Материалы по номерам
Результаты поиска:
Запрос: год - 2014, номер - 21
У СПЕЦПРЕДСТАВИТЕЛЯ ПРЕЗИДЕНТА МИХАИЛА ШВЫДКОГО ВСЁ РЕШАЕТСЯ ЗА РЮМКОЙ
№ 2014/21, 23.02.2015
Занятный сюжет тут показал телеканал «Москва 24». Его героем стал спецпредставитель российского президента Михаил Швыдкой. Корреспондент поинтересовался у этого деятеля, как он решает проблемы международного культурного сотрудничества. В ответ Швыдкой рассказал о своих записных книжках: мол, листаю, набираю телефон, спрашиваю, у вас есть проблемы. А дальше просто уникальное признание: всё решается в ресторане за рюмкой водки, якобы без этого невозможно, без рюмки нет никакой политики.
Вообще-то раньше деятели культуры считали, что Швыдкой делал карьеру и решал все проблемы другими способами. Это ведь он на закате ельцинской эпохи показал всему миру на телеканале «Россия» голого человека, похожего на генерального прокурора страны, в окружении двух амазонок. Все другие телеканалы под разными предлогами в этой постыдной акции участвовать отказались, ибо понимали, что обнажённая натура кремлёвским кукловодам понадобилась только для того, чтобы ни в коем случае не всплыл бы убийственный компромат на ближайшее окружение Ельцина. В награду за сверхсмелый репортаж о частной жизни прокурора Швыдкой был немедленно назначен министром культуры России. Ради него даже принесли в жертву Владимира Егорова, которого срочно убрали из министров и отправили в почётную ссылку высиживать пенсию в Академию госслужбы. Это при том, что Егоров был единственным министром, кто смог в интересах дела найти общий язык с художниками как левых, так и правых взглядов и который хоть что-то полезного сделал для культуры.
При Швыдком министерство занималось обслугой в основном одних либералов. Проекты почвенников получали поддержку лишь в редких случаях им давали три копейки, но шум и гам стоял на всю вселенную: мол, Швыдкой помогает всем.
Теперь понятно, почему почвенники находились у Швыдкого на положении нелюбимых пасынков. Они же не пропускали со Швыдким рюмку-другую, вот их проблемы и не решались. А сводили бы министра пару раз в ресторан, глядишь, тоже б получили под свои идеи несколько миллиончиков.
Сейчас Швыдкой занят новыми глобальными проектами. В частности, он руководит театром мюзикла. Денег в этот театр, как говорят, вбухано немерено. А что толку? Большего убожества в Москве трудно найти. Художественное мастерство там напрочь отсутствует. Не случайно билеты на шедевральные спектакли театра Швыдкого раздают через ветеранские и прочие организации. Театралы же обходят детище Швыдкого за версту. Но деньги в театр мюзикла текут. Видимо, руководитель театра своевременно выпил и закусил с нужными людьми.
Кстати, под патронатом Швыдкого находится ныне и межгосударственный фонд гуманитарного сотрудничества. Но интересно, кому этот фонд выделяет гранты? Наверное, только тем, кто с господином Швыдким регулярно пропускает рюмочку в уютных московских ресторанчиках. А другим – кукиш.
Будем теперь знать, как делается политика в сфере культуры.
Вячеслав ОГРЫЗКО
ЯЗЫК – ПОКРОВ БОГОРОДИЦЫ
№ 2014/21, 23.02.2015
День пионера
№ 2014/21, 23.02.2015
Воскресным утром 18 мая на Красной площади развевались красные флаги, алели пилотки и галстучки, на всю площадь и окрестности разносились бодрые и весёлые аккордыВсе слушать поэзию!
№ 2014/21, 23.02.2015
Открытый майский фестиваль современной поэзии «Связь времён» был организован в 2012 году Борисом Кутенковым и Феофанией Виталь для демонстрации самых различных, иногда полярных направленийВоскрешение оперы
№ 2014/21, 23.02.2015
В Камерном музыкальном театре осуществлена первая в мире полноформатная постановка музыкально-драматического произведения «Лазарь» Франца Шуберта – Эдисона Денисова.Как поэты крадут деньги у литературы
№ 2014/21, 23.02.2015
Два любопытных случая или, можно сказать, факта из бурной жизни людей, пишущих и любящих стихи, привлекли моё внимание за последнее время. Оба они связаныСимфонический рыцарь
№ 2014/21, 23.02.2015
Алексей Хомяков ровно на десять лет младше своего условного антагониста Петра Чаадаева. Оба родились в Москве, один в мае, другой – в июне.Вавилонское смешение или цветущая сложность?
№ 2014/21, 23.02.2015
Мысль о безнадёжном кризисе современной литературы растекается по университетским кафедрам, солидным редакциям и тусклым кабакам, где стареющая интеллигенцияБабай и Бородай
№ 2014/21, 23.02.2015
Год активного Солнца, последний (точнее – полугодие даже)… И действительно: все огни мятежей, какие могли, разгорелись от этого Солнца.Слюняева защищают только его советники да их родня
№ 2014/21, 23.02.2015
Похоже, материал Дмитрия Чёрного о сомнительных успехах бывшего губернатора Костромской области и нынешнего министра регионального развития России Игоря СлюняеваГоворят, что кур доят
№ 2014/21, 23.02.2015
Уважаемый Вячеслав Вячеславович, как постоянный читатель любимой газеты, прочла и материал Дм. Чёрного, на мой взгляд, поверхностный и несправедливый.Охранители и либералы: в затянувшемся поиске компромисса
№ 2014/21, 23.02.2015
Впервые пути Котенко с Полторацким пересеклись в 1940 году во Львове: один тогда представлял на Западной Украине «Комсомолку», другой – «Известия».
Гений пространства
№ 2014/21, 23.02.2015
Неизвестная рукопись Юрия Кузнецова
То, что понятие пространства, образы пространства являются важнейшими или даже ключевыми в творчестве Юрия Кузнецова давно замечено внимательными читателями и исследователями творчества поэта. Чего стоит только подчёркнуто пространственное заглавие его знаменитой первой московской книги – «Во мне и рядом – даль». Или показательно кузнецовское продолжение сквозной для мировой поэзии темы памятника:
Я памятник себе воздвиг
из бездны...
(«Здравица памяти», 1987)
Да и сам поэт в интервью прямо указывал (выделения наши – Евг.Б.):
«Почти во всех названиях моих книг выражены своеобразные поэтические манифесты, связанные прежде всего с ощущением пространства. Судите сами: «Во мне и рядом – даль», «Край света за первым углом», «Выходя на дорогу, душа оглянулась», «Отпущу свою душу на волю». Мне кажется, категория пространства входит в черту русского характера...».
Однако многие любители поэзии всё-таки видят в этом не более чем одну из характерных черт поэзии Кузнецова. В лучшем случае справедливо отмечают русскую удаль, размашистость, настроенность на высокий, бытийный лад (о необходимости бытия в поэзии в противовес прозаическому быту Кузнецов тоже не раз сам указывал в своих интервью и выступлениях). Негативно же настроенные читатели и критики усматривали в «пространственности» поэта лишь гигантоманию и эпатаж, быть может, припоминая ему обидные для плоского сознания некоторых литераторов строки «Звать меня Кузнецов. Я один. Остальные обман и подделка». И совсем мало кто понимал, что за этой склонностью поэта к безднам и далям может скрываться (точнее – открываться) его совершенно иной взгляд на бытие, совершенно новый и уникальный мир, своего рода переворот в литературе (об этом догадывался Вадим Кожинов, когда говорил, что ему пришлось «перевернуть своё представление о поэзии», знакомясь с творчеством Юрия Кузнецова). Но именно к такому выводу (о перевороте в литературе, о новом слове и новом поэтическом зрении) нас подталкивает недавно обнаруженная в архиве поэта рукопись Кузнецова, содержащая автохарактеристику собственного творческого мира и своей миссии в литературе. Эти текстовые отрывки с разрешения вдовы поэта были публично зачитаны на крайней кузнецовской конференции, носившей в этом году подзаголовок «Пространство и время в поэтическом мире Юрия Кузнецова», однако до сих пор они не были опубликованы и не могли быть использованы для тщательного анализа и обдумывания. Ныне же мы впервые предлагаем читателям ознакомиться с ними на страницах «Литературной России»:
«Рассказ нового типа прозы...
Пространство ситуаций, воздух, мысли, сдвиги».
«Для Бальзака жизнь – это система причинных связей. Он детерми<ни>ст.
У меня жизнь – это система пространства, люди соприкасаются друг с другом, как комета с Землёй или брошенный камень с водой. От этого жизнь есть конфликт, взрыв, взаимоуничтожение. Счастливая развязка в глазах Бальзака – один из видов лицемерия прекрасного.»
«Причина (бальзаковский принцип мышления) не есть такая же категория мышления, как пространство и время. Если я есмь, рассуждает Толстой, то есть на то причина, и причина причин. То есть – Бог.»
И, наконец, основной, относительно развёрнутый программный фрагмент:
«Героем всех моих произведений является пространство. Многоликое пространство. Дух пространства. Непомерность жизни и пространства. Борьба за пространство. Мистическое пространство – пушкинских «бесов».
Мираж – это лицемерие пространства. Лже-пространство. Муха, бьющаяся в стекло... – подумать, здесь много скрыто для человека. Для мухи реальное стекло есть нечто мистическое.
Чтобы написать такого героя как пространство, надо быть художником нового типа... гением пространства. Но хватит ли мне моей оставшейся жизни, чтобы я не остался непонятым?
Переход между добром и злом есть ассоциация. Простор, свобода ассоциации. Гротеск – есть связь пространств. Гротеск и ассоциация.
Музыка (вибрация воздуха, пространства) порождает предметы пространства. Например, роща Орфея в «Метаморфозах». Музыка... слово... молния.
Что есть электричество в этой связи? Загадка человечества и всего нашего пространства. Нами владеет электричество, и больше ничего.»
Поэт, как мы видим, утверждает (возьмём из приведённых рукописей самую кульминационную мысль), что героем всех его произведений является не какой-то человек, не некий лирический герой, но – пространство. Поэт осознаёт, что для того, чтобы «написать такого героя как пространство, надо быть художником нового типа, гением пространства». Наконец, о серьёзности отношения поэта к задаче свидетельствует его сомнение: «Но хватит ли мне моей оставшейся жизни, чтобы я не остался не понятым?». От таких признаний, неожиданно дошедших до нас из самого сердца творческой лаборатории Юрия Кузнецова, прямо-таки захватывает дух. Важно и то, что приведённая только что запись делалась Кузнецовым для себя, она никогда не публиковалась и, следовательно, вовсе не предназначалась для эпатирования литературной общественности, так что и в искренности поставленных в ней вопросов сомневаться не приходится. Следствия из сказанного (особенно для тех, кто знает и любит творчество поэта) воистину поражают воображение и тут же вызывают массу вопросов. Во-первых, что это значит – пространство как герой? Далее – к какому времени относятся эти высказывания, на каком периоде творческого развития у Кузнецова возникли такие идеи, установки? И, наконец, почему поэт никогда и нигде публично не ставил вопрос именно так? Почему он не сообщил о пространстве как герое и о себе как художнике нового «пространственного» типа в своём итоговом эссе «Воззрение», которое является по сути завещанием поэта своим читателям и должно было бы послужить введением в мир его поэзии?
Ни на один из этих вопросов у нас нет и, наверное, не может быть однозначного ответа. Можно только попытаться кое-что уточнить.
Приведённые фрагменты не датированы в рукописи (при том, что Юрий Кузнецов в этом плане склонен к порядку и стихи свои аккуратно датирует). Однако у нас есть некоторые указания на момент времени, к которому можно отнести эти записи. Первое – самое формальное: на том же листке, на котором располагается один из приведённых фрагментов, содержится черновик уже законченного стихотворения «Приди...», дата которого нам известна – 1969 год. Далее, можно обратить внимание, что фраза «люди соприкасаются друг с другом, как комета с Землёй или брошенный камень с водой» имеет явные параллели в стихотворении Кузнецова «Любовь»:
Он ещё не забрал, но уже
Ты его поняла по движенью.
То душа прикоснулась к душе,
То звезда зацепилась о землю.
И это опять же указывает на 1969 год. Ну и, наконец, мы знаем, что дипломный проект Юрия Кузнецова в Литературном институте, то есть по сути его итоговая литинститутская подборка стихотворений, была названа им не иначе как одним единственным словом – «Пространство». А диплом этот датируется 1969–1970 гг.
Насчёт того, почему Кузнецов не стал обнародовать свою творческую «программу» как художника пространства, тоже есть кое-какие соображения.
Казалось бы, этими чрезвычайно важными для понимания своей поэзии мыслями Кузнецов просто обязан был поделился с нами в своём итоговом эссе «Воззрение», где поэт прямо заботится о том, что нужно иметь в виду, приступая к чтению его стихов. В чём дело? Быть может, позднее он изменил своё представление о собственной миссии в поэзии, о своём герое? Или просто решил оставить эту тайну без прямой огласки, чтобы читатели сами догадывались при восприятии стихотворений и поэмам, где в них действует пространство в качестве героя?
Частично ответ на этот вопрос можно найти в уже приводившемся фрагменте из его интервью 1987 года, в котором поэт оговаривается, что, по его ощущению, «категория пространства входит в черту русского характера». Здесь у нас появляется смысловой мост от осознания Кузнецовым пространства в качестве главного героя своих произведений, зафиксированного в относительно ранних (у самого порога творческой зрелости) записях, к творческим декларациям, прямо выраженным в уже упомянутом итоговом «Воззрении», где сказано, что в «прозаическом двадцатом веке» «оказался только один богатырь» (то есть – герой) – русский народ. «Но это богатырь, так сказать, рассредоточенный. Его нужно было сфокусировать в слове, что я и сделал. Человек в моих стихах равен народу.» Если присовокупить к этому утверждение, завершающее «Воззрение»: «В моих стихах много чего есть <...>, но главное – русский миф, и этот миф – поэт.», то получается, что героем творчества Кузнецова является человек-поэт, в котором при помощи мифа и символа как бы сфокусирован русский народ, и одной из черт характера этого героя является то самое пространство. Герой как пространство, таким образом, просто снимается внутри героя-поэта-народа. Поэтому о нём и говорить отдельно поэт не стал.
Но такое объяснение может удовлетворять нас лишь частично…
Недаром всё-таки в аннотации к самой известной и тиражной (изд-во «Эксмо») посмертной книге Кузнецова он был назван «одним из самых загадочных поэтов второй половины XX века». Таинственность его, как видим, вовсе не является иллюзорной и возникает отнюдь не на пустом месте. Многого, что этот поэт мог нам сказать, он напрямую говорить не счёл нужным, а отлил и отчеканил в своих стихах. А то, что поэт ставил перед собой исключительно масштабные задачи у нас теперь сомнений быть не может. И неспроста конференции, посвящённые творческому наследию Юрия Кузнецова, которые проходят каждый год уже более десяти лет, не перестают быть интересными и с каждым разом не столько снимают возникающие вопросы и загадки, сколько приоткрывают завесу тайны поэтического мира, открывая в нём всё новые глубины и дали и порождая всё новые вопросы.
Хотя всё сказанное (в том числе и наше хронологическое предположение) относит «пространственные» записи Юрия Кузнецова прежде всего к его стихотворениям и поэмам конца 60-х – начала 1970-х гг., то есть к этапу его вступления в творческую зрелость, – в любом случае мысли, высказанные тогда поэтом, заставляют нас несколько иначе посмотреть на весь творческий путь поэта, на место и значение его художественных открытий в русской поэзии XX века. Вопросы эти надо обдумывать и обсуждать дальше. И очень кстати, следующая Кузнецовская конференция, которая пройдёт в Институте мировой литературы 12–13 февраля 2015 года, будет иметь подзаголовок как раз «Юрий Кузнецов и русская поэзия XX века». Приглашаем всех любителей русской литературы присоединиться к этому увлекательнейшему делу – раскрытию тайн поэзии через призму творческого мира одного из значительнейших и оригинальнейших поэтов-мыслителей рубежа XX–XXI вв.
Евгений БОГАЧКОВ
