О любви, которой не было
(Саундрама «Чайка» в Александринском театре)
Рубрика в газете: Моменты Мельпомены, № 2025 / 36, 11.09.2025, автор: Мила ТОНБО (г. Санкт-Петербург)
Кто только не замахивался на Чехова нашего Антона Павловича c новациями и авторскими трактовками!.. Вот и в академической Александринке замахнулись. А что, всем можно, а им нельзя? Вот и они так подумали. На Новой сцене Александринского театра, будто специально предназначенной для экспериментов (крохотная сцена, зал вмещает меньше сотни зрителей), поставлена «саундрама» «Чайка». Теперь вот и саундрама появилась… Просто «по мотивам пьесы А.П. Чехова» уже никого не удивишь. Режиссёр постановки – Елена Павлова, сценография и костюмы – Светлана Тужикова, композитор Олег Гудачёв. Премьера спектакля состоялась 12 июня 2023 г.
Актёры на сцене поют. Нет, не Чехова. Поют отечественный и популярный зарубежный эстрадный репертуар (впрочем, иногда и вполне оперный – мадригал «Amor, dicea, il ciel» Клаудио Монтеверди о страданиях нимфы, которую возлюблённый бросил ради другой) нескольких последних десятилетий нашего времени. Поют на сцене в микрофон, не глядя на зрителей, как в домашнем караоке. Вы вполне так споёте тоже. И плейлист у каждого из нас свой, ненамного отличающийся от предложенного театром. Поют, правда, как-то яростно, будто споря сами с собой, некоторые, как Шамраев (управляющий имением Сорина), поют искажённым тембром, выдавая внутренний критический дисбаланс и запредельное одиночество.
…А текст пьесы Антона нашего Павловича бежит по экрану: его можно читать и зрителю и актёрам, что они периодически и делают – такая своеобразная актёрская читка. Помните, у Нины Заречной о пьесе Треплева, ищущего «новые формы», это уже звучало: «В вашей пьесе мало действия, одна только читка»? То есть прямая перекличка с оригинальным текстом пьесы и поисками начинающего драматурга Треплева, или это авторская находка, по методу молодого режиссёра Елены Павловой?
А вы, зрители, сидите поначалу и гадаете, почему этот поёт то, а вот эта – это. Не умеете или не хотите гадать? Тогда подумайте, ходить ли Вам на «Чайку» в Александринку. Здесь сценический ребус раскрывает свои тайны терпеливым, знакомым с чеховской «Чайкой» не понаслышке, готовым к экспериментам и внутренней работе. Тут, конечно, у зрителя по ходу пьесы возникают критические рассуждения. Для чего, мол, вот это всё сделано? Для очередного эксперимента над классикой? Или для современного прочтения классики? Думаю, второе всё же. Ну не ставить же сегодня «Чайку», как это делал Станиславский, право? Это ведь тоже мало кому интересно сегодня. В конце концов универсального Чехова нет, это вам не «традиционный театр театрыч». Чехов у каждого из нас свой. Живой. Непреходящий. Шагающий в ногу со временем.
«Театр глобально мир не меняет. Но театр может изменить конкретного зрителя» (из интервью с Ю.Н. Бутусовым).
Режиссёр Елена Павлова (род. 1994 г. в Пензе) «экспериментирует» вообще в основном с классикой: был уже у неё в театре Иван Бунин («Лёгкое дыхание), Владимир Набоков («Ло-ли-та»), перформанс по роману в стихах А.С. Пушкина («Евгений Онегин). Теперь вот Чехов. Наверное, на классиках экспериментировать всё-таки легче: зритель ведь так или иначе фабулу классической драмы помнит, будет искать отличия или вглядываться, вслушиваться в новое значение старых текстов, рефлексировать, наконец. В новых формах театралы и сегодня ощущают недостаток? Герои Чехова ведь тоже искали новые театральные формы.
Так что же получилось с «Чайкой» в интерпретации Елены Павловой и её команды? Получилось ли удивить зрителя этими пресловутыми «новыми формами»? Человеческая комедия (а по ходу, трагедия) разворачивается на сцене Александринки без знаков определённого времени. И то: Чехов – всегда про жизнь реальную, а реальная жизнь и есть вне времени и исторических эпох. Реальной жизни декорации ни к чему – подойдут любые, потому что жизнь – это о человеке прежде всего. Вот и у нас декорации на сцене минимальны: только фон для живых чувств.
Костюмы у героев пьесы скорее всё же наших дней. Проекторы чётко высвечивают на стене бегущую строку текста – чеховских тонких размышлений и диалогов. В первом акте чеховский текст произносится актёрами вслух редко: в основном зритель читает его сам, если успевает. А актёры поют «свои песни», выдавая внутренний конфликт, страсть, переживания и любовь… И пением своим проявляют культурный код персонажа, понятный современному зрителю. Герои любят или мечтают о любви. Любовь на сцене у всех разная и у всех не взаимная: «Мы выбираем, нас выбирают?..» Говорят, говорят, не слыша друг друга… На сцене, как в жизни. Капсулирование безнадёжное. Базовая невозможность договориться…
Тут самое время вспомнить историю «Чайки». Осенью 1896 г. чеховская «Чайка» была впервые поставлена на сцене императорского Александринского театра в Петербурге. Чехов возлагал на пьесу большие надежды: много мыслей и наблюдений вложил он в свою пьесу, но спектакль провалился не только у зрителей, но и у театральных критиков!.. Через два года спектакль (заметьте, без каких-либо правок в тексте!) ставится на сцене будущего МХАТ в Москве (тогда Московский Художественно-общедоступный театр) – и тут оглушительный успех! Что это? Публика другая, не столичная? Талант режиссёра-постановщика? Талант исполнителей?.. Да ведь и в Петербурге Аркадину играла прима Вера Комиссаржевская…
Сам Чехов осознавал «несценичность» своего текста. Но именно его «Чайку» ставят чаще всего на сценах мира, споря по частоте разве что с Шекспиром. «Просто так», для репертуара «Чайку» никому не удавалось поставить на сцене. Театр и театральная критика прекрасно понимают ловушку этой пьесы: «Чайка» может «открыть» театр, «Чайка» может и «закрыть» театр. Эта пьеса – вечное искушение для режиссёра, его «автопортрет», его акцент. Выставить на обозрение свой автопортрет не каждому под силу. Вот и не каждый режиссёр рискует поставить свою «Чайку». Тут надо иметь особый повод высказаться, рискнуть. Иметь что сказать. При этом всегда и у всех остаётся искушение придать постановке живой смысл современности, услышать живой смысл текста великого сердцеведа Чехова: бывают ли на свете счастливые люди? Вон у Льва Николаевича были… А у нас?
Так куда мы пришли?
Аркадина (Ольга Белинская). Тонкая, прелестная, элегантная. Наблюдательная и ревнивая. Многие театроведы считают, Аркадина – «плохая мать», что она скорее играет мать: дескать, ей «положено» быть матерью. Не знаю… Мне кажется, Аркадина Ольги Белинской сама молода и полна эмоций (ей всего 43 года), чтобы понять этого молодого ищущего человека (Треплев, сын Аркадиной, 25 лет) с претензией, который вдруг вырос из маленького мальчика, но так и не стал взрослым, самостоятельным. Она, по-моему, просто не знает, что с ним делать, как разговаривать. Обидеть не хочет, но ей определенно не нравятся «театральные эксперименты» сына. Вот и Треплев вторит: «Она не знает моей пьесы, но уже ненавидит её».
В спектакле Елены Павловой есть одна совершенно трогательная сцена, где они – мать и взрослый сын – сидят, наконец, напротив друг друга, и шепчут что-то доверительно друг другу. Аркадина гладит его по голове, ласково обнимает, любуется им… Это ли не истинное свидетельство её любви, любви матери к сыну? Да, это любовь. Но небезоглядная, сложная… Так бывает.
Треплев (Иван Ефремов). Талантливый или «как все»? По-моему, он очень талантлив, но ещё более талантливы его чувства, которые сам он, увы, плохо понимает. Это из зрительного зала видно: Треплев живёт иллюзиями. А он-то это понимает? Для него это самая что ни на есть реальная жизнь, его жизнь… Вот и Маша любит его за «дрожание мировой души». Константин Треплев не принимает свою судьбу, его тянет в высоко. А жизнь-то мстит за иллюзии (это опять опыт зрительного зала). Потому финал пьесы (или жизни?) вполне предрешён. Тот третий выстрел Треплева над озером – не случай. Человек ощущал себя несчастным – получается, был обречён: «Нужны новые формы. Новые формы нужны, а если их нет, то лучше ничего не нужно». Максимализм подростка?
Тригорин (Андрей Матюхов). Импозантен. Молчалив. На ловеласа не похож. Привязан к Аркадиной, они вполне на одной волне. Он постоянно размышляет над чем-то. Нет, это не о сюжете нового романа, он мучительно размышляет о чём-то другом. Исписался? Находится в своём личностном экзистенциальном кризисе, сказали бы сегодня. Ищет в ком-то ещё опору, толчок в жизнь? Аркадина даёт ему многое, но не всё, что ему надо. И тут девочка – Нина Заречная (Анастасия Пантелеева).
Она энергична, полна какой-то незнакомой «уличной» жизни – вон на репетицию прибежала вся в белом, растрёпанная, милая, запыхавшаяся и… со жвачкой во рту, тут же засунула её себе за ухо и принялась читать свой нездешний (даже сегодня!) монолог… Это ли не чудо? Отражение Лолиты? Тригорин заинтригован: может, эта девчонка даст ему тот импульс, который он ищет?.. Даст. Погубив свою душу. Хотел ли такого финала Тригорин? Нет, это опять «фокусы» реальной жизни. В финале спектакля мы увидим уже совсем другую Нину: зализанные, как у вдовы волосы, вся в чёрном и говорит какие-то заученные мантры – не иначе как после тренинга по личностному росту. Прошло всего два года. А Нину Заречную жизнь уже научила… Нину Заречную безумно жаль. Всем. …Вот и Треплев после той последней встречи с ней в финале пошёл стреляться – надежд не осталось, смыслов тоже.
Сорин (Александр Лушин). Связующее звено всех со всеми. Потрясающий диалог его с сестрой, Аркадиной. Он произносит его дважды, пытаясь растолковать ей проблемы Треплева. Нет, не слышит Аркадина… А вот это его просто гениально, на все времена: «И маленьким литератором приятно быть, в конце концов». Умный человек, проницательный.
Управляющий. Илья Афанасьевич Шамраев (Сергей Еликов) мечется по сцене и ведёт себя наиболее неадекватно из всех персонажей. Подчёркнуто неадекватно. Кажется, вот-вот он ударит свою жену. Рубленные движения рук, с трудом сдерживаемая агрессия, искажённый тембр его партии в «караоке»… Потом вспоминаешь, управляющий по Чехову – бывший поручик, то есть отставной военный. Не визуализирует ли нам режиссёр последствия ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство)? Очень даже может быть. Или это снова отражение зрителя? И каково Полине Андреевне-жене (Александра Большакова) жить с ним, мечущимся во всех диапазонах? Сама она отчего-то всё больше поёт на французском… Её попытка уйти от этой агрессивной реальности?
Маша (Мария Лопатина) и учитель Семён Семёнович Медведенко (Валентин Захаров). Миллион несовпадений! Он только и смотрит на неё, оторваться не может. Да, беден. Да, неловок. Рефреном звучит его горькое соло:
«Песня о любви, которой не было,
О любви, в которой было бы
Всё, о чём давно мечтаешь ты,
Чего бы так хотела ты…»
(трек из «Песни о Любви» группы «Непара»).
Она, Маша, никогда (!) не смотрит в его сторону: читая ли «свой текст» по Чехову, или исполняя свою «вокальную партию» по Олегу Гудачёву. У этой пары нет настоящего, нет будущего. И они ведь это тоже должны понимать? Понимают или не хотят заглядывать в бездну? Или нашли «свой» способ жить «мужественно» в этой реальности?
Первые мысли-отражения спектакля. Их много – отражений наших дней: личная свобода человека и чувство достоинства, цели и смыслы… Хочет ли нездоровое общество свободы?.. И сегодня, как и тогда у Чехова, ясности нет. Мужество жить, оставаться самим собой даётся всем (и героям пьесы) очень трудно. Мужество жить… Вот и Сорин: «Хочешь-не хочешь, живи…» Мужество жить при любых обстоятельствах – этому, получается, надо учить. И со сцены тоже.
И да, чеховский текст явлен в спектакле в лучах проектора (или произнесён актерами) почти в полном объёме, купюры минимальны. Получается, и так можно. Чехов без купюр и наши дни. Уходишь задумчивым. У Чехова тогда и у нас сегодня много общего: каждый всё больше сосредоточен на своём, каждому больно… Эмпатия как средство исцеления? Эмпатия – это модно, это не панацея, но это путь: понимаешь себя, стараешься понять других (два необходимых слагаемых эмпатии!) – это бесконечно трудно. Любовь? Любовь – спасение всегда. Но любви всем всегда не хватает…
А главное – как не проглядеть беду и спасти ближнего, дорогого?.. Человеком быть непросто. Спасибо, Александринская «Чайка». Ты удалась. Прочь сомнения: эксперименты возможны – лаборатория смыслов. И Чехов по-прежнему остаётся непознанным до конца – за что и любим. Во все времена.
Примечание
В спектакле «Чайка» в Александринском театре звучат песни:
«Песня о любви» (группа «Непара»); «Люби меня люби» (Гречка); «Серенада Трубадура» (Г. Гладков, Ю. Энтин); «Женские штучки» (группа «Колибри»); «Паромщик» (И. Николаев, Н. Зиновьев); «Ты на свете есть» (М. Минков, Л. Дербенёв); «Женщина, которая поёт» (Л. Гарин, Н. Гребнев, К. Кулиев, А. Пугачёва); «Орленок» (В. Белый, Я. Шведов); «Cambio dolor» (Ф. Лопес Росси, П. Дюран); «Он тебя целует» (С. Жуков и А. Потехин); «Сибирские морозы» (В. Кузьмин); «Зеленоглазое такси» (О. Кваша, В. Панфилов); «Плачу на техно» (Cream Soda&ХЛЕБ); «Разноцветные ярмарки» (Я. Лясковский, Б. Пургалин); «Пусть всегда будет солнце» (А. Островский, Л. Ошанин); «Летний дождь» (И. Тальков); «Salut» (С. Кутуньо, В. Паллавичини, П. Деланоэ); «Синяя вечность» (М. Магомаев, Г. Козловский); Ария Каварадосси «E lucevan le stelle» из оперы «Тоска» Дж. Пуччини; «Сомнение» (М. Глинка, Н. Кукольник); «Black dog» (Дж. Пейдж, Р. Плант, Дж.П. Джонс); «I will always love you» (Д. Партон); «Плач нимфы» (ч.II «Amor, dicea, il ciel», К. Монтеверди).
Добрый день, спасибо за интересный комментарий к такой неожиданной постановке. Говорят, что ее привезут в Москву – кому-то повезет увидеть и услышать
Надеюсь кому-то повезет и не увидеть, и не услышать… А Чехова жаль…
Да, Мила, Вы как всегда, на высоте – детальный разбор с привлечением большого количества иллюстраций из интернетовского видео. В журнале “На русских просторах” (280 полос) я последнее делать в таком объёме, к сожалению, не могу. А по существу – кризис зрителей в драматических театрах: МОЛОДЁЖЬ НЕ ХОДИТ, а поколение инженерной интеллигенции советского времени уходит, если уже не ушло совсем.” Манагеры” на “Чайку” не пойдут, даже если театр им заплатит ! Вот и приходится режиссёрам прибегать к новым формам. В одном из интервью нам Мортон жаловался, что приходится ему ПЕТЬ! А что касается осовременивания классики, так это уже давно идёт и не только у Фокина. У него уже была “его “Чайка”, где водой была залита вся сцена. Я, посмотрев его “МАСКАРАД (в клетках)” / Литроссия № 2019 / 22, 14.06.2019/ ,не стала тратить время на “Чайку”. Очень сочувствую художественным руководителям драм. театров, тяжёлая у них жизнь.НоПРИ ЭТОМ НЕ НУЖНО ЗАБЫВАТЬ, ЧТО ТЕАТР АКАДЕМИЧЕСКИЙ. Тянет к варьете? так откройте ещё одну сцену: Театр АЛЕКСАНДРИНСКИЙ – Варьете, например , сцена для “продвинутых” молодых режиссёров и блеющих драматических “певцов”. А на классические постановки школьников водить бесплатно, так как они тоже не умеют держать книгу в руках, а читают только в телефонах “синопсисы” на специальных сайтах для школьников, специально для будущих спецов по правильной расстановке продукции в супермаркетах, забыла как называется эта “специальность”.
Татьяна Михайловна, спасибо большое за Ваше внимание и отзыв. Очень понимаю Ваши чувства.
Но что делать? «Новые формы» и «новый театр» – это факты нашей жизни. Факты мы не можем игнорировать. Разве что иметь к ним разное отношение. Я, признаюсь, люблю новое в театре. Главное, чтобы было сделано талантливо и со смыслом. В Александринке, по крайней мере, не переписали текст А.П. и не поменяли структуру пьесы. Бывает, и не такое ) Думаю, Антон Павлович подивился бы, но не обиделся.