Материалы по номерам

№ 2007/18, 23.02.2015

Когда ждали мы наш самый главный, наш святой праздник – День Великой Победы – весь мир облетели кадры: спиленные бронзовые сапоги памятника советскому воину-освободителю в Эстонии. Мы долго наивно верили, что ни у кого не поднимется рука на святотатство. Поднялась… Распилили не металл – жёсткие зубья вновь прошли по душе и судьбе мира. Мира, за […]

№ 2007/18, 23.02.2015

Когда-то Фёдор Абрамов по поводу Александра Твардовского заметил: «Собиратель литературы. Высочайший. Авторитетнейший судья. Властитель поколения». И он, видимо, не так уж далёк был от истины. Александр Трифонович Твардовский родился 8 (по новому стилю 21 июня) 1910 года в деревне Загорье Смоленской губернии. Его отец относился к зажиточным крестьянам. Позже это обстоятельство привело всю семью к […]

№ 2007/18, 23.02.2015

О последнем интервью Александра Зиновьева   Так случилось, что интервью, взятое мною и моим приятелем у Александра Александровича Зиновьева, оказалось последним, данным печатному изданию (было ещё интервью радиостанции «Говорит Москва»). Беседа была напечатана в газете «Завтра» (№ 20 от 17.05.2006), через неделю после смерти философа, под редакционным заголовком «Разгром СССР был ошибкой Запада…». Мой вариант […]

№ 2007/18, 23.02.2015

Книги, отмеченные писательницей Светланой ШИШКОВОЙ-ШИПУНОВОЙ

№ 2007/18, 23.02.2015

СВЕРДЛОВСКОЕ РОДНОЕ...

      
     Свердловское родное – гордимся мы тобой!» – слова гимна Свердловского высшего военного политического танко-артиллерийского училища звенели у меня в ушах всю дорогу от Петрозаводска до Екатеринбурга. На сорокалетие училища 17 марта 2007 года собрались выпускники СВВПТАУ всех выпусков, со всех республик Советского Союза. Ничто не могло удержать меня в Карелии, воспрепятствовать встрече на КПП училища друзей-товарищей, однобатарейцев. Без малого двадцать лет прошло со дня выпуска офицеров-артиллеристов. И вот мы вместе! Встречи, объятья, улыбки. Коробка Роты почётного караула первой батареи – 1986 – 1988 годов – чётко, с гордо поднятой головой прошла по училищному плацу. Потом снова разговоры, расспросы, обмен адресами и телефонами… 
     Свердловское, родное… время. Оно памятно для меня, нынешнего литератора, робкими стихотворными опытами, поэтическими колонками в боевых листках и батарейной стенной газете, выступлениями в конкурсах художественной самодеятельности, первой публикацией подборки стихов в училищной газете «По Ленинским заветам». Я не мог себе позволить, будучи в студенческом Свердловске, не навестить знакомых стихотворцев. В Пушкиногорье на поэтическом семинаре познакомился с поэтом Андреем Расторгуевым, на турнире поэтов в Челябинске судьба свела меня с уральской поэтессой Евгенией Извариной. Не ограничившись творческой перепиской, нагрянул к ним в Екатеринбург как снег на голову. Талантливые, интересные люди. У Андрея и Евгении на счету несколько поэтических книжек, публикаций в «толстых» столичных журналах. Друзья организовали нам с женой экскурсии по литературным и историческим местам города. Город огромный – 1 200 000 жителей! Работают заводы, шумят новостройки. Правда, как и во многих других больших городах, уютные старые постройки идут под снос, исторический центр застраивается круглыми высотными домами-башнями… В городе много театров, музеев, есть пешеходные улочки, со вкусом обставленные бронзовыми фигурками, олицетворяющими связь времён и поколений. В Екатеринбургском представительстве Союза писателей России, бьющемся за здание в центре города с местным предпринимателем, я с удивлением увидел складированные на время ремонта в коробки подписки журнала «Север» 2002 – 2003 гг. Читают коллеги, следят за творчеством собратьев по перу! На радостях, в соседнем книжном магазине я купил несколько сборников уральских поэтов: Юрия Казарина, Ювеналия Глушкова, Бориса Рыжего. Недавно и у Андрея Расторгуева вышла очередная прекрасно изданная книга стихов «Дом из неба и воды». Андрей познакомил меня с интересным екатеринбургским литератором – Александром Керданом. Пяти минут разговора хватило, чтобы оценить вклад Александра в литературную жизнь Уральского региона. Издание книг, организация литературных премий, поддержка молодых писателей России – вот малая толика добрых дел поэта и гражданина. Воистину, Урал по праву носит звание – опорного края российской Поэзии. 
     В этом не дал мне усомниться и литературный журнал с одноимённым названием. В журнале «Урал» я побеседовал с его главным редактором, легендарным Николаем Колядой. Коляде удаётся совмещать руководство журналом и театром. И там, и там – чувствуется рука мастера, его боль за любимое дело. Необычные рекламные акции, как-то театральные будки на улицах Екатеринбурга, где актёры показывают маленькие сценки для одного зрителя, фольклорные запевки на крыльце Главпочтампа, призывающие подписываться на региональный журнал, сам вид «Коляда-Театра» – резного деревянного домика, обставленного внутри предметами времён нэпа – говорят о долговечности и неординарности проектов Николая Коляды. Мне с супругой посчастливилось, по приглашению автора, побывать на спектакле «Землемер». Действие на сцене, проходящее из-за камерности театра практически в зрительном зале, никого не оставило равнодушным. Зрители невольно оказываются заключёнными в больном безысходном мире, населённом бывшими интеллигентными людьми и бомжами, каким-то образом очутившимися на втором этаже бывшей библиотеки. И может из-за этой библиотеки, героического прошлого советского народа, язык «Землемера» не коробит слух, не спускается на общественное дно, а заставляет сопереживать происходящему на сцене, запоминать наиболее сильные моменты. 
     Едва ли не самым важным событием нашего пребывания в Екатеринбурге стало посещение квартиры русского детского писателя Владислава Петровича Крапивина. На протяжении многих лет, с переменным успехом, мы вели литературную переписку. Напросившись в гости, я и не подозревал, что хозяин квартиры уже сидит на чемоданах. На следующий день Владислав Петрович уезжал на «КАМАЗе», нагруженном вещами, в Тюмень. Владислав Крапивин покидал город, почетным гражданином которого он является, с тяжёлым сердцем. Пресловутый жилищный вопрос не давал знаменитому детскому писателю разместить дома свою уникальную библиотеку, стеснённые житейские обстоятельства не позволяли творить в полную силу. Крапивин неоднократно обращался с просьбами об улучшении жилья в местную администрацию, но тщетно… На одной из передач Свердловского телевидения, куда пригласили Владислава Петровича, был задан вопрос: «Почему из города уезжают деятели культуры?», но ответить на него никто не удосужился, потому что у представителей городского управления культуры не нашлось времени приехать в студию, так как они принимали новую вольеру для слонов в Екатеринбургском зоопарке. И вот на вручении первой Международной литературной премии Владислава Крапивина в Тюмени, местный университет и руководство города предложили ему переехать в родные пенаты. Крапивин родился в Тюмени. Когда мы говорили о городе детства, о детской литературе, о грядущих планах, глаза писателя загорались ласковым весенним огнём. Теперь у Владислава Петровича будет великолепная возможность любоваться на родные дворы из окон пятого этажа нового дома, где расположена его пятикомнатная квартира. В Тюменском государственном университете Крапивину предложили должность профессора и преподавательскую работу. После полугодовой нервотрепки наконец-то можно приступить к написанию новой повести о необыкновенном детстве с высоты мудрой зрелости. Доброго вам творческого пути, Владислав Петрович! 
     Мысленно, сидя дома за письменным столом, я снова и снова переношусь в Свердловское, родное, литературное, наполненное впечатлениями армейской юности время. «Встретимся на КПП!»: призыв телевидения, прозвучавший в «Вестях» по Свердловской области, стал главной новостью весны 2007 года для меня и, я надеюсь, для всех встреченных мной в Екатеринбурге людей – батарейцев, писателей, верных и хороших друзей. Мне ещё раз хочется прочитать для них стихотворение, задуманное во время ночной тренировки Роты почётного караула на площади Пятого года в Свердловске. Каждый год на площади проходила подготовка парада, прогон техники, войск Свердловского гарнизона. Мы вновь оказались в столице Урала – опорного края державы. Но наш главный парад – ещё впереди! 
      
      
      
     Олег МОШНИКОВ 
      
      
     

ПЕРЕД ПАРАДОМ 
      
     Поздний час на небе вышил 
     Серебристый аксельбант. 
     Поднял палочки повыше 
     Барабанщик-музыкант. 
      
     Громко тикало светило, 
     Тень карабкалась к нулям, 
     Площадь эхом подхватила 
     Молодой сердечный ямб, 
      
     Чтобы взяли шаг единый 
     Под победный гром весны 
     Белоруси, Украины, 
     Славной России сыны! 
      
     Рассыпаются команды: 
     Коридор прогону дан. 
     Бьют уральские куранты… 
     Слушай, слушай барабан! 
      
     ЕКАТЕРИНБУРГ – ПЕТРОЗАВОДСК

№ 2007/18, 23.02.2015

ПРИМЕРЯЕМ НОВЫЕ ШИНЕЛИ

     «Павшие» и «живые» 
     Если свести реалии литпроцесса в батальном жанре к простейшей дилемме, наметилось противоречие между пластом военной художественной прозы, созданной в 1940 – 1980-е годы, и порождениями последнего десятилетия-двух. Что естественно – за первой многочисленной группой стоят традиции «Радуги», «Молодой гвардии», «Живых и мёртвых», «Они сражались за Родину», «Дожить до рассвета», «Горячего снега» и многих, многих ещё книг, практически хрестоматийных. Эти романы – знаковые для всей русской литературы. За второй – наше время с его негативными парадоксами и новыми законами, как существования, так и творчества. Однако видоизменение российской военной литературы было трансформацией, а не деструкцией! Никто жанровых традиций «до основанья» не разрывал, никто не призывал «сбросить Шолохова и Симонова с авианосца современности!», никто не порывался переписывать ни исполненную пронзительного лиризма повесть «А зори здесь тихие…» Б.Васильева, ни скорбный «Обелиск» и романтическую «Альпийскую балладу» В.Быкова, ни «Звезду» Э.Казакевича, ни патетических стихов Д.Кедрина, ни правдивых зарисовок С.Наровчатова. Бесчисленные фантасмагории на исторические темы, типа «Голубого сала», рисующего чарующий образ Сталина, никак не входят в этот ряд – мы говорим о литературе реалистической. 
     На святое в искусстве посягательств объективно нет! Другое дело, что посягательством на святое могут счесть достижения исторической науки – новые знания о «теневых» сторонах Великой Отечественной. Такие откровения довольно быстро перекочёвывают в публицистику, и от этого факта нельзя отмахнуться. Публицистика, может, и не совсем литература, но она порой острее отражает особенности национальной ментальности. 
     Много белых пятен в истории второй мировой предстали такими многоцветными картинами, что волосы дыбом встают. Самое ужасное – что картины реальные, и, может быть, в их сокрытии была своя гуманность... Так, например, думала я, перечитывая в Интернете потрясающе талантливый очерк известного публициста Виолетты Баша «Край безымянных могил» (впервые опубликован в «Литгазете» в 1999 году) – о работе поискового отряда, спустя полвека после Победы отыскивающего и погребающего «забытых» солдат Великой Отечественной. Каждая обнаруженная спустя 60 лет «могила неизвестного солдата» прибавляет изыскателям, учёным, а в конечном счёте и всем россиянам знаний о войне – знаний подлинных, а не декларативных. 
     У Лазаря Лазарева, главного редактора журнала «Вопросы литературы», литературного критика и публициста, участника Великой Отечественной войны, свой взгляд на военную публицистику. Саркастический. «И ещё одна заметная примета юбилейной кампании: за последние недели телевидение несколько раз показало короткие сюжеты о «поисковиках». Эти люди занимаются благородным, можно сказать, святым делом… Но почему наши СМИ об этом вспоминают лишь тогда, когда приближается знаменательная дата? …В Воронежской области «поисковики» отыскали останки погибших в войну, но лежат все эти скорбные находки в сарае у одного из них, потому что тамошние начальники никак не предадут земле погибших – то ли денег на это не отыскали, то ли охоты не было себя утруждать, поскольку прямых указаний свыше не получали», – пишет он в «неюбилейных заметках» «В преддверии знаменательной даты» («Знамя», 2005 г.). В этих заметках нашлось место многому: и замене казённой аббревиатуры «ВОВ» на полные слова в объявлении на стене сберкассы – к юбилею, и парадоксальности советской пропаганды уважения к защитникам Родины («проводились «вахты памяти», «торжественные линейки» и «сборы» в школах, но могло ли возникнуть уважение к людям, которых наделили «льготой», раздражавшей стоявших в очередях»…) – отпуск товаров и услуг вне очереди), и множественным сюжетам в СМИ «Награда нашла героя» (а сколько героев умерло, её не дождавшись?), и участившимся публикациям воспоминаний участников войны, при том, что «до сих пор точной цифры погибших мы не знаем, она менялась без зазрения совести. Вскоре после войны сверху была «спущена»… цифра потерь: семь миллионов человек. В 1965 году она превратилась в двадцать миллионов. А в 1990 году – в двадцать семь». И попыткам вновь зарифмовать имя генералиссимуса Сталина со словом «Победа». 
     Заинтересованных отсылаю к первоисточникам. Считать ли воссоздание фактографии чернением возвышенных идеалов? Пусть потребители исторического продукта сами разберутся с его производителями. 
     Сделаем ремарку на полях – первый признак модернистской военной литературы и публицистики – её обращение к неизвестным страницам прошлого (а ещё более того настоящего), освещение фактов, невзирая на их неприглядность. Эдакое отрицание условностей. 
      
     Синдром «Горячих точек» 
     Военная литература «нового поколения» (и по возрасту её творцов, и по дате написания) не предпринимает попыток вытеснить «старую» с арены читательского восприятия темы «Двадцать второго июня, утром, в четыре часа…». Мы в этом убедимся, когда разговор дойдёт до батальной прозы молодых. Потому что точками приложения её сил стали, простите за мрачный каламбур, «горячие точки» постсоветской России. 
     Даже злосчастный Афганистан уже не так тревожит писательское воображение. Воистину – «И отплакали те, кто дождались, не дождавшиеся – отревели». Кончилось выполнение интернационального долга в 1988 году, унесло двадцать тысяч солдатских и офицерских жизней, познакомило многие мирные семьи с оцинкованными смертями, оставило нам миллион загадок, лет на пятьдесят скрытых под грифом «секретно» – и оставило в литературе очень странный, однобокий какой-то след. Осмысленно обхожу вниманием авторскую песню, синтез художественного осмысления пережитого и народных представлений о той войне, – она была и есть, как стихийный бунт «опосля» и стихийная же радость выжить. Но в прозе... 
     В число излюбленных литературных мотивов и приёмов батального жанра уверенно вошёл «афганский синдром» главных героев, побуждающий их воспринимать зло в штыки и биться с ним жарче, чем с «духами» под Кандагаром. Изломанная Афганом душа, судьба, личная жизнь, психические травмы, неспособность выживших в пекле быть «как все» описываются охотно и достоверно, как и приключения бывших афганцев после войны. Романов же и повестей, более или менее связно и цельно воспроизводящих афганские события, читать не приходилось. Возможно, это огромный пробел в моём образовании, а возможно, гриф секретности действует. Когда его снимут, мы (или наши дети), надеюсь, прочитаем новый вариант эпопей «Дорогой мой человек» и «Щит и меч», с афганским колоритом. Нечто подобное жёстким «азиатским» историям Л.Карелина. И всё-таки постсоветская литература, а особенно публицистика, отдала должное афганской тематике, с трудом, как на марш-броске в полной выкладке, преодолела её, точно перевал на хребте Гиндукуш… И оставила в назидание потомкам, а сама заразилась новым синдромом – чеченским. Многие писатели опираются на личный опыт. 
      
     Добро побеждает 
     Доступный пример. Один из авторов типичных современных военных романов – Александр Тамоников, член Международной Ассоциации писателей баталистов и маринистов, проживает в Рязани. О чём его книги, видно из названий – «Специальная команда», «Мастер ближнего боя», «По закону войны», «Солдатами не рождаются», «Рота уходит в небо», «Боевой расчёт» и так далее. Роман «Рота уходит в небо» экранизирован российским телевидением. Сюжеты и декорации для повествований Тамоников берёт из своего спецназовского прошлого. Здесь и проявляется ещё одна отчётливая нынешняя литературная тенденция – романы и повести о войне носят отчётливые черты приключенческих романов. Среди их героев встречаются и романтические персонажи – одинокие борцы с несправедливостью, опалённые то афганским, то чеченским синдромом, и, так сказать, реалистические – солдаты и офицеры, честно выполняющие свой долг перед Родиной. По законам приключенческого жанра добро всегда оказывается «на коне», даже если за его воцарение придётся заплатить непомерно высокую цену. Это правило неизменно ещё со времён рыцарских романов, она красной нитью проходит через всю сокровищницу мировой приключенческой литературы. Правда, российская классика с её вечными поисками Бога и правды не создала «чистых» образцов этого жанра – но ведь не всё ещё потеряно, и, кто знает, возможно, именно сейчас формируются традиции русского остросюжетного романа. Для мировой литературы это было «счастливое детство» или «безмятежное отрочество», а мы, похоже, в детство возвращаемся из неспокойной зрелости. Неплохо – ведь весь двадцатый век русские дети безвременно старели… 
     Впрочем, приключенческая литература начинала формироваться в России – в тридцатые годы, на военной тематике, на идеологии ожидания войны, в которой нужно победить или погибнуть. Как иначе расценить повести Аркадия Гайдара? Нормально ли, когда в солдат «единственной гражданской» превращают пятнадцатилетнего подростка («Судьба барабанщика») или вообще шестилетку («Военная тайна»)? А написано-то живо, интересно, не оторвёшься… Да и среди романов советских писателей о Великой Отечественной войне для детей встречаются почти что приключенческие – трилогия В.Осеевой «Васёк Трубачёв и его товарищи», например. История о пионерах на войне подана в духе социалистического реализма – не важно, что там было, но вот так должно было быть. 
     В том же идейном духе, с добавлением захватывающих деталей (слежка за врагами, секретные поручения, участие в боевых операциях) были составлены и богато иллюстрированные брошюрки-биографии пионеров-героев «Марат Казей», «Лёня Голиков». Иногда на основе стандартизированных биографий юных героев создавались целые романы – «Четвёртая высота», «Партизанка Лара». Там дети вели себя, как взрослые бойцы за великую идею. Оценивать эту идею не входит в мои ближайшие планы. 
     Ничем не отличаясь от соцреалистических авторов, нынешние версификаторы делают то же самое – помещают идеальных героев в реальные условия, создают реальным героям идеально плохие или идеально хорошие условия, декорируют им подходящий фон. Так что традиции советского приключенческого романа для молодого поколения в принципе не нарушены. Из новых книг исчезла лишь идейная составляющая. Как справедливо заметил Александр Тамоников, в каком идейном духе воспитывать юных, если правящей идеи в государстве нет? Нет её в обществе – нет её и в искусстве. Но поскольку ни природа, ни искусство не терпит пустоты, место идеологического стержня вновь понемногу, слава тебе, Господи, занимают вечные ценности – торжество добра, справедливости, и, между прочим, закона «Око за око», который не смогла искоренить христианская религия за две тысячи лет. 
     Пора отметить вторую особенность военной литературы – «сиюминутность» темы и «читабельность» её раскрытия, остросюжетность повествования, где добро непременно должно быть «с кулаками». Непротивление злу насилием неактуально, и трудно спорить с авторами, которые предлагают действенно противиться злу – насилием же. 
      
     Торжество дисгармонии 
     В части художественной составляющей новых произведений о войне вывести усреднённый алгоритм не получается, да и не должно получиться, потому что, во-первых, сколько читателей – столько мнений, во-вторых, сколько писателей – столько стилей изложения. У каждого автора есть свои сильные и слабые стороны. И если, допустим, язык книг А.Тамоникова суховат, это не значит, что все военные книги сегодня пишутся в стилистических рамках Устава. Как и не значит, что все прежние писатели мастерски владели пером. Да и тема, честно говоря, не располагает к высокому штилю… Вдумайтесь – ведь разливаться соловьём придётся на тему ВОЙНЫ! Хорош источник наслаждения…
     Наиболее распространённый упрёк, который адресует этим писателям читающая аудитория, – в жестокости. Есть в нём правда. Сразу вспомнился роман Александра Проханова (одного из самых популярных сегодня идеологов и авторов политических детективов) «Господин Гексоген». Несколько цитат навскидку: «Бой за опорный пункт… Мулла за резной колонной стреляет из пистолета в солдата, дырявит ему лицо. Другой солдат страшным ударом приклада сбивает на пол муллу, молотит прикладом в голову, покуда из трещин черепа не хлынула красная гуща… 
     …Посреди двора на сухой земле лежала крохотная убитая девочка в нарядном складчатом платье, с чёрными прядками, смуглым, неживым лицом. Над ней склонилась обезумевшая женщина, нечёсаная, с чёрными подглазьями, с дико мерцавшими глазами. 
     …С обожжённого танкиста снимали прилипшую форму, и она отклеивалась от спины вместе с кожей, как горчичник. Санитары отделяли лоскуты кожи, словно открывали на спине переводную картинку – красную, мокрую, пузырящуюся, изрытую пламенем, прикосновением раскалённой брони…» 
     Конечно, эти «страшилки» придают весомости описанию боя между чеченскими бандформированиями и российскими частями в дагестанском селе. Но мне, женщине, читать их было мучительно. Хотя, весьма вероятно, кому-то и нравится… Об избавлении военной литературы от нравственных табу и сантиментов мы уже говорили. Что правомернее – приукрашивать картины боёв, превращая их в нарядный лубок героического содержания, или заставлять читателей морщиться, подспудно внедряя в сознание простую мысль: война всегда страшна и уродлива, красоты в ней быть не может? Ибо красота – в гармонии, а война – это намеренно учинённая дисгармония. 
     Кстати, если вспомнить романы В.Василевской «Радуга», В.Богомолова «Иван», а также фильмы, снятые по их мотивам, придётся признать, что и советская литература порой была натуралистична – и обоснованно. 
      
     Сыновья уходят в бой 
     Непременным элементом литературного процесса остаётся приток новых авторов. Чем-чем, а уж вновь открытыми писателями наше время изобильно! Гигантский массив так называемой «коммерческой прозы» почти полностью состоит из ранее неизвестных имён. Где-то половина из авторов книг «в мягких обложках» отдают должное теме войн (разумеется, тех войн, которые сами наблюдали). Это многообразие силами одного человека не проштудируешь. Но и в так называемую «серьёзную литературу» стучатся молодые люди, и многие из них в качестве презентации предъявляют почтеннейшей публике военную прозу. Литературное рождение двух молодых авторов произошло практически на моих глазах на форумах молодых писателей России, организованных Фондом социально-экономических и социальных программ. Открытием первого же форума явилась повесть ростовчанина Дениса Гуцко «Апсны абукет» («Вкус войны») – изложенная с позиций мирного обывателя история «грузино-абхазского конфликта» 1991 года. Так называют абхазские события историографы. Какой, к чёрту, конфликт! – война это была, утверждает Гуцко. Эту войну «посчастливилось» пережить отцу молодого писателя (он смог в кровавой неразберихе бойни покинуть родной дом, стать беженцем в России). Повесть лаконичная и талантливая. Её художественный эффект достигается не перечислением боёв и насилий (они изложены вроде бы даже сухо, с застывшим навек под рублеными строками ужасом), не смаком омерзительных подробностей братоубийства (хотя и это присутствует), но бесстрастной фиксацией деталей, виденных своими глазами. Упаковки минеральной воды, которые жители Сухуми тащат из разорённого супермаркета, продажа самогона в розлив, которую открыли предприимчивые соседи главного героя, расстрел главного врача городской больницы лишь за то, что он грузин, в сквере напротив окон его кабинета… Невозможно не проникнуться жутью войны, в одночасье сменившей налаженную жизнь. 
     К категории военных книг стоит отнести и книги об армии – даже если их герои не идут в бой, а проходят срочную службу в каком-нибудь краснознамённом глухоманском гарнизоне. Какова армия в мирное время – мало оснований полагать, что в критический момент она проявит себя иначе. В этом смысле одной из самых «военных» книг представляется скандально известный роман Ю.Полякова«Сто дней до приказа», посвящённый извечной «войне» салаг и старослужащих. Военная сатира – величина постоянная. «О войнах существуют замечательные весёлые книги, где героями Швейк и Чонкин», – напоминает Николай Работнов. Как правило, кадровые военные романы Полякова иГашека ненавидят – значит, стрела попала в цель. Российские вооружённые силы помимо борьбы с внешним врагом – своего прямого долга – ведут затяжные бои на внутренних фронтах, и нет оснований считать разборки «духов» и «черпаков» боями местного значения. Война добра со злом не кончается, напротив, идёт с переменным успехом, потому что противник здесь не определён… 
     Так вот, в рамках, начертанных почти двадцать лет назад Поляковым, продолжают появляться современные произведения. Автор одного из них – Александр Карасёв, участник третьего форума молодых писателей. Достаточно сказать, что его повесть «Запах сигареты» допущена к публикации журналом «Новый мир» в 2004 году – по неписаным правилам, ей уготовано серьёзное литературное будущее. Повесть начинается с призыва в военкомат, продолжается на срочной службе, достигает кульминации в момент боя в Чечне, где гибнут товарищи героя-рассказчика. Героя в полном смысле слова в романе нет, их много – все молодые солдатики. На мой взгляд, самым серьёзным недочётом повествования и является последний бой, описанный скупо, даже бедно, на одном эмоциональном уровне с другими несладкими эпизодами солдатчины. Особенно эта скудность красок бросается в глаза в сравнении с чёрно-красной гаммой романов А.Проханова. С другой стороны, она же создаёт необходимую достоверность изображаемой сцене. Не берусь судить, что лучше для книги и «козырнее» для писательского «я» – сухая беспристрастность или рождение шквала эмоций. Мне, например, отрадно, когда читателя не пытаются склонить на одну из воюющих сторон. 
     Четвёртым пунктом поставим: омоложение военной литературы, приток свежей крови, залог кардинального отличия современных военных книг от их предшественников. Те, судя по всему, послужили плацдармом для блицкрига вновь приходящих. Новые имена – новые сражения (дай Бог, чтобы только литературные!). Не в первый раз сыновьям уходить в бой… 
      
     Новые солдаты будут получать пулями пробитые мундиры 
     Один Бог ведает, какой быть современной российской военной литературе через год, через пять. Нужна ли она? – что об этом спорить, нужна или не нужна, но существует ведь! Если звёзды зажигают… 
     Крамольную мысль выскажу по следам всенародного праздника длиною в год – Великая Отечественная война в искусстве уже отражена. Её художественное осмысление осталось уделом старшего поколения. Объективно молодёжь не сможет влиться в эту колею, да, вероятнее всего, и субъективно не пожелает. И в этой связи можно утверждать, что фронтовая литература, порождённая той эпохой, кристаллизовалась в некий монолит, составила структуру образов, представлений, легенд и истин, которую быстротекущее время уже не деформирует. Мобильны представления о модернистской баталистике, поскольку она как раз находится в периоде становления. Она, безусловно, вышла из той обгорелой шинели, которую скинул русский солдат в мае 45-го на подступах к Берлину, и сейчас одёжка становится ей не по размеру. Воин сбросил пробитый пулями мундир с плеча и оглядывается в поисках другого. Поиск новой «шинели» – новых форм и методов художественного изложения военных событий – в разгаре. 
     Беглый анализ предмета вселяет надежду, что искомое обмундирование не ограничится кепи бравого идиота Швейка. 
     И вместо постскриптума. Как так получилось, что в этой статье упомянуты лишь два женских имени – Ванды Василевской и Валентины Осеевой, писательниц давно минувших дней? Да, видно, потому, что фактуры маловато, чтобы говорить о феномене женской военной прозы, даже если приплюсовать творчество Юлии Друниной. Неграмотно было бы относить сюда армаду женских детективов, где добро тоже – по сценарию – обязано побеждать зло. Безусловно, существуют и написанные женщинами рассказы и повести о войне, подавляющее большинство из них никогда не дождётся всероссийской публикации. А жаль. Ибо в прозе женщин почти всегда присутствует некий вопрос, а тема и идея войны отягощена огромным количеством вопросов с вариациями ответов. Ответы давать предпочитают мужчины. Особенно те писатели, которые выбирают баталистику – жанр более прямолинейный, чем абстрактный.

 

Елена САФРОНОВА

№ 2007/18, 23.02.2015

БЕЗ ПРАВА НА СЛАВУ

     

      Если бы люди собрали и взвесили, 
     Словно громадные капли росы, 
     Чистую пользу от нашей профессии, 
     В чашу одну поместив на весы, 
     А на другую бы – все меднокожие 
     Статуи графов, князей, королей, – 
     Чудом бы чаша взвилась, как порожняя. 
     Нашу бы вниз потянуло к земле. 
      
     Н.Асеев
      
     Историки любят писать о заслугах политиков в решении тех или иных глобальных проблем. Между тем эти заслуги во многих случаях обусловливаются и предопределяются незримым трудом разведчиков, среди которых были и есть личности весьма примечательные и даже, я не побоюсь этого слова, – гениальные. Порой случается так, что хороший разведчик, оставаясь в тени, делает из политического пигмея фигуру важную и значительную, хоть памятник ставь такому при жизни. Разведчикам же очень редко сооружают памятники и после смерти. Поэтому я не случайно вынес в заголовок этой статьи девиз офицеров нелегальной разведки. 
     Прежде чем писать о капитальном труде генерал-лейтенанта Виталия Григорьевича Павлова, который недавно умер, отметив своё 90-летие, я хотел бы просветить неискушённого читателя в отношении основных функциональных задач и структуры разведки. У неё три основные линии: политическая, научно-техническая и внешняя контрразведка (проникновение в спецслужбы противника). По любой из этих линий можно работать либо с легальных, либо с нелегальных позиций. Легальные резидентуры гнездятся под крышами посольств, торгпредств и других заграничных учреждений той или иной страны. Нелегальные... Вот о них и идёт речь в книге В.Г. Павлова «Управление «С». Во главе нелегальной разведки» («Яуза», 2006 год). Управление «С» – это спецуправление Первого главка КГБ, которым много лет руководил В.Г. Павлов, проработавший в разведке полвека. Оно как раз и занималось подбором, подготовкой и выводом нелегалов на территорию реального или потенциального противника. Нелегал – человек с чужой биографией и безупречно изготовленными липовыми (фиктивными) документами в кармане. Долгие годы ведётся подготовка такого агента. И вот он выведен, осел. Начинается его полная тревог и опасностей работа, которая нередко заканчивается если не трагически, то драматически. 
     На обложке книги фото: «Марк» (Фишер, он же Абель), «Бен» (Молодый) и «Артём» (Акопян) – знаменитые, хрестоматийные нелегалы, которых хорошо знают по специальным учебникам сотрудники всех секретных служб мира. Снимок сделан, очевидно, в конце 60-х годов, поскольку вначале 60-х «Марк» и «Бен» ещё сидели в тюрьмах за рубежом, а в начале 70-х оба они один за другим безвременно ушли из жизни. Думал ли тогда любой из них, усаживаясь перед фотографом, что фото это для истории. Я помню их всех живыми и в добром здравии. Они делились с нами, молодыми разведчиками, своим огромным и драгоценным опытом. Все три полковника были людьми блестяще образованными и эрудированными, в то же время обаятельными, общительными, простыми в обращении, с хорошо развитым чувством юмора. Только однажды Абель был резок в моём присутствии. Когда один из сотрудников Берлинской резидентуры, где я работал, спросил его, не приходила ли ему в голову мысль о возможности компромисса с противником в момент ареста американцами, Абель подтянулся, посуровел и отчеканил: «Нет, не приходила!» Конон Трофимович Молодый, который в своё время вращался в высшем британском свете и был представлен королеве, любил рассказывать разные смешные истории. Они-то более всего и запоминались. Как-то он поступил в Англии на курсы китайского языка, чтобы обзавестись связями среди учившихся там дипломатов и разведчиков. Учились они по пособию, разработанному когда-то самим «Беном». Однажды в курилке один из слушателей доверительно прошептал ему на ухо: «Знаешь, тут все, кроме нас с тобой, шпионы». В другой раз сотрудник одной из английских спецслужб похвастался: «Я сейчас тебя таким угощу, чего ты никогда, не пробовал!» И он вынул из кейса бутылку русской водки. «Артём» поведал как-то быль весьма драматическую, продемонстрировав при этом клок седых волос на голове. В Италии, где он руководил нелегальной резидентурой, один из его агентов попытался при помощи изготовленного в КГБ ключа залезть в сейф начальника, чтобы сфотокопироватъ секретные документы. Ключ сломался. Обломок торчал из сейфа. С трудом вытащили его плоскогубцами. Новым ключом сейф удалось всё же открыть. Учтите, что ни один из трёх знаменитых разведчиков не был удостоен звания Героя Советского Союза. 
     Первым звание Героя в годы войны получил командир разведывательно-диверсионной группы офицер разведки К.П. Орловский. В дальнейшем Героями военной поры стали разведчики Ваупшасов, Кудря, Кузнецов, Лягин, Медведев, Молодцов, Рабцевич*. Первым разведчиком, удостоенным звания Героя в мирное время, стал полковник Геворк Вартанян. Он и его супруга Гоар проработали в нелегалке 40 лет и ни разу не «прокололись». Тут автор книги допускает неточность: первым звание Героя в мирное время получил убийца Троцкого Рамон Меркадер (Лопес). Лишь в 90-х годах родная наша власть спохватилась и удостоила звания Героя России шестерых выдающихся разведчиков, внёсших решающий вклад в получение материалов по созданию ядерного оружия. Это Л.Р. Квасников, А.А. Яцков, Леонтина Коэн, Моррис Коэн, В.Б. Барковский и А.С. Феклисов. Последние двое успели получить награды при жизни. 
     А ведь были и другие великие разведчики, такие, как Дмитрий Быстролетов, Исхак Ахмеров, Иосиф Григулевич, Александр Коротков, Василий Зарубин. Постой, Ростовцев! А ведь Василий Михайлович Зарубин тебе жизнь спас. Ты должен рассказать об этом. 
     Стояло жаркое лето 1970 года. Я вернулся из первой загранкомандировки и вскоре попал в госпиталь КГБ с жалобами на неприятные ощущения в области сердца, тахикардию, аритмию и прочее. Наши врачихи принялись деятельно лечить меня и, как это часто бывает, не от того. Двести инъекций в меня вогнали. На мне уже не было живого места от уколов. Состояние моё ухудшалось с каждым днём, и меня собрались перевести в специальную палату, откуда живым ещё никто не ушёл. Тут в госпитале и появился Василий Михайлович Зарубин, бывший нелегал, бывший руководитель нашей легальной резидентуры в Штатах, а в описываемый период генерал-майор в отставке, человек весьма известный в разведке. Было ему тогда 76 лет, и походил он на старый гриб, который почему-то забыли положить в лукошко в подходящий момент. Сегодня я такой. Генерала поселили в персональной палате против нашей общей. Он первый заговорил со мной в госпитальном коридоре, и я, замкнувшийся в своей беде человек, который недавно бегал кросс на стадионе «Динамо» и почему-то враз стал инвалидом, взял и ни с того ни с сего поделился с ним своим горем. «Нет, тут что-то не то», – задумчиво сказал Василий Михайлович и, будучи Зарубиным, сделал какую-то зарубку на память. Скоро к нему привезли консультанта. Это был известный кардиолог профессор Дамир. Когда профессор осмотрел именитого пациента, тот обратился к учёному мужу с просьбой: «А вот в палате напротив молодой капитан лежит. Не могли бы вы осмотреть и его?» Врачихи не посмели отказать генералу и привели профессора ко мне. Дамир приложил волосатое ухо к моей груди, и лицо его осветилось радостью. «Да у него молодое сердце! – воскликнул он. – Девушки, вы отпустите его домой, не то он от вашего лечения может и в ящик сыграть. Дистония у него. Тут нужны витамины и транквилизаторы. Я сейчас напишу схему лечения». Через два года я снова на пять лет уехал за границу. Потом была ещё третья командировка. А Василий Михайлович умер в 1972 году. Коллеги, хоронившие его, удивлялись тому, как мало было у него орденов. То же самое говорили на похоронах Иосифа Григулевича, который в годы войны руководил громадной разведывательно-диверсионной нелегальной резидентурой в Латинской Америке. Резидентура та насчитывала около 200 человек. Мало того, что эти люди получали важнейшую политическую информацию. Они ещё и утопили десятки кораблей со стратегическими грузами, предназначавшимися для Германии. Последняя должность Григулевича в период службы в разведке была посол Коста-Рики в Ватикане. Неплохое прикрытие для разведчика, а? Григулевича вышибли из разведки, когда он отказался выполнить личное задание Берии, которое вошло в противоречие с представлениями разведчика о совести и чести. Находясь на пенсии, Григулевич успел стать членом-корреспондентом Академии Наук СССР, крупнейшим специалистом по латиноамериканскому региону. Когда я писал роман «Меченосец империи», то думал о Григулевиче. Недавно в серии «Жизнь замечательных людей» вышла книга о великом разведчике. 
     Быстролетов! Красавец, умница, за его плечами юридический факультет Пражского и медицинский Цюрихского университетов, Парижская и Берлинская академии художеств. Он знал 22 языка, в совершенстве владел искусством перевоплощения. 13 лет в нелегалке и 17 лет в Гулаге. Помню его совершенно больным стариком. 
     Ахмеров! Руководил нелегальной резидентурой в Штатах. Его люди работали в Белом Доме, в Госдепартаменте, других ключевых объектах. Ни звания Героя, ни генеральского звания не удостоен. В былые времена любой честный труженик мог без особых проблем стать Героем: скажем, знатный свинарь или кукурузовод. Я люблю свинью и свинаря. И кукурузовода тоже, потому что свинью кормят кукурузой, а разве можно без сала? Но всё же... 
     Читатель может подумать, что я, называя моих коллег великими, преднамеренно завышаю планку их подвигов, чтобы погреться в лучах чужой славы, возможно, дутой. Должен оговориться, что лично я никаких подвигов не совершал, а просто работал на совесть. Эти же люди были всегда для меня примером патриотизма и верности долгу. 
     Тут я должен процитировать несколько строк из книги генерала Павлова, чтобы было ясно, каких высот порой достигала советская разведка: «Когда вскрыли пакеты... не скрою, я был потрясён. Передо мной лежали копии строжайше секретных документов Пентагона и НАТО, где были указаны цели атомных ударов Объединённого командования Североатлантического блока и войск США, расположенных в других районах мира. На территории Советского Союза должны были подвергнуться атомному нападению все наиболее крупные города. Такую же участь атлантисты уготовили большим населённым пунктам в союзных с СССР европейских государствах, а также в их западных соседях, включая ФРГ... Атомные удары по союзным с Вашингтоном государствам намечались не только тогда, когда туда войдут русские, а до того, так сказать профилактически, чтобы превратить эти страны в зону «выжженной земли». В почте были и другие ценнейшие документы, например, мобилизационные планы США и других натовских государств, шифровальные блокноты, используемые Пентагоном для связи с американскими вооружёнными силами в Западной Европе. Повторяю, я был просто потрясён. Чувство отвращения к тому, что планировал Пентагон, охватило меня». 
     Милейший Виталий Григорьевич осторожничает, обходя в своей книге один очень важный вопрос: на советскую разведку работали сотни иностранцев, поверивших в коммунистическую идею, главным носителем которой был Советский Союз. Герои Советского Союза испанец Меркадер и немец Зорге, Герои России американцы Моррис и Леонтина Коэны посвятили свои жизни отнюдь не служению России. Они служили коммунистической идее. То же можно сказать о легендарной «великолепной кембриджской пятёрке» (Филби, Блейк и др.). Джорджа Блейка я видел и слышал неоднократно. Какой блестящий ум! Честно говоря, я сожалел, что не этот человек руководит нашей службой. Кстати, Блейк в одной из своих книг, написанной уже в новое время, говорит, что в идеалах юности не разуверился и убеждён в их грядущем торжестве. Таких агентов у нас больше не будет никогда. Точнее, они могут появиться, если мы однажды снова сумеем породить идеологию, которая озарит мир. 
     Прочитаешь прекрасную книгу В.Г. Павлова и подумаешь: как же так – наша разведка повсеместно переигрывала противника (и это действительно чистая правда), а Московский военный округ стал пограничным, до Питера натовским танкам ехать не спеша два часа, город русской славы Севастополь в обозримом будущем будет американской военной базой? Автор книги не даёт ответа на этот вопрос. Придётся ответить за него. Когда к власти приходят политические босяки, то это означает конец любой державы. Не сговариваясь со мной, к тому же печальному выводу пришёл Валерий Болдин – бывший помощник Генерального секретаря ЦК КПСС и руководитель Аппарата Президента СССР, в течение десятилетий наблюдавший наш правящий бомонд изнутри. Вот что пишет он в книге «Красный закат» («Вагриус», 2006), которая является плодом личных впечатлений, а также кропотливого анализа сотен партийных и иных архивных материалов: «Империю, собранную ещё царями, выдержавшую за свою тысячелетнюю историю многие невзгоды и потрясения, одержавшую победу в величайшей из всех кровавых войн в мировой истории, раскололи на мелкие осколки ничтожные, бескрылые люди, готовые ради тщеславных и корыстных целей предать страну, уничтожить и продать всё, что создали предшествующие поколения...» Как тут не вспомнить Павла Антокольского : 
     
     Что бы ни было, нет вам дела 
     До грозящей другим расплаты, 
     От того, что не вы крылаты 
     И не ваша рать поредела.

*Руководители нелегальных резидентур в Одессе, Николаеве и Киеве – Владимир Молодцов, Виктор Лягин и Иван Кудря – казнены оккупантами. Николай Кузнецов погиб в бою с бандеровцами. 
     

Алексей РОСТОВЦЕВ

№ 2007/18, 23.02.2015

Открытое письмо Римме Казаковой В своём интервью «Литературной России» (22.04.2007) «Славы нет, но и забвения нет», Вы поставили жизненно важный для писателей вопрос – о судьбе общеписательской собственности. К сожалению, ответ на него Вы дали неполный и неточный, где истина перевёрнута вверх тормашками. Союз писателей СССР обладал огромной собственностью – такой, что, сохранив её, писатели […]