БОРЬБА ЗА «РУССКИЙ ЛЕС»

№ 2015 / 22, 18.06.2015

В конце 1953 года Вадим Кожевников напечатал в своём журнале «Знамя» новый роман Леонида Леонова «Русский лес», который сразу вызвал волну возмущения в академических кругах. Заместитель директора Института леса Академии наук СССР П.В. Васильев увидел себя в одном из самых отвратительных героев книги – профессоре Грацианском и потребовал устроить судилище над романом и его автором.

Поддавшить напору Васильева, академик В.Н. Сукачёв вынужден был на 16 января 1954 года назначить совещание по детальному обсуждению «Русского леса». На совещание пригласили и Леонова. Но писатель, догадавшись, в каком направлении планировалось устроить обсуждение его книги, от участия в этом мероприятии уклонился.

На совещании главную скрипку сыграл Васильев. Он выступил с часовым докладом. Начал профессор за здравие. Учёный признал, что «Русский лес» – «это первая в истории нашей художественной литературы попытка показать жизнь и борьбу людей, связавших свою судьбу с лесным делом, первый пример вмешательства нашей большой литературы в обсуждение ряда действительно общегосударственных и действительно жгучих вопросов лесного хозяйства, которые глубоко волнуют каждого советского человека» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, л. 14).

Однако саму попытку Васильев расценил не просто как художественную неудачу Леонова, а даже как политическую ошибку. Во-первых, ему не понравилось, что писатель свой роман построил на конфликте двух антиподов: Вихрова и Грацианского. Во-вторых, недовольство у него вызвало и то, как известный литератор подал своих героев. Учёного возмутило, что Леонов представил Вихрова как передового деятеля лесного хозяйства, когда кроме страсти тот ничем, по его мнению, не обладал. Васильев утверждал: «Профессор Вихров далёк от понимания той важной для советского деятеля и в том числе лесовода истины, что причины тех или иных общественных явления заключены не в головах людей, не в их доброй или злой воле, а в законах экономического развития общества» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, л. 16). Как считал Васильев, Вихров, который якобы в ущерб делу занимался в основном демагогией, был недостоин только светлых красок. Одновременно главный оппонент Леонова недоумевал, откуда у писателя взялось столько злости по отношению к Грацианскому и с чего он взял, что в прошлом этот человек являлся агентом царской охранки. Но самым главным для Васильева был третий момент. У него категорическое неприятие вызвала концепция Вихрова. Взятые Леоновым под защиту научные взгляды Вихрова и привели, по мнению заместителя директора Института леса, провалу романа.

Вывод Васильева был таков: «Автору при всех личных симпатиях к профессору Вихрову не удалось представить его в роли выразителя взглядов сколь-либо значительного круга советских учёных, не говоря уже о том, что из Вихрова совершенно не получился «депутат наших лесов», как этого хотелось автору. Профессор Вихров – это типичный герой-одиночка. У него нет ни последователей, ни деятельных учеников. Его связь с народом не более ясна, чем роль самого народа в изображаемых в романе событиях, связанных с лесом. Если автор имел в виду показать отношение народа к лесу в образе Калины, то ведь это какой-то полусхимник! И к тому же связь Вихрова с ним относится к давно минувшим годам дореволюционного прошлого. К тому же периоду относится и эпизод схватки крестьян с помещиком. А где же советский народ?.. В той части романа, где речь идёт о лесе, советского народа нет» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, л. 27).

Стоит отметить, что Васильев своё выступление преподнёс как истину в последней инстанции. Другие точки зрения на роман Леонова он обнародовать на совещании не позволил.

Докладывая 22 января 1954 года о проведённом мероприятии секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущёву, директор Института леса академик В.Н. Сукачёв подчеркнул, что роман Леонова «Русский лес» осудил не только один Васильев. Книгу отрицательно восприняли все сотрудники института.

Сукачёв информировал Хрущёва:

«В романе как непосредственно автором, так и устами главного положительного героя романа профессора Вихрова защищаются взгляды, находящиеся в прямом противоречии с коренными теоретическими основами и принципами организации советского лесного хозяйства – взгляды известного реакционного буржуазного лесоэкономиста проф. М.М. Орлова и немногих современных его последователей, пытавшихся отстаивать их также в нашей научной литературе.

Суть этих взглядов заключается в защите для советского лесного хозяйства принципов простого воспроизводства (принцип постоянства пользования лесом и т.п.), полностью отрицающих значение для него марксистской теории расширенного социалистического воспроизводства, отрывающих советское лесное хозяйство от всего социалистического народного хозяйства и мешающих, с одной стороны, делу лесоразведения и расширения лесов в безлесных и малолесных районах, а с другой – своевременному использованию накопившихся запасов лесов в лесоизбыточных районах и следовательно развитию лесной промышленности.

Профессор Вихров, представленный Л.Леоновым в роли передового представителя советской науки и практики лесного хозяйства в своих взглядах и суждениях нигде не поднимается выше примитивного протеста против имеющихся непорядков в лесопользовании, и вся его теория, основанная на принципе постоянства пользования лесом, сводится к требованию такого порядка ведения лесного хозяйства в СССР, при котором рубки леса повсюду ограничивались бы размером годичного прироста древесины и при котором нашим потомкам повсюду было бы оставлено столько же леса, сколько его имеется при нас (стр. 9, 47, 103, 111 в № 11). Не разобравшись с элементарными основами ведения советского лесного хозяйства и принципами дифференцированной организации его, изложенными в научной литературе и в практических указаниях органов лесного хозяйства (напр. Инструкция по устройству лесов 1951 г.), Л.Леонов в своём романе пропагандирует такой порядок ведения лесного хозяйства, при котором на севере и в других многолесных районах почти ничего нельзя рубить, так как там большая часть лесов является перестойными и фактически не имеет прироста, и при котором в малолесных районах (напр. в Ростовской обл. с лесистостью менее 1%) достаточно оставить потомкам то, что есть.

Особо необходимо отметить приведённое в докладе проф. Васильева совпадение идей и взглядов главного героя романа с тем, что в 1939–1942 гг. писали фашистские геополитики-лесоэкономисты в Германии» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, лл. 8–9).

Поскольку Леонов своей книгой якобы опровергал партийные установки о развитии лесного хозяйства (хотя, если быть точным, писатель усомнился не в партийном курсе, а в той линии, которую насаждало правительству руководство Института леса), Сукачёв предложил Хрущёву «принять о романе «Русский лес» необходимые решения» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, л. 11).

О предпринятой профессором Васильевым и академиком Сукачёвым атаке на Леонова моментально стало известно всем ведущим лесоводам страны. Зная влиятельных покровителей Сукачёва и о могущественных связях Васильева, многие защитники леса затосковали. Они решили, что и на этот раз победили сторонники хищнического истребления природы. Единомышленники Леонова не исключали, что писателя подвергнут в партийной печати обструкции, а его роман попадёт под запрет. Не случайно газеты какое-то время о «Русском лесе» никаких материалов не давали. Видимо, все редакции выжидали, чем закончится аппаратная борьба и кого Кремль прикажет разругать.

В открытый бой против Васильева ринулись лишь три смельчака – лесоводы А.М. Бородин, В.Н. Ситников и А.Р. Родин. Не имея в отличие от Васильева громких титулов и наград, они, как только узнали об интригах руководства Института леса, тут же решили направить в защиту Леонова письмо в «Литературную газету».

В своём обращении в писательское издание три специалиста по лесному хозяйству подчеркнули, что «Русский лес» – чрезвычайно нужный роман. «В этой книге нашли отражение все горести и радости, которые волнуют советского лесничего и вообще всех работников леса» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, л. 33).

В своём отзыве три специалиста подробно остановились на вопросе о рубке леса. По их мнению, существовало два варианта решения проблемы. Одни учёные настаивали на проведении в лесных массивах ежегодной рубки. Другие предлагали в течение нескольких лет вырубить весь лес. Ярым сторонником хищнического истребления природы, по их утверждению, являлся профессор Васильев.

Бородин, Ситников и Родин писали:

«Когда он прочёл роман Леонида Леонова «Русский лес», то пришёл в возмущение. Приглядываясь к профессору Грацианскому, выведенному в этом романе, он сразу же в нём распознал самого себя, а не распознать себя он не мог, ибо неоднократные его выступления, в том числе и в печати, ставят его рядом с Грацианским. Ему чужды интересы леса, он готов его уничтожать всеми способами. Проф. Васильев решил во что бы то ни стало помешать последующим изданиям этого прекрасного романа. Он спешно в институте леса собрал заседание из недовольных романом, из тех, кто разделяет хищнические взгляды на лес, с целью опорочить роман Леонида Леонова «Русский лес» и признать его как вредный для советского читателя» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, л. 36).

Письмо трёх лесоведов 28 января 1954 года попало к критику Виталию Озерову, который на тот момент занимал должность заместителя главного редактора «Литературной газеты». Однако он побоялся взять на себя ответственность поставить этот материал в ближний номер. Его начальник – Борис Рюриков, давно недолюбливавший Леонова, тоже поостерёгся печатать письмо в защиту писателя. Правда, у Рюрикова были совсем иные соображения, нежели у начальников Института леса. Ничего не понимая в лесных проблемах, главный редактор «Литгазеты» знал другое, что многие либералы, с коими он находился в давних приятельских отношениях, никак не могли простить Леонову его прошлое, блеск ума и взгляды на русский народ и русскую культуру.

В итоге руководство «Литгазеты» приняло соломоново решение: временно не давать материалы ни в пользу романа «Русский лес», ни в осуждение книги, а письмо трёх лесоведов переслать в отдел науки и культуры ЦК КПСС.

Судя по всему, в партийном аппарате тоже долго не могли выработать в отношении Леонова и его романа «Русский лес» единой позиции. По одной из версий, роман не понравился помощнику Хрущёва по вопросам культуры Владимиру Лебедеву. Долго не мог определиться и секретарь ЦК КПСС Пётр Поспелов. Этот партийный деятель ещё перед самой войной принял участие в кампании по осуждению пьесы писателя «Метель». Но стоило Сталину простить известного литератора, а потом даже отметить его Сталинской премией, Поспелов свою точку зрения на творчество Леонова сразу поменял. А теперь Поспелов пытался угадать настроение Хрущёва. И только, похоже, Михаил Суслов ничего не имел против Леонова. В итоге мнение Суслова стало решающим.

Получив от Суслова соответствующие указания, заместитель заведующего отделом науки и культуры ЦК КПСС Ф.Хрустов и завсектором ЦК В.Иванов, курировавший в партаппарате вопросы художественной литературы, 10 марта 1954 года сообщили Хрущёву:

«Роман Л.Леонова «Русский лес» нельзя рассматривать как инструкцию или учебное пособие по лесоводству, как это делают тт.Сукачёв и Васильев. Критикуя роман Л.Леонова, они игнорируют то, что это художественное произведение, где читателя в первую очередь интересует судьба героев, изображение их характеров, событий и т.д. К тому же специальные научные вопросы, которые поставлены в письме т. Сукачёва и в докладе т. Васильева, являются во многом спорными и окончательно не разрешены советскими учёными-лесоводами. В настоящее время вокруг этих вопросов ведётся дискуссия среди учёных и практиков лесного хозяйства.

В Отделе науки и культуры ЦК КПСС имеется копия письма работников лесного хозяйства А.М. Бородина, В.Н. Ситникова и А.Р. Родина, присланного ими в «Литературную газету», в котором опровергаются и критикуются взгляды проф. Васильева по вопросам советского лесоводства. (Копия письма прилагается).

Не является также обоснованным утверждение тт. Сукачёва и Васильева о том, что положительный герой романа «Русский лес» профессор Вихров якобы совершенно отрицает закон расширенного воспроизводства в лесном хозяйстве. На самом деле он выступает за такое ведение лесного хозяйства, при котором не допускалось бы уменьшение общей площади лесов.

Принимать какие-либо меры по данному письму считаем нецелесообразным.

Тт. Сукачёву и Васильеву ответ сообщён лично».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, лл. 37, 38).

Однако страсти на этом не успокоились. Не достучавшись до Хрущёва, Сукачёв и Васильев стали искать выходы на других руководителей партии и правительства, которые могли бы осудить Леонида Леонова и запретить дальнейшее распространение романа «Русский лес». Не сумев заручиться поддержкой у партийных идеологов, они обратились за помощью к влиятельным людям в правительстве и прежде всего к М.Первухину, занимавшему тогда пост заместителя председателя Совета Министров СССР и одновременно входившему в состав Президиума ЦК КПСС. Расчёт был на то, что именно Первухин в своё время готовил постановление лесозаготовительной промышленности и призывал больше рубить леса (а раз так, то не ему ли следовало теперь объявить роман «Русский лес» вредной книгой?).

Но Сукачёв и Васильев упустили момент. Джинн уже был выпущен из бутылки. Многие защитники природы, когда увидели, что первая атака Васильева на Леонова захлебнулась, а открыто выступивших против руководителей Института леса Бородина, Ситникова и Родина никто за их критику не уволил и даже никак не наказал, поняли, что нечего бояться и надо продолжить отстаивать смелый роман писателя. В общем, общественное мнение начало работать на Леонова. В подтверждение этого сошлюсь на одно письмо, которое 18 марта 1954 года было отправлено на имя Хрущёва. Его подписали три сотрудника кафедры лесоустройства Московского лесотехнического института: Н.П. Анучин, М.И. Егоров и В.М. Пикалкин.

Трое учёных сообщили в ЦК:

«Вопрос об организации постоянных лесных хозяйств и рубке леса не свыше годичного прироста не является выдумкой отдельных специалистов или писателя Л.Леонова. На обязательность организации лесного хозяйства именно на этих основах имеются прямые указания в первом декрете о лесах, подписанным В.И. Лениным в мае месяце 1918 года. Эти же организационные принципы многократно подтверждались последующими законодательными актами о лесах, принятыми Советским Правительством.

Нигилистическое отношение к лесу, высказываемое в статьях заместителя директора Института леса проф. Васильева, маскируемое громкими революционными фразами, противоречит духу Советского законодательства, направленного на поднятие производительных сил страны.

Проф. Васильев в отрицательных персонажах романа «Русский лес» (Грацианский, Чередилов и Тараканцев), по-видимому, нашёл черты, весьма характерные для его малоплодотворной деятельности, а вернее сказать – отрицательной роли в лесной науке. В связи с этим вместо того, чтобы через Институт леса широко пропагандировать замечательное публицистическое произведение «Русский лес», проф. Васильев пустился на шельмование его путём массовой рассылки соответствующих писем в разные адреса. Вместе с этим, в своих письмах он пытается взять под защиту учение о так называемом «биогеоценозе». Хотя автор в романе касается не самого этого учения, а по справедливому определению покойного В.Р. Вильямса – греко-латинской трескучки, не только не помогающей при решении лесных производственных вопросов, но лишь затуманивающей их постановку.

Нам стало известно, что проф. Васильев обратился даже в ЦК КПСС с письмом по поводу романа Л.Леонова «Русский лес». Этим письмом он преследует цель сорвать распространение произведения «Русский лес», направленного на сбережение леса, на усиление ответственности при обращении с лесными богатствами, на защиту леса от неразумного расточительства, многочисленные примеры которого приведены в романе, на поднятие продуктивности с квадратного километра лесосеки, и вместе с этим бичующего псевдо-учёных, стоящих на позициях, подобных той, что занимает проф. Васильев.

Не внося своих научно обоснованных и чётко сформулированных конструктивных предложений и вместе с тем цинично отвергая выработанную многими десятилетиями хозяйственную систему в лесу, проф. Васильев приходит к одному ясному выводу – размер рубки леса в отдельных лесных массивах не ограничивать какими-либо нормами, вытекающими из специальных лесохозяйственных расчётов. Всякое нормирование и ограничение размера рубки леса он считает особенностью, присущей буржуазной лесной науке, хотя именно план является основой социалистического хозяйства.

Проф. Васильев заявляет, что ограничение рубки применяли помещики в своих имениях, прусские юнкеры и их потомки – гитлеровцы, считавшие рубку по приросту столь же священной, как присяга фашистских солдат.

С такого рода демагогическими заявлениями и статьями проф. Васильев выступает не впервые. В том же стиле за последние годы им опубликован ряд статей в журн. «Лесное хозяйство» и «Трудах Института Леса» (том V и X).

Не будучи лесным специалистом и даже не владея основой лесохозяйственной науки, проф. Васильев в своих статьях и заявлениях обычно обходит молчанием сущность самого обсуждаемого предмета, но лицам, не разделяющим его взглядов, с исключительной развязностью и цинизмом навешивает самые невероятные обвинения, аналогичные тем, что пытается предъявлять писателю Л.Леонову по поводу его романа «Русский лес».

В отношении науки о лесе проф. Васильев взял на себя роль непогрешимого лесного философа, в одних случаях отвергающего отдельные учения и теории, а в других – подводящего марксистскую базу под соответствующие теории, заслуживающие по его мнению положительной оценки. Примеры подобной деятельности живо нарисованы в романе «Русский лес».

В результате заушательских, демагогических приёмов и использования своего служебного положения в научно-исследовательском институте АН проф. Васильев сумел создать в лесной печати своеобразный аракчеевский режим, исключающий возможность публикации статей, противоречащих его нелепым суждениям и, к стыду лесных специалистов, закрепил за собой неписанное право непогрешимого судьи по любым лесным вопросам. Фигуры такого рода также очень выпукло представлены в романе.

Всё изложенное приводит нас к выводу, что поданное проф. Васильевым заявление в ЦК КПСС о романе «Русский лес» продиктовано не интересами дела, а желанием помешать правильному решению актуальных лесных проблем, своевременно и правильно поставленных в названном произведении.

(РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, лл. 40–43).

Но партаппарат к тому времени уже ни в чём убеждать не требовалось. Под влиянием Суслова там уже чётко сформировалось мнение: «Русский лес» – это правильная и нужная книга, которую следовало поддержать. Не случайно 28 марта 1954 года в «Правде» появилась статья критика Михаила Кузнецова, который, с одной стороны, заявил, что нельзя к роману Леонова подходить как к научному трактату, а с другой – подтвердил, что «Русский лес» – это правдивая книга о нашей жизни. Кстати, спустя три дня после публикации в «Правде» материала Кузнецова, 1 апреля заместитель заведующего отделом науки и культуры ЦК КПСС П.Тарасов и завсектором этого отдела В.Иванов доложили Хрущёву, что письмо сотрудников Московского лесотехнического института принято к сведению (правда, они тут же дали понять, что к оппонентам Леонова – Сукачёву и Васильеву – со стороны ЦК каких-либо мер принимать не стоит).

Пока Леонов боролся с профессором Васильевым, его роман «Русский лес» было решено выдвинуть на соискание Сталинской премии за 1952–1953 годы. 8 апреля 1954 года планировалось собрать пленарное заседание Комитета по этим премиям. По итогам голосования Леонов обошёл всех претендентов. 27 человек высказались за то, чтобы «Русский лес» отметить премией первой степени. 26 человек предложили дать писателю премию второй степени. Всего за Леонова проголосовало 53 человека. Ближайший конкурент Валентин Катаев проиграл ему 7 голосов, причём премию первой степени Катаеву хотели дать только два человека.

Казалось бы, после этого Васильеву стоило угомониться и признать своё поражение. Но нет. Не сумев одолеть писателя в открытом противостоянии, он подключил графоманов из писательского лагеря, сделав ставку на некоего И.Зыкова. Этот Зыков 15 июня 1954 года направил своё письмо Хрущёву, в котором подчеркнул: «Роман Леонова, осуждающий советскую лесотехническую политику, стоит на реакционных и безграмотных позициях» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, л. 89).

Не дождавшись ответа от ЦК, Зыков 16 июня 1954 года обратился также в правительство к Поспелову, сообщив, что «роман Леонова затуманил головы и приобрёл сейчас что-то вроде дипломатической неприкосновенности», хотя эта книга представляла, по его мнению, «грубо состряпанную реакционную фальшивку» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, л. 86). Однако Первухин от рассмотрения этого обращения уклонился, переправив его секретарю ЦК по пропаганде Поспелову.

Третье письмо Зыков направил 4 июля 1954 года на имя инструктора ЦК Елизарова.

Рассмотрев все обращения Зыкова, заместитель заведующего отделом науки и культуры ЦК Тарасов и завсектором ЦК Иванов 14 июля 1954 года доложили в ЦК:

«Критика романа «Русский лес» со стороны т. Зыкова носит необъективный характер. Нельзя считать обоснованным его обвинение в адрес Л.М. Леонова о том, что тот в своём произведении якобы выступает против лесохозяйственной политики Советского правительства. Абсолютно неверно утверждение автора о том, что роман «Русский лес» является реакционным и антисоветским произведением.

Произведение Л.Леонова при частных его недостатках признано выдающимся явлением советской литературы за минувший год. Оно получило положительную оценку в нашей печати – в «Правде» 28 марта 1954 г., в «Известиях» 11 апреля с.г., в «Литературной газете» 25 февраля, 23 марта и 15 апреля с.г., в журналах – «Звезда» № 4 за 1954 г., «Октябрь» № 6 за 1954 г. и т.д. Роман Л.Леонова «Русский лес» выдвинут Комитетом по Сталинским премиям на соискание Сталинской премии за 1953 год» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, л. 103).

На этой записке Тарасова и Иванова сохранилась отметка: «Читал. П.Поспелов. 19/VII-54».

Правда, Сталинскую премию Леонов так и не получил. Но не потому, что кто-то отменил итоги голосования Комитета по этим премиям. Просто правительство вскоре отменило сами эти премии.

Кроме Зыкова, профессор Васильев подговорил выступить против Леонова ещё одну группу учёных, в которую вошли профессора В.Тимофеев, А.Молчанов, Н.Баранский, а также два больших чиновника из министерства сельского хозяйства СССР А.Бовин и И.Шинёв. Эта группа, правда, сразу попыталась действовать через Первухина. Но Первухин, как и в случае с Зыковым, все жалобы переадресовал Поспелову. Тот в свою очередь спустил обращения сторонников Васильева в отдел науки и культуры ЦК. Выждав полгода с небольшим, руководитель отдела А.Румянцев дал стандартную отписку: мол, критику профессуры и чиновников романа «Русский лес» нельзя признать объективной.

Здесь надо отметить, что в середине лета 1954 года стало ясно, что лесная отрасль не только не выправилась, а загнулась ещё глубже. Всё могло окончиться полным крахом. Руководство отрасли, понимая, что за всё скоро придётся держать строгий ответ, попыталось сработать на опережение и всю вину свалило на Леонова и его роман «Русский лес». Но такие объяснения не устроили Хрущёва. Вождь потребовал вопрос о лесном хозяйстве рассмотреть в ЦК партии. Сельхозотдел ЦК в свою очередь стал теребить правительство. Испугавшись ответственности, правительственные чиновники попытались потянуть время. Сославшись на длительное отсутствие в Москве министра сельского хозяйства Бенедиктова и его заместителя Бовина, они попросили в сельхозотделе отсрочить рассмотрение их вопроса на секретариате ЦК. Но этот трюк им не удался.

А что же Леонов? Когда его не смогли опорочить профессора от лесного дела, в атаку перешло либеральное крыло из Московской писательской организации. В травлю писателя вступила группа Константина Паустовского и Степана Злобина. Но и у неё ничего не получилось.

На новый виток борьба вышла в конце 1956 года. В ЦК в тот момент придумали новые Ленинские премии. Леонов имел все шансы стать первым лауреатом. Но этому резко воспротивились радикальные либералы из Московской писательской организации. Они всё сделали, чтобы забаллотировать кандидатуру писателя ещё на стадии выдвижения соискателей. Однако потом всё переиграло руководство Союза писателей СССР.

19 декабря 1956 года секретариат СП СССР организовал собственное голосование. В нём приняли участие В.Ажаев, Г.Марков, Б.Полевой, К.Симонов, В.Смирнов, А.Сурков, Н.Тихонов, К.Федин и несколько представителей из союзных республик. Литературный генералитет поддержал выдвижение на Ленинскую премию Даниила Гранина, Дмитрия Гулиа, Мусу Джалиля (посмертно), Всеволода Кочетова, Леонида Леонова, Валентина Овечкина, Виктора Розова, Владимира Тендрякова, Андрея Упита и Константина Чуковского, отведя лишь кандидатуру Ярослава Смелякова (ввиду незавершённости его работы «Строгая любовь») и трёх якутских сочинителей, предложив тем добиваться премии через местную организацию. Интересно, что единогласно прошли всего четыре писателя: Овечкин, Тендряков, Упит и Чуковский. Леонов набрал, как Гранин и Розов, лишь 12 голосов. Правда, в ходе обсуждения кандидатур Сергей Михалков заметил: «Защищать такую вещь [как роман «Русский лес». – В.О.] не нужно – прямо ставить надо на голосование» (РГАЛИ, ф. 631, оп. 30, д. 588, л. 32).

Потом все соискатели прошли через сито Комитета по Ленинским премиям. К концу февраля 1957 года в списке претендентов осталось лишь четыре имени: Леонов, Джалиль, Овечкин и Чуковский. Кончилось же всё тем, что первые Ленинские премии были присуждены только двоим: Леонову и Джалилю. Так государство дало понять, чью сторону оно заняло в многолетнем споре лесников и писателей.

Вячеслав ОГРЫЗКО