В поисках литературы

№ 2017 / 24, 07.07.2017

Провинциальные, в превосходном значении, издания всё чаще щёлкают по носу издателей столичных – потому, видимо, что вынуждены избрать путь не укрупнения, плетения широких сетей, а максимальной детализации. Альманах «Евразия», увидевший свет попечением костромского критика и издателя Максима Бурдина, демонстрирует разборчивость, несмотря на то, что сеть закинута тоже немалая. В первом выпуске антологии собраны стихи и проза пишущих по-русски авторов из, конечно, России, но и из Украины и ДНР, Белоруссии, Киргизии, Латвии, ОАЭ, Европы, США и Израиля. Составитель называет сборник «литературной картой», которая «даст полноценное представление о мире современной русской литературы». Нам же она дала представление о возможности современного, внятного письма без модных штучек.

Поэтесса и переводчик, петербурженка Анна Авзан даёт представление о дыхании петербургской поэтической традиции: «Особым, трогательным жаром / Пылает нежное на ржавом… / Рукой рассыпана неловкой / Для рукоделия коробка…». Зрелые стихи поэта и писателя, много публиковавшегося, являют уверенное владение формой, как в стихотворении «Архитектор»: «Единственной судьбе предпочитая сотню, / Из безответности украденных имён / Построив улицы, я создал подворотню. / Теперь, когда во тьме мой голос превращён / В пустыню призраков, мне страшно возвратиться / К себе иначе как нося чужие лица…» – и ещё две четырёхстрочных строфы шестистопного ямба, с характерной для сонета системой рифм. Опрокинутый, или обратный сонет – не говоря уж о классическом – даётся, как известно, далеко не каждому.

Прозаический отдел сюжетно посвящён старшему поколению. Вряд ли перед составителями стояла задача заставить нас подумать о формировании цивилизации, искажающей человека естественного, зле, привносимом организованным социумом – о чём-то угрожающем. Очевидно, что так сложилось из-за качества текстов. Сарра-Мария Граник – имя ли это, псевдоним по имени Марии-Сары, героини романа нобелевского лауреата Жозе Сарамаго «История осады Лиссабона», сейчас неважно – живёт в Тель-Авиве, но пишет по-русски, 
мастерски передавая на нашем языке то, как многие переселенцы объясняются на идиш. Рассказ «Варенье из роз» поначалу повествует о семейной ссоре: рассказчица приходит в дом знакомой, та из-за двери честит мужа, ушедшего в кафе с обоими комплектами ключей, рассказчица бежит в кафе за ключами, и постепенно мы понимаем, что говорится о стариках. Речь сначала кажется необычной, высказывания – не очень-то политкорректными: «Но знакомых мы встречаем редко, в основном нам навстречу попадаются эфиопы в белых одеждах, похожие на молчаливых птиц. Эфиопов Циала не любит. – А! Этиопия! – восклицает она и раздражённо бросает руку вниз. – Слезла с пальма. Э-э-э… Обезьяна!». Повествование развивается, и мы понимаем, что перед нами грузинские евреи. Муж Даниэля, именно так – с «я», и жена Циала по-стариковски бранчливы, младшего сына, что редко звонит, называют не иначе, как «Засранец»… «У Циалы и Даниэли пять сыновей, хотя Циала всю жизнь хотела девочку.– Холера! – говорит Циала про Даниэлю. – Одни мальчишки умеет! Девочка не умеет! Э-э-э! Такой бы девочка была красивый! Длинный волос, глаза светлый! Тёмный глаз некрасиво. Э-э-э…». Однажды старая Циала упала, ушиблась, лежит недвижимо, и, кажется, уже не встанет. Невестки заставили квартиру едой, сыновья вызывают врачей, но только «Засранец» разыскал и прислал мешок, полный цветков роз. Даниэля рвёт их, кладёт в таз, варит варенье, и сварливая жена его встаёт с одра, чувствуя запах Грузии… При обыденности ситуации – сильная психологическая камерная драма с глубоким, почти трагичным юмором, при искажённой выразительности – максимальная внятность языка.

«Забытая богом деревня», цикл рассказов Кати Ивановой (Екатерины Заяц), родившейся в Казахстане и живущей в Чехии, поначалу производит впечатление полной безысходности. Глубокой зимой в заснеженную деревню пробирается трактор с отвалом, за ним – иначе не проехать – автолавка и почтовый уазик– «буханка». Старикам, что только и остались здесь, привозят одновременно пенсию и продукты. Самая старшая обитательница деревни не вышла, как обычно, встречать скудные блага, уделяемые сюда цивилизацией, и почтальонша, древний отец и очень пожилой сын идут в избу, и старушка сидит там, чуть склонив голову, она опрятно одета, но уже холодна. Полицейский чин и фельдшер приехали через два дня. До весны старушка лежала в своём сарае – курей разобрали соседи – завёрнутая в одеяло, лишь когда земля немного оттаяла, старики выкопали могилу; дети её так и не добрались до отдалённой деревни, были заняты важными, неотложными делами. Автор неловко и натужно пытается отыскать нечто положительное, рисует какого-то парня, который развозит старикам дрова и продукты на собранные в интернете деньги, но это предстаёт сущей мелочью, слабой попыткой удержаться на грани чёрной пропасти. Довольно-таки страшная, лишённая всякой сентиментальности основа текста, тем не менее, даёт опору. Мы понимаем, что для нас существовать в таком ужасе было бы невозможным. А наши старики пережили такое, что всё это для них – обыденность. Цикл Кати Ивановой, конечно, находится в традиции лучших образцов так называемой деревенской прозы, и всё же воспринимается из себя самого, как произведения. Так литература воспитывает уважение к уходящему поколению без нудных политологических отступлений о трагизме нашей истории, поддерживает угасающее чувство общности – без массовых шествий; впрочем, одно другому не мешает.

В столицах литература становится вещью – темой в соцсетях, меню в кафешке, кодексом под суперобложкой на полке книжного супермаркета, полного контрафакта и просрочки. Функция качественного отбора переходит из полных антикварной мебели и теней великих авторов московских редакций на пленер Волги Островского. Там, не здесь, критики и издатели отыскивают небольшие, «частные» произведения, которые, словно лёгкое усилие, приложенное к маятнику, способны оживить механизм массивных напольных часов, отмеряющих наше время.

 

ЛИТЕРАТУРНАЯ ЕВРАЗИЯ. Антология стихов и прозы. Выпуск первый. Кострома: – Издательский Дом Максима Бурдина, 2017.

Сергей ШУЛАКОВ