ДРАМА ОЛЕГА ПАВЛОВА

Рубрика в газете: До мозга костей, № 2018 / 45, 07.12.2018, автор: Андрей САВЕЛЬЕВ

Олег Павлов (1970–2018) скончался 7 октября, но узнал я о смерти его только на днях из «Литературной России» (Олег Павлов. Живое и мёртвое слово: Беседа Александра Карасёва и Кирилла Анкудинова / «ЛР», № 41, 09.11.2018). Это был один из немногих писателей, относившихся к литературе с предельной серьёзностью. По существу, литература, вернее, перекрытый её источник, привела Павлова к нешуточной драме. Не согласен я, однако, с писателем Александром Карасёвым (одним из последователей Павлова и в творческом отношении, и в отношении литературной стратегии), патетично воскликнувшим: «Олега Павлова убили издатели, критики, литчиновники и «собратья» по перу. Замалчивание неугодных писателей – это не так просто, как может казаться». Никто Павлова не замалчивал. Он и не писал ничего глобального последнее десятилетие. И жить, такое ощущение, не хотел.

 

Олег ПАВЛОВ

 

Павлов ворвался в литературный мир при тотальном безрыбье. Первая половина 1990-х годов выпала для нашей литературы трешовой картой. Тираж толстых журналов падал, несмотря на денежные вливания Сороса. Старые писатели растерялись, новых не появлялось. Культ Пелевина начался только в 1997 году с выходом его книжки «Чапаев и пустота», тогда же появилась Маринина, а чуть позже Акунин (сиречь, Фандорин). Русская литература не то чтобы засияла, она снова просто была.

Первая половина 1990-х, – игровое царство постмодерна. Главными писателями считались Виктор Ерофеев с романом «Русская красавица», Валерия Нарбикова (уж не помню с чем), и пишущий свои первые книги Владимир Сорокин. В зарубежном плане очень прогремел изданный трехтомник Борхеса и книжки Кастанеды. Наличествовал реальный культ анекдотиста средней руки Довлатова.

На этом поле вдруг появился здоровый парень (напрашивалось даже слово мужик) с романом «Казённая сказка».

Но давайте сначала скажем пару слов, – откуда он взялся вообще.

Павлов типичный ищущий книжный столичный юноша. В 1986 его страстный монолог записала одна из знакомых журналисток и опубликовала в «Литературной газете». 

По окончании школы парень попал в ад советской армии. Можно по этому поводу иронизировать, но все, абсолютно все мои ровесники армии боялись больше, чем чёрта с дьяволом, а Павлов ещё попал не куда-либо, а в конвойные войска.

Вот что поведал он в «Биографической записке»:

«…за эти полгода мог быть изнасилован, зарезан, застрелен, посажен в тюрьму, изувечен, мог изувечить непоправимо самого себя – тут я не в силах описать всех обстоятельств, только обозначаю, что видел в упор перед собой, загнанным зверьком, уже-то издыхающим, но происходило чудо. Этим чудом, спасавшим меня в последний возможный миг, были люди, порой случайно встреченные и самые незнакомые. Также я узнал и увидел, какие бывают лагеря и жизнь вокруг них. Отлежав в госпитале с травмой головы, но будучи психически здоровым, оказался в стенах карагандинской психушки, где провёл полтора месяца и был списан из конвойных войск как негодный к строевой службе, что, наверное, спасло мне жизнь».

Оказавшись на воле с, как ни крути, психиатрическим диагнозом, Павлов не мог устроиться на приличную работу. Двадцатилетний, полный сил мужик пошёл в вахтёры. На досуге начал писать. Поступил в Литературный институт.

В 1994 году «Новый мир» опубликовал первую большую вещь Павлова, – роман «Казённая сказка». В узком литературном кругу роман наделал много шума. Он вошёл в шорт-лист Букеровской премии, о нём тепло отозвались Виктор Астафьев и Георгий Владимов.

С чисто литературной точки зрения это, может быть, самая совершенная вещь Павлова. Исполненный в сказовой манере роман удачно сочетал реализм с модерновыми приёмами. При чтении приходил на память целый пласт русской литературы: Гоголь, Салтыков-Щедрин, Лесков, Платонов. Здесь Павлов показал, что всё у него в порядке и с фантазией, и с юмором, в недостатке которых его частенько обвиняли в дальнейшем.

В молодом Павлове искрило море юмора и жизнелюбия. Свидетельство этому такие рассказы как «Эпилогия» и «Яблочки от Толстого». Другое дело, что развивался Павлов не в сторону приемлемости жизни, а наоборот. Совсем наоборот…

Была у него и напористость.

Сразу же после первого успеха выяснилась грандиозная серьёзность намерений Павлова – он начал «помахивать веником», пытаясь навести в литературной светлице чистоту. Налетел на альма-матер Литературный институт с критикой ректора Сергея Есина; раздраконил критический цех, объявив критиков неудачливыми поэтами и прозаиками. Кредо Павлов позаимствовал у своего любимого писателя Солженицына: «Жить не по лжи!».

Я понимаю, что именно не устраивало молодого парня в тогдашнем литературном мире. Но в учители жизни он никак не годился, ни по возрасту, ни по опыту, вообще никак.

И всё равно статьи, составившие сборник «Антикритика», читаются с удовольствием и ностальгической завистью. Было время, – ни авторитетов не боялись; ни «холёсенькую» репутацию потерять; хай живе литература. Павлов отличный колумнист и, право, жалко, что эту стезю он со временем забросил. Журналистика здорово поддерживает писателя на плаву между романами.

Второй роман Павлова, опять на армейском материале, «Дело Матюшина» был принят не так уж чтобы. Да ещё разобиженные критики ударили по молодому человеку из журнальных гаубиц. Особенно была показательна статья Александра Агеева «Самородок, или Один день Олега Олеговича», где в сотый раз миру твердили, что не стоит ждать творческих чудес от людей из народной гущи.

Уже тогда Павлов, которому и тридцати не исполнилось, казался со стороны старым, усталым, разочарованным. Бородатый, угрюмый, вещающий нечто тяжеловесное. Удивительно, – будучи всего на год-два старше Карасёва, Сенчина, Садулаева, он воспринимался старше на целое поколение.

Жилось ему, конечно, нелегко, – видно это по таким автобиографическим вещам на материале детства как «В безбожных переулках» и «Школьники». Каждый выбирает материал под себя, фильтрует, – я учился в то же время, что и Павлов, в такой же типовой средней школе, но вот болезненной концентрации «достоевщины» среди школьников, хоть убей, не припомню. В моих безбожных переулках тоже не скакали набоковские разноцветные мячики, но и одиночества маленького Гулливера в стране взрослых великанов не было.

Чем поражает повесть «В безбожных переулках»? Ни одного ровесника не выписал Павлов ярко, – ни дружбы там не видно, ни смеха, а светлая нота если появится, то тут же меркнет с описанием… да нет, не ужасов, в том-то и печаль, нормальной жизни. Эта нормальная жизнь настолько враждебна герою, настолько хочет его без видимой нужды подавить, что, право, лучше материальные лишения Оливера Твиста, откуда есть выход в виде «Deus ex machina».

В 2001 году Павлов получил «Букер» за окончание трилогии «Повести последних дней» – «Карагандинские десятины». Казалось бы, живи да радуйся, но Павлов вдруг на фоне успеха исчез.

На вопрос корреспондента о странном исчезновении сам Павлов ответил предельно честно:

«Просто перестали издавать, приглашать. В квартире за эти годы не раздалось ну ни одного звонка. Похоронили. Но это было во благо. Работал, не стало суеты».

Во благо? Много ли наработал Павлов за это время?

Только в 2009 году вышел его новый роман «Асистолия», ставший последней крупной вещью прозаика.

Это тяжеловесное, кризисное и страшное произведение. Неприятие жизни, намечавшееся в предыдущих вещах Павлова, в «Асистолии» расцвело вовсю, выдавливая из автора роман о медленном умирании.

Согласно Википедии: «Асистолия – прекращение деятельности сердца с исчезновением биоэлектрической активности».

Говоря о рождении замысла романа, Павлов в интервью газете «Литературная Россия» сказал: «Много молодых мужчин в России погибло за эти годы. Это эпидемия – не дожив даже до сорока лет. У меня погиб друг. Но до этого погиб ещё один друг… После этого в меня вселился страх смерти… Есть такая болезнь… Поэтому такой герой, поэтому, в общем, и такое название – мужчины в этом возрасте умирают в России именно от сердца».

Павлов утратил фермент радости, без которого литература просто не делается. Но как прикажете реагировать литературной общественности на писателя, который не пишет? Это раньше можно было сочинить бестселлер «В августе сорок четвёртого…» и быть на слуху десятилетия.

Нельзя ведь сказать, что Павлов оказался тотально позабыт-позаброшен. В престижнейшем московском издательстве «Время» под него целую серию создали: «Проза Олега Павлова». А премия Солженицына, которую присудили Павлову в 2012 году?

Другое дело, что Павлов был литератором до мозга костей. А в наше время для постоянного участия в литературном процессе требуется регулярно на дудке играть (не буду в рамках статьи рассуждать плохо это или хорошо, – ограничимся констатацией: это так!) Ладно бы Павлов давал повод для разговора, заделавшись радиоведущим, или курируя премии, или выступая на ток-шоу по вопросам, далёким от литературы. Нет же, в том-то и фишка, – затворничество его вышло добровольным. Сложно стало петь в полную глотку, как он любил и умел, а свистеть в полсилы совесть не позволяла.

Судьба этого честного человека ещё одно предупреждение, – не делайте на литературу жизненных ставок. Ищите дела помимо её, любимой.

И напоследок о пророчествах. Говоря: «…мужчины в этом возрасте умирают в России именно от сердца», сам Павлов умер от инфаркта, не дожив до своего пятидесятилетия.

11 комментариев на «“ДРАМА ОЛЕГА ПАВЛОВА”»

  1. Русские мужчины защищали не способного к воинской службе неполноценного О.О. Павлова, честно проходя службу в ЮГВ, ГСВГ, ОСКВА, Чечне (обе кампании), в Цхинвале (2008) и сейчас в Сирии.
    Не надо пиарить предателя, бросившего свой автомат

  2. Зачем писать в таком ракурсе о человеке, который не может сам на это ответить? Это непорядочно, если не сказать, что гнусно. Остались его произведения. О них и судите.

  3. Что бы значило – перекрытый источник литературы? Пиши себе да пиши. Но ты же печататься хочешь, за бабки, к премиям пристрастился, на фестивали ездить любишь. И вдруг – ничего. Фонды вышли. Как тут не заколдобиться известному русскому литератору. И получается, что весь этот “новый реализм” – фикшн, а популярна литература нон фикшн. И чему такому мог учить этот писатель молодых литераторов? Гражданская позиция сомнительная, талант неочевиден, ума особого и конкретных познаний нет. В этом смысле куда героичней поведение того же Егора Исаева. Посекретарствовал всласть, а когда попросили, ушел и начал грядки копать, огурцы выращивать какие-то выдающиеся. И ему за такое даже его бесконечные поэмы простятся, честно отработал.

  4. Стало общим местом ругать Егора Исаева. Между тем, его поэмы не были такими уж подобострастными к Советской власти. Не было, как у Вознесенского “Уберите Ленина с денег,/ Он для сердца и для знамён…/

  5. Кто ругает поэмы Егора Исаева? Чтобы это делать, надо их сначала прочитать. Но какой нормальный человек на такое способен? Очень длинно и очень рыхло. Человек был любопытный.
    А насчет подобострастия – больше-меньше, оставьте эти измерительные манипуляции для личного пользования. Оно или есть, или нет.
    Тут речь была не о поэте, а о человеке. Рукой махнул, уехал из города и доказал, что может сам себя прокормить и не сетовать, разные места пеплом посыпая. Молодец. А теперь сравните с героем этой статьи.

  6. Да, что-то про армию резануло.
    Понятно, что в Сов. Армии было всякого, но здесь – с какой запредельной ненавистью.
    Это просто чудовищно.
    Какой-то инвалид написал. И если таким был Павлов, то чем он лучше улмцкой?

  7. Егор Исаев никому ничего не доказывал. Он был ветеран войны и имел стаж военной службы. Был лауреат государственных премий. Пенсия была ветеранская. Ни на что он рукой не махнул: у него была нормальная ситуация, он не нуждался, жил в Переделкине, работал на приусадебном участке в своё удовольствие. Про кур и огурцы – вранье. Его печатали и Поляков, и Куняев. В 2009 году он получил премию. Никакого сравнения с Павловым, о котором судить не надо.

  8. Для “кугель”. Чтобы заявить, что поэмы Егора Исаева были рыхлые и длинные, нужно самому их прочитать, а иначе как узнать, что они рыхлые, не прочитав их с начала до конца? Вы тоже считаете себя ненормальным? Между прочим, их высоко оценил Шостакович. Трудно представить, что Егор Исаев мог бы на что-то сетовать, разве что на те безобразия, которые начались. Не думаю, что у него были основания “посыпать пеплом разные места”.

  9. Павлов писал правду. То, что сам испытал. А оскорблять мертвого… Гюрза правильно написала – “Это непорядочно, если не сказать, что гнусно”.

  10. “…с какой запредельной ненавистью….”

    То, что написано не с “запредельной ненавистью” (запредельной любовью, запредельной грустью, запредельной иронией etc), вообще недостойно того, чтобы остаться в человеческой культуре.
    Ибо сказано: “заплывай выше, все равно снесет”.
    И еще сказано: поелику ты тепл, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих…

    Всё ли ты хорошо понял, Игореха?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *