№ 2015/44, 09.12.2015
Суждения, вызванные статьёй «Древнерусские интриги»
(«ЛР» № 38 от 30 октября)
Статья Алексея Артемьева лишний раз убеждает, какое же это великое и загадочное произведение – «Слово о полку Игореве»! Два с лишним века исследуют его целыми институтами – сотни профессоров, академиков – и никак не постигнут эту гениальную поэму ХII века.
А прибавить сюда ещё сотни «неучёных», среди которых немало тех, кто посвятил прочтению «Слова» всю свою жизнь!.. И если учёные сейчас как-то успокоились, что ли, остановились – видимо, им достаточно объяснительного перевода академика Лихачёва, эталона, как у них принято считать, и они готовы никому не позволить выйти за рамки этого «эталона», то исследователи-любители не только не боятся выйти за «лихачёвские рамки», а и опровергают многие утверждения академика.
Алексей Артемьев – один из таких любителей, его версия создания «Слова о полку…», прямо сказать, неожиданна, «Слово…», по его мнению, относится к устному творчеству и было произнесено на каком-то собрании князей (!). Автор статьи видит в этом своеобразный диспут с Бояном – диспут двух певцов-сказителей. Таким образом он переводит Бояна из ХI века (предполагаемое время его жизни) в век ХII-й, а это принципиальный вопрос.
Кстати, другой исследователь-любитель, Юрий Николаевич Сбитнев, считает, что Боян – это вовсе не имя собственное, а просто песнотворец, коих в Древней Руси было немало, и автор «Слова» (тоже боян), обращаясь к одному из них («вещему»), называя его соловьём старого времени, по сути ведёт с ним, слегка иронично, творческую полемику (в четырёх случаях из шести упоминаний о Бояне): ты воспевал князей красиво, возвышенно, но примысливая, мы же будем петь по правде – «трудных повестей».
Сбитнев отдал изучению этой гениальной поэмы ни много ни мало 67 лет жизни, знает её до буковки и своими исследованиями в корне меняет представление о ней, доказывает, что поход Игоря был вовсе не военным, а мирным, что автором поэмы является женщина, и даже называет её имя. Известный писатель, автор более двух десятков прозаических и поэтических книг, он проявил себя и глубоким историком, знатоком древних летописных сводов, его роман-дилогия «Великий князь» в 2009 году удостоен всероссийской историко-литературной премии «Александр Невский». В своей книге «Тайны родного слова» он подробно рассказывает, как шла работа над «Словом о полку Игореве», каждой версии, каждому утверждению приведит убедительные доводы. И главное открытие тут – имя Автора великой поэмы, которую Юрий Николаевич называет Плачем. Известны русские национальные плачи (устные), и «Слово» могло быть первым письменным плачем: плачет Великий князь Святослав («злато слово слезами смешено»), плачет Ярославна, плачут русские жёны, потерявшие мужей, плачет природа («ничить трава жалощами, а древо стугою к земли преклонилось»). Поэма-плач!
А плачи на Руси исполняли только женщины.
В поэме всюду звучит женский голос. Мог ли мужчина одаривать такой любовью князя, потерпевшего поражение, петь ему песнь? Мог ли мужчина так выразить скорбь о гибели Игорева полка? А уж плачь Ярославны никакому мужчине вовек не написать. С тёплой (вовсе не мужской) любовью изображён и Великий князь Святослав...
Так не от его ли дочери Болеславы исходит всё это? Она была образованнейшей женщиной своего времени, необыкновенно талантливой, песнотворицей, летописицей. Академик Борис Александрович Рыбаков отмечал, что в ряде летописей (Черниговской, Галицкой, Киевской) просматривается рука автора «Слова о полку Игореве», а летописи эти вполне могли принадлежать Болеславе: она жила и в Чернигове, и в Галиче, и в Киеве, князю Игорю доводится племянницей, они росли вместе в Чернигове и Новгороде-Северском, и позже, когда Болеслава вышла замуж за сына галицкого князя Ярослава, а Игорь женился на дочери того же князя Ефросинье (Ярославне), они опять были вместе. Болеслава не могла не знать о благородной цели похода Игоря – породнившись с Кончаком, женив своего сына на его дочери, возвратить Руси мирным путём некогда утерянное княжество Тьмутороканское, бывшую вотчину его деда Олега, правнучкой которого была и Болеслава, и таким образом открыть Отечеству «путь к семи морям».
Уже начался свадебный чин, уже начались пляски в половецких вежах («потопташа…») и половчанки («красныя девкы») стрелами помчались навстречу жениху, устилая дорогу разными украшениями, а грязные места кожухами. Но всё испортил хан Кза, напавший на богатый обоз Игоря и устроивший кровавую бойню (примерно такое же утверждение находим и в версии члена Союза писателей Николая Переяслова).
Некоторые исследователи высказывают предположение, что в конце поэмы есть скрытая подпись автора, но разгадать её никому не удавалось. Вот эта фраза: «Рекъ Боян и ходына Святославля пестворца старого времени Ярославля Ольгова Коганя хоти». Одни, в том числе и Д.С.Лихачёв, посчитали, что Ходына – это второй певец-боян, Алексей Артемьев полагает, что именно он, Ходына, и есть автор устной поэмы, в то время как Юрий Сбитнев на конкретных примерах показал, что слово «ходына» и по сей день живёт в русских народных говорах и означает брошенную жену, отправленную обратно в дом отца, каковой и являлась Болеславва после того, как брак её с сыном князя Ярослава распался. Зато была она любимицей жены Ярослава Ольги («коганя хоти», где «коганя» – кроха, дитя, а «хоти» – любить). Теперь непонятная фраза становится ясной: рассказала сие бояни, ходына Святослава, летописица («пестворца старого времени»), Ярославовой Ольги дитя любимое.
Собственноручная подпись Болеславы!
Юрий Сбитнев пишет сейчас о ней большой роман.
Примерно год назад в печати появилось сообщение, что екатеринбургский писатель Владимир Блинов, тоже «добровольный пленник» «Слова о полку Игореве», знакомясь с Ростово-Суздальской летописью, уловил в ней стилистическую перекличку с Великой поэмой. А так как автором этой летописи считается княгиня Мария Ростовская, её и предлагает исследователь считать автором «Слова…», на что Ю.Н. Сбитнев отвечает так: рукопись Поэмы (это доказано им достоверно) долгое время хранилась в черниговском княжеском роду, к которому принадлежала Болеслава, и родственники её, создавая семейные хроники, подражали ей, а Мария Ростовская из того же черниговского рода и Болеславе доводится внучатой племянницей, так что тоже могла подражать.
Словом, версий много, и ценность их несомненна. За двести с лишним лет у нас накопился уникальный в мировой литературной практике материал исследований таких вот «любителей». Досадно, что никто из учёных до сих пор не использовал его, не обобщил и не оценил. В Институте мировой литературы имени А.М. Горького есть отдел древнейших литератур – вот где, подумал я, должен быть центр изучения «Слова о полку Игореве». Но из разговора с руководителем этого отдела, туманно отвечающем на мои вопросы, стало ясно, что никакого куратора у древнерусской Поэмы номер один там нет. Странно.
Алексей ШИРОКОВ