Денис ГУЦКО. ПРОТЕСТ РАДИ ПРОТЕСТА – НЕЧТО СТРАННОЕ (интервью)

№ 2017 / 10, 24.03.2017

Денис Николаевич Гуцко родился 27 декабря 1969 года в Тбилиси. Служил в армии в 1988–1989 гг. В 1993-м окончил геолого-географический факультет Ростовского государственного университета. Работал сапожником, охранником в банке, инкассатором, завхозом, менеджером по продажам. Дебютировал как прозаик в 2002 году в журнале «Знамя» с документальной повестью «Апсны абукет». Лауреат «Русского Букера-2005». Недавно он встретился со своими читателями в Новосибирске.

 

– Несколько вопросов о секретах творческой кухни. Вы пишете как рассказы, так и романы с повестями. Что вам ближе?

2 3 Gutsko1– Писать рассказы очень люблю. Рассказ вообще удивительный жанр, незаслуженно отодвинутый на задний план. Заметил, что шедевральные рассказы – сплетаются в гипертекст, перекликаются, как киты в океане. Чтобы убедиться в этом, предлагаю любому желающему прочесть подряд три рассказа – именно в такой последовательности: «Чистый понедельник» Бунина, «Френни» Сэлинждера и «Володя большой и Володя маленький» Чехова. Между ними очень интересные художественные и смысловые связи.

Скоро буду читать курс по написанию коротких текстов для магистрантов ЮФУ и РГТУ – прежде всего рассказа, а также новостной заметки, пресс-релиза, поста в блоге. Небольшой текст должен быть ярким и насыщенным. В марте выйдет новый сборник рассказов и повестей «Большие и маленькие» в издательстве «РИПОЛ классик».

Если писать, не утруждая себя работой над словом, могу выдавать ежедневно до 10 страниц в день. Но считаю, что писатель – это стиль. Литература начинается с тонкостей. Когда читатель ахает и перечитывает строчку – вот это и есть настоящая проза! Когда ищешь тонкости, работаешь медленно, пишешь за день не более трёх страниц. Вообще, на небольшой рассказ уходит больше внутренней работы, чем на 10 страниц романа. Хотя и здесь всё очень вариативно. Один рассказ я написал за ночь. А бывает так: рассказ не пошёл – но и не отпускает! И ты дальше просто не можешь работать…

На сакраментальный журналистский вопрос: «Для кого пишете?» в последнее время предпочитаю отшучиваться, отвечаю, что сегодня все пишут для жюри литпремий. Литературное пространство у нас обустроено не очень здорово. С одной стороны, пишущая братия расплодилась – кто нынче не писатель? С другой стороны, литература как таковая, искусство как таковое, нуждаются и всегда нуждались в опеке – государственной или меценатской, а лучше, когда есть и та и эта, при наличии прозрачных и для литературы комфортных правил игры. Но поддержка литературы так или иначе выливается в поддержку авторов. И авторы, доказавшие профпригодность, но не конвертировавшие качество своих текстов в рыночный успех, должны иметь возможность зарабатывать делом, к литературе близким – преподавательской работой в вузах прежде всего. А не разрываться между творчеством и какой-нибудь офисной рутиной.

Несколько лет назад прочёл у Михаила Шишкина: «Год прошёл неплохо: я немножко работал и много писал». Формула врезалась в память. Мечта. Именно так и следует жить писателю.

– Удивительно слышать, что известный писатель Гуцко бедствует. Ведь ваши книги издаются и продаются…

– Ну, не бедствую. Но вкалываю. Что до книг, то тиражи-то у меня небольшие. Полторы-две тысячи – соответственно, и размеры гонораров.

2 3 Gutsko2Если уж сегодня приключилось такое настроение, чтобы поворчать, то извольте: издательства увлеклись рыночными моделями. Стратегии маркетологов – квадратно-гнездовые, банальные – не работают с таким тонким товаром, как книга. Я не говорю о том, что рынок и литературу следует разгородить стеной. Но утверждаю, что менее «рыночные» подходы пошли бы на пользу прежде всего самому книжному рынку – он стал бы многообразней и дружелюбней к авторам. Пример из личной писательской жизни: в 2013 году мой роман «Бета-самец» вошёл в шорт-лист «Русского Букера», но это не стало поводом к допечатыванию нового тиража – потому что отдел маркетинга издательства отметил «недостаточную динамику продаж». То есть, книгу раскупили – но не так быстро, как устроило бы маркетологов.

На этом сеанс вселенского ворчания, пожалуй, и закончим. Вредно жаловаться. Это расхолаживает.

– Неплохие деньги приносят права на экранизацию книги!

– Кинорежиссёры высказывали заинтересованность моим «Бета-самцом», несколькими повестями и рассказами. Но пока с фильмами по моим текстам что-то не складывается. Видимо, я не умею писать так, как нужно современной киноиндустрии. И не скажу, что хотел бы научиться. Пытался, но махнул рукой. Не моё, видимо. Киноиндустрия наша зациклена на воспроизведении запиленных до дыр правил и штампов. Канонизация пресловутой «арки персонажа», без наличия которой для продюсера попросту нет истории, означает, как минимум, что сегодня такие шедевры, как «Осенним марафон», к примеру, просто не могут появиться. У Данелии показан человек, который никак не может кардинально изменить свою жизнь, он один и тот же с первого до последнего кадра. Интересно, кстати, что у Бузыкина вроде как две бабы сразу, а он при этом – недомужик… но это так, к слову.

Зато про «Любовь-морковь» вышло три фильма, про «Ёлки» – пять! Не говоря уже о проектах-прилипалах, где эксплуатировались похожие сюжеты. И я, собственно, сильно сомневаюсь, что многосерийность этих ёлок и морковок, изначально выросших из позавчерашних голливудских хитов, продиктована сугубо рыночным успехом. Что, правда, были такие сборы, что каждый раз за вычетом расходов и барышей оставалось на новое кино?

– А вас не привлекает идея написать сценарий боевика или исторической саги?

– Правильно было бы ответить: конечно, да! Но, увы. Пока я не включился в какой-либо сюжет до такой степени, что готов засесть за сценарий. Обычно писателя что-то цепляет, фантазия включается – и пошла работа!

Писательство – способ проживания жизни, это переработка жизни в текст. Поэтому порой начинаешь писать, чтобы прожить какую-то тему – по-настоящему.

– А как относитесь к правке своих текстов?

– Думаю, что для редакторов и корректоров я очень комфортный автор – грамотный и покладистый. Я начинал с литредактором «Знамени» Ольгой Васильевной Труновой, сейчас таких не делают, как говорится. Когда готовилась к публикации повесть «Апсны абукет», мы вступали в километровые переписки, обсуждая соответствие текста историческим и бытовым реалиям.

Я – за жёстких редакторов. Наверное, крепкие и острые зубы не добавляют таким людям друзей. Но бескомпромиссность редакторов и критиков очень нужна писателям. Знаменитую повесть Владимира Богомолова «Момент истины, или В августе 44-го» читать тяжело: как известно, ставший уже мэтром Богомолов не допустил редактирования, – и этот его штамп – «мысленно я ему аплодировал» – когда его встречаешь на каждой странице, сильно портит впечатление от текста. Глупо отказываться от профессиональной редактуры. Разумеется, есть места, которые трогать нельзя – даже если какие-то шероховатости налицо.

И снова личный пример – расскажу, как издавалась моя последняя книга «Бета-самец». Роман должен был уходить в печать. Мне показали анонимную рецензию, составленную по заказу издательства – и рецензент просто камня на камне не оставил от моего текста! Я вносил правки уже в вёрстке – кто знает, что это такое, тот поймёт, насколько это трудоёмко. Просидел за столом 32 часа кряду, отвлекаясь лишь на кофе и бутерброды…

К слову, сразу несколько коллег раскритиковали заглавие: мол, «Бета-самец» – название не для русского романа. А меня вдохновила идея описать вечно вторых. Когда издатель попросил написать аннотацию, раскрывающую суть названия книги, я нашёл в Сети описание любопытного эксперимента на мышах. Дело в том, что бета-особь, когда убирают из популяции альфу, никогда не занимает её места – в отличие от особей гамма или эпсилон. То есть бета остаётся бетой. Герой романа преодолевает эту западню – через любовь, разумеется, куда без неё.

– А как же «И последние станут первые»?

– Да, из этой фразы выросла вся русская революция в своё время! Считаете, сейчас она столь же мощно откликается в сознании?

– У творческих людей – обязательно!

– Думаю, если говорить об обществе в целом, то это не так. Сегодня вполне комфортно оставаться последними.

– То есть революционной ситуации в России вы не прогнозируете?

– Да о чём вы говорите! Может быть, это даже и хорошо. Я не революционер – в смысле политического темперамента. Будет революция – буду выбирать, на чьей я стороне и, надеюсь, выберу, как совесть укажет. Но я во многом обыватель, и мне не стыдно в этом признаться. По мне, так мещанство менее страшно, чем наше оппозиционное хипстерство, отметившееся своей безответственной, беспрограммной активностью – которая, по большому счёту, и цементирует нынешнюю имитацию политической жизни, дискредитирую саму идею гражданского сопротивления. Зато даёт хипстеру основания принять эффектную позу.

Помню, когда начались белые ленточки, я выступал на митингах, вошёл в региональный общественный совет Болотной площади – не помню точно, как этот орган назывался. В регионах были организованы штабы, но чем конкретно предстояло заниматься, никто объяснить не смог. Сходил пару раз. Но протест ради протеста – нечто странное.

Политика оппозиционных сил и должна быть борьбой за мещанина. И слова, даже самые умные, тут не помогут. Если коррупция системна – покажите связь между коррупцией и ценой на колбасу, тарифами ЖКХ. Объясните это на пальцах обывателю, от которого воротите свои чувствительные носы – и сделаете для оздоровления политической системы страны в тысячу раз больше, чем сделал ваш бла-бла-бунт с показательными маршами.

– Вопрос из области гражданской географии: на каком расстоянии Ростов от Луганска?

– Совсем близко. Если выехать на трассу в ту сторону, можно совершенно спокойно встретить тягачи, другую интересную технику, людей в камуфляже. В районах вокзала и автовокзала до сих пор встречаешь людей с украинским говором – интересуются, как добраться в центр или в аэропорт. Глаза растерянные, усталость, въевшаяся в лица. Но сказать, что мы там ощущаем дыхание войны в затылок, было бы преувеличением. И это специфика нашей жизни. Ну, война. Ну, рядом. Самые ужасные новости обсуждаются не больше недели.

Сегодня слово «Украина» – философский камень, точка раскола. Все сообщества разделены отношением к этой теме. Да что там, раскол часто проходит внутри человека. И это как раз мой случай. Бескровное молниеносное присоединение Крыма и затяжная война на Донбассе, обрёкшая тысячи людей на жизнь в состоянии ежедневного смертельного риска, в условиях жуткого издевательского эксперимента – война, загнавшая тысячи людей в некую серую зону без полноценного государства – так вот, присоединение Крыма и война на Донбассе – две большие разницы. С другой стороны, глупо отрицать опасность приближения НАТО к нашим границам. И геополитические выкрутасы заигравшегося американского хама можно остановить, только приняв игру. Что Россия и сделала. А геополитика – всегда грязная штука, от геополитики льётся кровь. И все эти очевидные, но разнонаправленные вещи – да, рвут меня напополам. Один известный правозащитник сказал мне как-то – приватно, поэтому не называю имени: «В государстве не может быть несколько полиций. Так и в мире. США ведь справляются с ролью мирового полицейского – так и не нужно им мешать». Комментировать это сложно. Такой взгляд на вещи, возможно, спасает от внутренних противоречий – но покупать мировоззренческий комфорт ценой здравого смысла… ну, для меня слишком накладно.

– Как вам кажется, литература способна сформировать сильного человека?

– Хорошая литература может всё. К сожалению, корявые реформы тоже могут многое. Наши истеричные реформы среднего образования сделали очень много для того, чтобы мешать детям учиться, а взрослым – преподавать.

– Ваш 17-летний сын планирует пойти по стопам отца?

– Нет, он выбирает между физтехом и мехматом. Привить к нему запойную любовь к чтению мне не удалось. Но вкус к правильной литературе у него есть. А это главное. Заметил у него как-то томик Блока с закладкой. Вспомнил, что сам пьянел от блоковской поэзии в его возрасте!

– Интересно, как формируется ваш нынешний список для чтения?

– В последнее время я мало читаю. Перестал этого стыдиться, но не перестал по этому поводу грустить. Пишущему человеку, конечно же, необходимо много читать.

Из современной прозы читаю в основном то, что на слуху. «Колыбельная» Владимира Данехнова, «Вера» Снегирёва, «Немцы» Терехова – всё это примеры прекрасной работы над словом. Книга с чудесным послевкусием – «Письмовник» Шишкина. Не могу не отметить и великолепную прозу Водолазкина. Сильное впечатление произвела подборка рассказов Ольги Гришаева в журнале «Волга».

– Но вы наверняка в курсе, что ваши коллеги – Сенчин, Прилепин, Драгунский, Быков, Иванов – выпускают книги одну за другой?

– Дмитрий Быков – уникально работоспособный автор, какой-то трёхъядерный, ей-богу. В первую очередь он для меня поэт. У него блестящие, очень насыщенные авторские лекции. Быков ещё и яркий публицист, хотя я не разделяю его политических предпочтений. Как биограф он бывает чрезмерно энциклопедичен, на мой вкус. Для того, чтобы дочитать его книгу о Пастернаке, приходилось брать себя в руки – ну слишком много, слишком всеохватно: знаю всё и всё вам сейчас расскажу. В «Тринадцатом апостоле» он более сдержан: знаю всё, расскажу главное.

Что касается Романа Сенчина, то он действительно пишет много – точнее сказать, регулярно. Это напоминает монашество, в том смысле, что Сенчин постоянно поддерживает огонёк в своей писательской лампаде. Вот бы и мне так, думаю я каждый раз, когда у Ромы выходит очередная книга… Вздыхаю и возвращаюсь в трудовую рутину.

– Что занимает вас помимо литературы?

– Социальные танцы. Кубинская сальса. Ростов, чтоб вы знали – столица сальсы в России! Вот уже несколько лет нахожусь в наркотической зависимости, не потанцевал неделю – жёсткая ломка. Сальсоголик, так и напишите.

– Уверен, танцы не помешают вам написать ещё немало прекрасных книг!

 

Беседу вёл Юрий ТАТАРЕНКО

 

г. НОВОСИБИРСК

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.