от нечего делать кидаешься с балкона кирпичами в прохожих – но это только по большим праздникам), а потом – раз! И тебя, такого хорошего, переезжает бульдозер. После подобного вряд ли найдётся герой, который сумеет отряхнуться, стереть с пиджака следы гусениц и, весело насвистывая, отправиться дальше. И всё-таки я сумел поступить именно так, благо бульдозер оказался метафорической конструкцией. Просто это название повести Василины Орловой.

С первых же страниц море впечатлений. (Ох, не захлебнуться бы!) Всё начинается с описания того, как учительница русского языка и литературы Елена Алексеевна Птах выбрасывает мусор. Филологи – народ любознательный. И Елену Алексеевну привлекает надпись на стене: «Как пишется, Ё или Ягодицы? – Поищите в словаре на букву Ж!» Впрочем, надпись и надпись. Мало ли что у нас в подъездах пишут. Вот в доме, соседнем с моим, написали прямо напротив квартиры местного депутата, дескать, вор, гомосексуалист и импотент. Тот потом всю неделю возмущался: «Оклеветали! Только избрался, разве я мог успеть что-нибудь украсть?»

Однако я отвлёкся. Что же с героиней «Бульдозера»? Она, как и большинство учительниц, страдает от безденежья, от того, что работа давно надоела, а в личной жизни не принцы на белых «Мерседесах», а скорее – всякие там Мити, в которых раздражает буквально каждая черта, «начиная с имени и заканчивая внешностью».

И всё-таки Митя пытается уговорить Елену (читай – Прекрасную) отправиться с ним погулять. Наивный. Конечно, она не отшила так сразу. И даже пошла на свидание. Но едва завидела его, машущего рукой, развернулась и резко побежала к подземному переходу. Ох, девушки, кто вас учил так поступать с парнями?

Впрочем, от героини Орловой трудно было ожидать чего-либо другого. Хорошо помню, как на третьем форуме молодых писателей Василина закричала «Брысь!» – мне и Шаргунову. И ведь ни за что – только за то, что мы разбудили её посреди ночи.

Наверное, с точки зрения Орловой, ночь – это прежде всего время снов. И вот с её героиней происходит то, что случается только в волшебных снах. Ей случайно (на самом деле, как выяснится потом, вовсе не случайно) предложили выступить на авангардистской художественной (безусловно, от слова «худо») выставке.

Елена оказывается единственной, кто осмеливается заявить во всеуслышанье, что король голый. А то, что она ещё при этом ухитряется разбить один из экспонатов, так это вообще признак неординарности. Вечер мог закончиться в КПЗ (однажды был там на экскурсии, то ещё место!), однако героиня Орловой, наоборот, оказывается окружённой всеобщим вниманием и восхищением. Воистину, сказка. Почему-то вспоминается пушкинский кот на цепи лукоморского дуба. Есть это животное и в «Бульдозере», оно тоже карабкается с ветки на ветку «с порочными глазами русалки».

Дальше Орлова описывает восхождение своей героини. Последняя, приближаясь к пику славы, заявляет, что громить искусство грубой силой – это всё равно что пушкой разгонять звёзды, которые всё равно погаснут к утру, но вечером загорятся снова. Пожалуй, если бы в повести не было никаких других достоинств, кроме этой фразы, то её всё равно стоило бы прочитать.

Василина Орлова говорит о победе настоящего искусства над действительностью. Конечно, идея далеко не нова. Но то, что её произносит представитель поколения, на которое навесили столько ярлыков – от «чернушников» до любителей «пепси», но уж наверняка не оптимистов, – это означает, что новая литература наконец перестала выражать одно лишь чувство протеста. Об этом же говорит и сам автор словами Елены: «…мы не станем ничего разрушать. Не обязательно ведь жечь библиотеку, чтобы остаться в памяти последующих поколений, хотя этот способ надёжен».

И здесь вполне уместно звучит призыв гнать, как стадо коров, все никчёмные идеи. Героиня отказывается от разрушения, отказывается от славы. Когда читал окончание повести, в голове почему-то крутились строки Поплавского о том, что «отшумев прекрасно, мир сгорит», о том, что в «Риме вечер».

Говорят, наше поколение живёт в счастливое время, когда выставки не разгоняют бульдозерами, когда можно писать и говорить обо всём, о чём хочется. Может быть, в этом и есть правда. Но, с другой стороны, слова сегодня потеряли свою настоящую ценность. Каждый дурак может взять ручку и начеркать десяток предложений рассказа-миниатюры, твёрдо зная, что за это его не посадят. Нет, я вовсе не хочу, чтобы вернулась тоталитарная система. Просто врождённый идеализм заставляет меня верить, что слово должно цениться больше, чем сегодня, что это ненормально, когда каждая четвёртая книга, продаваемая в России, детектив.

Хотя всё ли так плохо? Посмотрим на проблему с другой стороны. В общем, поехали дальше, как сказал попугай, когда кошка потащила его за хвост из клетки.

 

 

Минусы и их плюсы

 

Сегодня принято говорить, что новое поколение в большинстве своём ничего не читает. Схожую мысль высказал в своём выступлении на третьем форуме молодых писателей и Анатолий Приставкин: «…я не мог предположить, что доживу до таких дней, когда не книга будет нас защищать, а нам придётся собирать, как это недавно случилось, конгресс в поддержку, а практически в защиту книги… Читающая нация создаётся из читающих детей. А здесь начинаются проблемы. …На днях моя знаменитая соседка Белла Ахмадулина рассказала, что, прогуливаясь по двору со своей собакой по имени Гвидон, встретила школьников, которые поинтересовались кличкой собаки, но ни один из них не смог объяснить, откуда такое имя».

Очень хочется возразить Анатолию Игнатьевичу. Но возражать нечего. Всё именно так, как он сказал.

«Как неохота учить этого дурацкого Пушкина», – фраза была типичной для моих одноклассников, когда я учился в школе. Однако это не мешало им интересоваться новой литературой, рассказывавшей о той жизни, какой живут они сами. Здесь я имею в виду вовсе не пресловутую Маринину, а таких писателей, как Сорокин, Денежкина, Сенчин, Шаргунов.

О последних двух поговорим подробнее.

Знакомство с прозой Романа Сенчина для меня началось с повести «Минус». Не буду пересказывать сюжет. Думаю, он и без того известен многим нашим читателям. Что меня поразило с первых страниц, так это чувство искренней, глубокой тоски по настоящей русской жизни. Нет, это вовсе не тоска обречённого, это уныние человека, придавленного обстоятельствами, который тем не менее находит в себе силы сохранить в душе протест, чтобы потом собраться и выйти из ситуации победителем.

Подтверждает это и тонкая самоирония сенчинского героя. Приведу лишь один пример:

«– Вот именно. А на хрена я им пустой? Была бы бутылка…

Лёха, прищурившись, осмотрел меня с ног до головы:

– Да, ты прав – без бутылки с тобой вряд ли кто согласится…»

В повести Сенчина такие сцены чередуются с дотошным, детальным описанием унылой повседневности. Но всё читается как-то удивительно живо, на одном дыхании. Сначала ты полностью погружаешься в атомсферу мира, придуманного автором. А потом тебе становится страшно, когда ты вдруг врубаешься, что этот мир вовсе не придуман, а тот же самый, тот, что вокруг тебя. И несмотря на это в последней фразе «Минуса»: «В наше время теряться нельзя!» – звучит такой мощный заряд оптимистичной энергии, что вспоминается знаменитая поговорка: «Жизнь – дерьмо. Но мы умеем плавать!»

Действительно, выплывем. Самоуверенность, пожалуй, главное свойство молодости. Внутренняя молодость, как мне кажется, одно из главных качеств персонажей Романа Сенчина. К примеру, в том же «Минусе» герой постоянно вспоминает картинки из детства, часто с ощущением ностальгии. Более того, метафизический возраст этого двадцатипятилетнего персонажа во многих случаях можно оценить лет в шестнадцать-восемнадцать. Возможно, со мной поспорят, но такой контраст жестокой среды и внутренней молодости главного героя можно отнести к главным плюсам «Минуса».

Та же внутренняя молодость, но уже в другом ракурсе, ощущается и в герое повести Сенчина «Один плюс один». Здесь ещё острее освещается проблема поколения, чьё детство (а значит, и формирование характера, мировоззрения) прошло в советское время, а наступившая потом взрослая жизнь опрокинула в дикую постперестроечную Россию. Герой Романа Сенчина не хочет приспосабливаться, жаль только, что у него не хватает сил, чтобы бороться. Хотя, с другой стороны, если бы автор показал нам супергероя, которому плевать на обстоятельства и который всегда остаётся на высоте положения, то – была бы ли получившаяся вещь реализмом в полном смысле этого слова? Вряд ли.

Когда я читаю Сенчина, очень часто мне в голову приходят параллели с Альбером Камю. И даже не только и не столько с его знаменитым «Посторонним» или «Чумой», сколько с повестью «Падение». Герой последней был преуспевающим молодым человеком, однако понял душевную пустоту окружающего мира и стремительно «покатился» вниз. Причём перелом начался именно с того момента, когда он, идя по берегу Сены, услышал крики тонущей девушки, но не полез в холодную воду. Заканчивается повесть Камю размышлением героя: «Девушка, ах девушка! Кинься ещё раз в воду, чтобы вторично мне выпала возможность спасти нас с тобой обоих… Бр-р! Вода такая холодная! Да нет, можно не беспокоиться. Теперь уж поздно, и всегда будет поздно. К счастью!»

Вот это ощущение вечного опоздания становится определяющим в характере сенчинских героев. И не важно, что именно они не успели: пригласить ли на свидание девушку чуть раньше, чем это сделает соперник, или заработать миллион долларов, чтобы хорошо устроиться в жизни и ни от чего не страдать. Самое главное, что они не успели стать подлыми, беспринципными, идеально приспособленными к нынешней жизни. Будем надеяться, что лет через пять эта жизнь станет милосерднее, добрее, и тогда в произведениях Сенчина и других реалистов станет больше светлых тонов.

 

 

Три буквы от Шаргунова

 

Для тех, кто не врубился сразу, поясню, что под тремя буквами здесь подразумевается «Ура!» – название повести Сергея Шаргунова. Конечно, о ней уже немало писали. Но поскольку автор обещает закончить новую большую вещь ещё не очень скоро, то попытаемся взглянуть на то же «Ура!», но немного под другим углом.

«Шаргунов, конечно, не тульский пряник. Но и не ижевский калаш», – метафорично говорит об авторе и его творчестве критик Евгений Ермолин. Определение глубже и точнее отражает суть, чем это может показаться с первого взгляда. Начнём хотя бы с того, что Сергей Шаргунов – представитель того поколения, которое практически не знало советских времён и у которого нет ностальгии по эпохе Эссэсэрии. Плохое или хорошее нынешнее время, но для поколения, рождённого в восьмидесятые, оно единственное. Сравнивать просто не с чем.

Герой Шаргунова, как и сенчинский, не хочет прогибаться под современную действительность, но это уже не аутсайдер, а человек, который способен идти на бой с целым миром, крича «атакующе-алое»: «Ура-а-а!» Хотя, конечно, вовсе не будучи глупым, он вряд ли побежит с шашкой в руках на вражеский танк. Но что страшнее – бороться с танками и полчищем врагов или с самим собой?

«Выплюнь пиво, сломай сигарету!» – призывает герой повести. Всё правильно. Это ведь совсем недавно было модно кричать: дескать, Россия без водки – это не Россия, а о вреде курения упоминали как о факте столь же незначительном, как укус комаром слона. А чтобы взять и, вопреки общепринятым тенденциям, сделать героем произведения человека, который прошёл через всё, но выбрал здоровый образ жизни, это уже нужен не только талант но и, как минимум, смелость. «И герою Шаргунова в­рится, он написан честно и искренне, – отмечает по поводу повести Роман Сенчин. – К тому же и финал открыт – большой вопрос, сумеет ли этот молодой человек стать тем, кем хочет, или же плюхнется обратно в загаженные подворотни – на дно оврага…»

К сожалению, мне кажется более вероятным второй вариант. Один в поле не воин. К тому же когда ты честно пишешь о герое своего времени, то не имеешь права на приукрашивание. «Шуршали деньги. Шип сигареты. Жёлтый глоток. Рядом тянулся вырез в стене. Этот вырез мог служить стоком, но оканчивался стеклом», – такими словами завершает свою повесть Сергей Шаргунов. Стекло вместо стока обозначает то, что пороки времени давно видны каждому, но убежать от них некуда. Увы.

Но всё-таки есть, наверное, одна лазейка, чтобы спастись от медленной деградации в небытие. И Шаргунов её чётко разглядел. Конечно, я говорю об искренней, настоящей любви. И ничего, что у Джульетты нового века фамилия Мясникова. Зато у неё «зверская красота» и «модельная внешность». Герой просто обязан её спасти, ведь если Джульетта пойдёт по рукам, выброшенная «на обочину из чёрного джипа», мир рухнет. Хотя, возможно, наш мир уже ничем и не удивишь?

«Карету мне, карету!» – эти слова Чацкого вполне мог бы сказать Сергей Шаргунов из «Ура!», да и сам одноимённый автор. Но если грибоедовский персонаж мог быть уверен, что как бы он ни поступал, а Фамусов не наймёт киллера и в худшем случае всё закончится ссылкой в Сибирь за слишком свободолюбивые речи против царя-батюшки, то сегодня другое время. «Хотите, товарищи, повесьте и меня, лишь бы не было этих Мафиози. Буду раскачиваться на ветру. Лишь бы рядом Мафиози, грузный, поскрипывал», – герой Шаргунова не боится смерти, и это не безбашенность, не юношеский максимализм. Это то самое чувство потребности в справедливости, которое заставило Александра Матросова закрыть собою амбразуру вражеского дзота.

Уже упоминавшаяся здесь Кокшенёва однажды как бы посочувствовала мне в своей статье, типа: «На что же уповать тому же Максиму Свириденкову, если своровали у его поколения Большую идею? И я отвечу: только на личность, вооружённую главными ценностями русской культуры и русской мысли». Нет, конечно, не соглашусь я. Уповать на какую-то отдельную личность глупо – хватит с нас тоталитаризма, проходили уже. А уповать на личность собственную, конечно, заманчиво, но не всегда оправданно. Эгоизм хорош только в разумных пределах.

Так вот, проза Шаргунова, Сенчина, Орловой, на мой взгляд, как раз и говорит о том, что всё вместе новое поколение однажды выберется из той ямы, куда его вогнали. А пока мы сумеем выжить и в том мире, который есть.

 

Смутное время

 

Сложилась интересная ситуация. «Ты офигенный писатель. Мы обкурились и так ржали, читая твою вещь», – комплимент сомнительный. И всё-таки, с моей точки зрения, молодым нужно рассчитывать и на таких читателей. В этом феномен новой литературы. Если век назад футуристы пытались сбрасывать классиков «с парохода современности», то сегодня никого не нужно сбрасывать. Для поколения, рождённого в восьмидесятых, литература как бы началась с чистого листа. С одной стороны, многие из них знают новых авторов. С другой в большинстве своём младочитателям совершенно наплевать на ту литературу, которой их загружали в школе.

Трудно сказать, чего больше плюсов или минусов – у молодых писателей в связи с такой ситуацией. Один из классиков советской поры даже взял на себя смелость заявить, дескать, в смутное время не бывает настоящей культуры и нынешнее творчество молодых только фундамент для будущих достижений наших внуков. Думаю, он погорячился. И дело даже не в том, что западло быть фундаментом. Но посмотрим объективно: литература всё-таки осталась, пусть и не в том размахе, что раньше.

Конечно, писать сложнее, если твои любимые авторы из предшествующих эпох ничего не значат для твоего молодого читателя. Это означает, что ты не можешь рассчитывать на такие мощные приёмы, как подтекст и смысловые параллели. Но, с другой стороны, какое это счастье – писать с чистого листа. Нет запретов, нет барьеров. А свобода – главная ценность. Возможно, новое поколение литераторов – варвары на пепелище Рима. Но вспомним историю. К тому времени, когда пришли вандалы и гунны, римская цивилизация уже успела изжить себя. Последней каплей стало принятие в качестве официальной религии христианства, которому не могло быть места в городе амфитеатров. Рим пал. Но возникла новая цивилизация, та самая, из которой вышли мы. Мне не жалко павшего Рима.

 

г. СМОЛЕНСК

 


Максим Петрович Свириденков родился в 1984 году в Смоленске. Студент журфака Смоленского университета. Два года назад ошеломил читающую Россию в журнале «Москва» повестью «Пока прыгает пробка».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.