Виталий ТРЕТЬЯКОВ. Без Моссовета не было бы «Независимой газеты» (интервью)

№ 2017 / 43, 08.12.2017

– Виталий Товиевич, в 2017-м году, когда закрылось немало бумажных изданий, а независимой прессы почти не осталось, нам хотелось бы начать разговор с вопроса о том, как создавалась «Независимая газета», когда вы были заместителем главного редактора «Московских новостей» и собирали «отважную сотню» для НГ…

– Ну, всё рассказать невозможно. Я надеюсь продолжить вскоре прерванную работу над моими многотомными воспоминаниями – многотомными потому, что важны детали, мелочи. Из них состоит История. Мы сейчас это видим – в частности в спорах о революции, о Ленине, Троцком и прочих. Я хочу дотянуть воспоминания до «Независимой газеты». То, что до сих пор в разных местах разные люди о ней пишут – крайне субъективно, иногда идеологически ангажировано, и настоящую историю «НГ» знаю только я. Хотя субъективность, естественно, и у меня присутствует. Итак, собственно история была такова. С весны 1988-го года я начал работать в «Московских новостях»…

– Как раз в ту пору, возвращаясь из школы на пятнадцатом-тридцать-первом (так мы звали этот троллейбусный маршрут), и слушая в плэйере «Слэер», я видел плотные ряды читающих эту газету на стендах…

– Да-да, газета уже имела громкое имя, Егор Яковлев поднял «МН» на небывалую высоту. Тогда шло соревнование за первенство – такого уровня популярности были только «Огонёк» и «Аргументы и факты». Покойный главред «АиФ» Старков скромнее всех себя держал, Коротич держался маститее.

– Легко подтверждаю, пару раз общался с его сыном Никитой тогда (в компании Жени Стычкина пересекались) – это был классический мальчик-мажор, хоть и с говорком (слово «кулёк» высмеивалось нами-«москалями»), а элиты артистические и публицистические уже «дружили домами» в перестроечной Москве.

– Я лично Егора Яковлева в тот момент не знал, но там в редакции работали люди, которые знали меня, они меня ему и сосватали. Я пришёл весной 1988-го, а летом 1990-го года уже ушёл – создавать «НГ». Я пришёл обозревателем в один из отделов. Имя было настолько славное у «МН», что на это пошёл без повышения – формально должность моя в Агентстве печати «Новости» была даже выше чем та, на которую я пришёл. Просто я внутри «МН» сделал микрокарьеру – пришёл обозревателем одного из отделов, а уже летом 88-го года, когда проходила знаменитая на тот момент 19-я партконференция, в момент начала этой конференции вышла моя статья (вторым её автором, соавтором моим был Игорь Минтусов – на тот момент никому не известный социолог; он приходил ко мне в «МН» – предлагал всякие социологические новшества). Короче говоря, эту анкету о партийных привилегиях мы сочинили с ним вместе, хотя и не знали среди кого делался опрос… И вот она была опубликована – реакция на конференции была очень громкая. Именно о ней говорил Егор Кузьмичёв. Был на партконференции скандал, и, как говорится, для всех средств массовой информации – скандал только украшает газету. В деталях разбираться не будем. Это был окончательный момент, когда Егор Яковлев полностью поверил в меня как в журналиста и сделал меня политическим обозревателем «МН» и «АПН» – тогда это были совмещённые должности. Из обозревателя я стал политическим обозревателем – 2-3 человека таких были в газете, подчинённых непосредственно Егору Яковлеву. Я действительно много писал, всегда очень много писал – как раз тогда стали появляться мои политические портреты: Ельцина, Горбачёва, Лигачёва того же самого, Александра Николаевича Яковлева. Это сделало меня более известным как журналиста – по крайней мере в кругу читателей «МН», но не только. Плюс к этому «МН» были, – точнее кабинет Егора Яковлева, был местом встреч тех самых прорабов перестройки, их было сперва два-три десятка, я многих лично знал до того, с остальными познакомился в ходе общения их с Егором Яковлевым в «МН». Более того, я познакомился с ними и в рабочем плане. Должен признаться вам по секрету, что я очень хороший литературный редактор.

– Помним и знаем это по стилю «Независки»…

– И одним из моих принципов (и соответствующих умений) было вот что: я мог отредактировать статью так, что оставались довольны все, и главный редактор, и автор. Многие авторы, как известно, плохо пишут – даже известные авторы. Сейчас, к сожалению, и сравнить-то не с чем – бумажные издания влачат жалкое существование или же, более того, вовсе умирают. Но вот если бы редактуру наших дней сравнить с периодом расцвета бумажной журналистики, периодом гласности, нынешняя проиграла бы. В свою очередь, если бы статьи того времени, тех авторов мы давали без редактуры – их было бы невозможно читать. Однако они редактуры не замечали: уже в газете читая результаты моей работы над их корявыми тезисами, они думали: «как хорошо я всё написал!». Но если им показать их собственную машинопись с исправлениями – было бы всё иначе. Помимо этого, и потом в «НГ» я просто это как принцип редакторский практиковал – никогда не менял мыслей авторов, но если надо, я мог изложить их так, чтобы снять их внешнюю остроту. К чему я это говорю? Вот так я и познакомился с прорабами перестройки – Егор Яковлев покойный, безусловно, замечательный главный редактор, очень сложный человек, но многие его друзья из прорабов, они по остроте своего мышления обгоняли Егора Владимировича. Во всяком случае – как главного редактора. И они приносили статьи Яковлеву, иногда он звонил своим друзьям в ЦК КПСС, иногда не звонил, но выдавал мне в итоге машинопись авторскую с кучей пометок – «исправить», «убрать» и так далее. Естественно автору жалко убирать: он хочет изложить всё как можно острее, и Егору Яковлеву, кстати, как главному редактору участвовать в этой политической борьбе нравилось. Известно, например, что он занимался Лениным в советское время и для него это был последний рубеж, с которого Яковлев отступил: он Ленина защищал до последнего, в том числе и в текстах, которые приносили его друзья, а они-то уже критиковали Ленина вовсю.

– Критика разная бывает, та была точно не из конструктивных. Полагаю, этот малый штрих многое объясняет: ведь изначально линия перестройки шла именно как возвращение к «ленинизму», «строю цивилизованных кооператоров», а под этой овечьей шкуркой вползала уже в умы частная собственность и волчий капитализм – посему рубеж «Ленин», хоть и был условным, но после этого «отступления» Яковлева и Ленинград в итоге переименовали. Пример, как из газетной малости вырастает многое общественное…

– Это в редактуре касалось не только Ленина – просто один из примеров. И вот, зная что я умею так редактировать, когда Егор возвращал им рукописи, исчирканные его красным карандашом, они приходили ко мне и просили: «Виталий, сделай так, чтоб всё главное осталось, а Егор этого не заметил». И я так обрабатывал их тексты, что Егор видел – его замечания учтены, а авторы видели, что всё осталось. С кем-то из них я сдружился на этой почве, с кем-то очень близко сошёлся по-человечески, с кем-то остались чисто деловые отношения. В этой работе я проявил некоторые оргспособности, и вообще я много предлагал начальству, с которым работал – новые идеи, новые проекты, новые модели газет. И позже, когда я оказался уже вне газетных отделов как бы в самостоятельном плавании, я многое предлагал Егору, потому что очень быстро в кризис переходили эти перестроечные издания, и идейно-политически и профессионально. Через год Яковлев сделал меня одним из заместителей главного редактора, я курировал, в частности, все иностранные издания – это было одной из изначальных специфик московских новостей. Это было для меня привычно, и в АПН мы с зарубежной печатью работали постоянно…

– Помню, вскоре логотип «МН» изменился на MN – Moscow News – что вполне отражало ход перестройки и политическую ориентацию её на Запад, причём вполне конкретный, англоязычный. Здание MN, в ту пору такого грязновато-бордового цвета, казалось обложкой всей книги «Гласность» – уже в переводе на «язык Макдональдса», что глядел через Пушкинскую площадь, угол на угол, а читатели стендов газеты превращались в митингующих у памятника Пушкину демократов…

– Да, это (перевод логотипа) было – но идея то была не моя. Она была очевидна, нужно было что-то менять. Но в данном случае я, помимо кураторства зарубежных изданий, получил дополнительные функции: замы главного редактора вели номера. Каждый номер вёл один из заместителей, что обычное дело в редакциях ежедневных изданий – и не только. Собираешь номер, представляешь его редколлегии – отбрасываешь, что похуже, вставляешь что получше. Эта оргработа всем, кто трудился в газетах – известная. И понятное дело, когда я этой работой непосредственно занялся, тут проявились способности, я бы осмелился добавить – способности вести эту работу, придумывать чтоб твой номер был не похож на номера твоих коллег. Собрать лучшие материалы, приберечь их, например. И так далее… И естественно у меня было ещё больше предложений по изменению «МН» к Егору Яковлеву, ему сперва всё нравилось, однако вскоре предложения своим изобилием перестали его радовать, скорее, стали раздражать. И он стал отстраняться. Плюс к этому – были и личные конфликты в редакции, личные дела (не мои – его), о которых сейчас нет резона рассказывать, я и здесь выступил с некими письмами к Егору Владимировичу – и у нас с ним испортились отношения очень быстро. Последняя капля была в том, что когда Егор вошёл в большую политику – президиумы, гражданские советы, съезды, – он подумывал о первом заместителе, который бы наследовал ему. Редакторство – неформально он об этом подумывал. И однажды он не придумал ничего лучшего, как взять Олега Максимовича Попцова – сразу первым замом главного редактора. Были мы, кто делал газету (я меньше других там работал, но был в этой активной команде), и вдруг над нами появляется Попцов. Который начинает проводить отдельные совещания. С кем? С заместителями. Олег Максимович очень многословен, я его давно знаю, у нас хорошие отношения после всего того сложились… Но я отвлёкся: мы знали, как делать газету, мы принесли ей подлинную известность в команде конкурирующих, но одновременно сплочённых людей – вокруг Егора Яковлева. И вдруг появляется Олег Попцов, который начинает нас учить, как делать газету. Это стало раздражать всех сплочённых вокруг Яковлева замов, не только меня. Я после первой такой планёрки ушёл оттуда. Попцов окончательно разбалансировал положение дел в редакции, и последние полгода я работал там автоматически, выполнял свои обязанности, писал, но я уже ничего не предлагал Яковлеву – он выбрал себе преемника, на время или навсегда. Что, я буду под Попцова ещё подлаживаться?

– Насколько я помню, у Попцова был кризис (можно сказать даже – идентичности) и во времена царствования на ТВЦ, он даже авторские программы-монологи вёл, где старался отстраниться от итогов реформ и самого чёрного ельцинизма, однако даже эти монологи казались какими-то неискренними…

– А у Попоцова характер – не сахар, как и у Егора. И тогда я понял вот что: эту газету сделал Егор Яковлев, и только он может её реформировать, изменить. Ему не нужны другие идеи и другие люди для этого: либо он это сделает, либо этого не сделает никто. И я стал подумывать о том, чтобы уйти из газеты – куда-то… Тогда возникали новые возможности, 1990-й год, там уже летом или осенью ожидался закон о печати – СССР, потом РСФСР, когда отменили цензуру, и можно было создавать издания. 500 рублей по российскому закону, 1000 – по союзному закону, я помню точно, – в Министерство печати платишь, пишешь заявку, а дальше уже что хочешь, то и издавай, если есть средства на это. Я смутно об этом подумывал, но естественно у меня не было реальных, в том числе и финансовых, возможностей для таких шагов. И вдруг случились выборы в республиканские Советы народных депутатов и в городские – включая выборы нового Моссовета, нового Ленсовета, и были избраны Собчак в Ленинграде и Гавриил Харитонович Попов в Москве. Потом должности трансформировались…

– Первые мэры столиц!..

– Да-да… Это был апрель-май 1990-го года – 2 года я проработал к тому моменту в «МН». Моссовет – демократический, как его тогда называли, – предложил Московскому горкому КПСС поделиться газетой. Было у горкома две газеты – «Московская правда» и «Вечерняя Москва». Демократы предложили: «Московская правда» остаётся у вас, а «Вечернюю Москву» отдайте Моссовету. Горком партии сказал «нет», и тогда Моссовет задумался, чтоб издавать свою газету. У меня на тот момент было предложение о работе – хотел создать газету Николай Травкин, был такой прораб перестройки, и Гарри Каспаров, вдвоём они меня пригласили. Я знал лично Травкина и не знал лично на тот момент Каспарова. С Травкиным мы замечательно поговорили, я почти согласился, но потом пришёл Каспаров и всё это рухнуло, потому что я понял: Каспаров – это классический диктатор (что о нём знал и до того, по разным каналам, но тут я увидел просто диктатора). Естественно, я не согласился работать в таком составе, какую-то газету они потом сляпали, но она так и исчезла в неизвестности. Это я к тому рассказываю, что уже были вокруг какие-то бурления, прожекты – но ничего серьёзного. И тут – новоизбранный Моссовет и Гавриил Харитонович, прораб перестройки, мне предлагает создать газету Моссовета, поскольку партия делиться газетами отказалась. Я сказал сразу: «Гавриил Харитонович, орган Моссовета, газета Моссовета – мне совершенно неинтересна, но если Моссовет решит в масштабах Союза издавать независимую газету (тогда это впервые прозвучало – обозначение типа издания), то это интересно, я за это возьмусь». И после этого были аппаратные интриги, возник проект «Куранты» – был такой Борис Попков, он обещал сделать газету именно как орган Моссовета, и часть депутатов были «за», он-то им обещал печатать статьи депутатов Моссовета… Там было мягкое, рейтинговое голосование, какое издание выбрать – и я на нём присутствовал. А я, в отличие от Попкова, сказал: не буду печатать по этому принципу – депутат Моссовета, не депутат Моссовета. Редакция будет сама отбирать статьи. Естественно, я проигрывал рейтинговое голосование, потому что не обещал им ничего приятного, но хитрый Гавриил Попов добился учреждения двух газет! Ещё журнал «Столица» учредили.

– Удивительно, что не возникало проблем с финансированием – столько газет и журнал даже выпускать!..

– С финансированием проблема была, но об этом дальше пойдёт речь. В результате всех голосований и подковёрных интриг я получил свидетельство об учреждении газеты – причём хитрость Попова была ещё в том, что газета учреждалась не Моссоветом, а президиумом Моссовета, потому что Гавриил Харитонович понимал: весь состав Моссовета бог знает, за что проголосует, а президиум всегда можно уговорить, управляемая структура. Таким образом были учреждены «Куранты» и «Независимая газета», чуть ли не в один день. К тому моменту прямо так, «Независимой газетой» свою я и называл. И я – главный редактор. И что дальше делать – нет ничего… Я уже объявил Егору Яковлеву об уходе, тянуть нельзя было дальше, я ещё сидел в редакции и нужно было куда-то «сваливать», перемещаться, далее там находиться было неприлично. Моссовет тогда мне помог – вначале мы сидели на Калининском проспекте в одной из этих «книг», были там помещения некие, потом получили здание на Мясницкой, – помещение, где до сих пор «НГ» и сидит. Я получил это помещение, естественно, с помощью Моссовета. Триста тысяч рублей беспроцентная ссуда на год – вот что мы получили ещё от Моссовета. Это большие деньги были! Третье, что мы получили, что сейчас мало кому будет понятно – мы получили лимит на бумагу. Тогда бумага была дешёвая, но ты её не мог купить просто на рынке…

– Я с этой особенностью переходного периода столкнулся – не поверите, – даже в 1999-м году, когда покупал рулон обложечного картона для дебютной книги стихов, физическим лицам не продавали. Пришлось писать липовую квитанцию от «ИНТОРа» (тоже веющее перестройкой название: «Инновации в науке, технике, образовании» – а по сути книжный магазинчик в 91-й школе, начинавший с нелегальной, без налогов, продажи книг прямо в здании школы) и тащить на закате этот чёрный рулон на плечах от Яузского бульвара (в том здании теперь «ФОРА-банк» обитает, квартал «Форбса») как раз в сторону Маросейки и Мясницкой… Так и думал – волоку всю славу на плечах…

– Ну, а наша будущая слава в 1990-м вынуждена была делить помещение тоже с бумажных дел мастерами – фабрика «Восход» там делала блокноты. Рядом мы уже проводили планёрки, а они брошюровали… Бумага, газетная, в то время решала всё – хоть ты и учреждён Моссоветом, но не будешь же на ксероксе или ротапринте листовки печатать? На факсовой бумаге или для машинописи… Мы получили договор с типографией «Известий» – тогда она называлась длиннее, что-то там «Верховного Совета…» Потому что надо было где-то печататься. Это сейчас кажется странным: где хочешь, там и печатай, выбирай типографию любую, а тогда это надо было решать с помощью аппаратных рычагов…

 

Беседовал Дмитрий ЧЁРНЫЙ

 

Продолжение беседы следует