ТРЕЗВАЯ МУДРОСТЬ ХРИСТА, или Кто сегодня критикует Булгакова
№ 2006 / 35, 23.02.2015
Давно канули в прошлое времена, когда количество отрицательных печатных рецензий, относящихся к творчеству Михаила Булгакова, исчислялось сотнями. И это притом, что на публикацию самих произведений писателя был наложен строжайший запрет ещё в 1927 году.
Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И всё из-за того, что он неверно записывает за мной.
Михаил Булгаков. «Мастер и Маргарита»
Давно канули в прошлое времена, когда количество отрицательных печатных рецензий, относящихся к творчеству Михаила Булгакова, исчислялось сотнями. И это притом, что на публикацию самих произведений писателя был наложен строжайший запрет ещё в 1927 году. После того как сочинения Булгакова стали относительно доступными для отечественного читателя начиная с середины 60-х годов прошлого века, литературные критики и литературоведы из числа самых надёжных и проверенных были заняты приведением творческого наследия писателя к общесоветскому знаменателю с тем, чтобы оно стало «частью того великого целого, которое, всё вместе взятое, называется «советской литературой». Такими словами закончил свою вступительную статью к знаменитому однотомнику романов Михаила Булгакова известный советский писатель и литературный авторитет Константин Симонов. Там же он сказал о том, что не встретил ни одного негативного отзыва по поводу самого факта публикации романа «Мастер и Маргарита». В скобках заметим: конечно, не было, ведь решение о публикации однотомника принималось на Секретариате ЦК КПСС. Понадобилась смена общественного строя в стране, чтобы подобный негативный отзыв смог, наконец, возникнуть в поле зрения читающей публики.
Трактат проф. М.Дунаева «О романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» помимо вышеуказанного отличия обладает ещё и приметами постмодернизма, пришедшему на смену эпохе социалистического реализма. Стремление эпатировать читателя, ввергнуть в изумлённое состояние достигается старыми апробированными способами: подменой понятий, использованием идеологических клише, навешиванием оценочных ярлыков и неумеренным употреблением наукообразной терминологии, небрежением ответственностью за свои слова.
Создаётся впечатление, что автор трактата, задавшись целью во что бы то ни стало осудить роман и его создателя с позиций воинствующего клерикала, особо не стал утруждать себя поиском хотя бы правоподобной аргументации.
На одной из начальных страниц своего труда проф. М.Дунаев так говорит о персонаже, созданном воображением Михаила Булгакова: «Но Иешуа не только именем и событиями жизни отличается от Христа – он сущностно иной, иной на всех уровнях: сакральном, богословском, философском, психологическом, физическом», и ещё о том же Иешуа Га-Ноцри: «В нём нет ничего от Сына Божия». А далее на полусотне страниц Булгаков обличается в десакрализации пути Бога Сына, десакрализации искупительной жертвенности Христа на Голгофе и хуле на Духа Святого, вложенной автором в уста Мастера. Признавая, что все кощунственные идеи, высказываемые различными персонажами романа, не принадлежат непосредственно самому автору, не являются авторским обращением к читателю, он тем не менее приписывает ему приверженность оккультно-буддистским критериям, которые «у Булгакова ко всему приложены» (По-видимому, вроде известной двери. – И.В.). Неясно, что это за критерии, но можно догадаться, что они являются чем-то нехорошим.
Так же измыслительными и непонятными выглядят характеристики, даваемые проф. М.Дунаевым персонажам романа, их поступкам. Он считает Иешуа «добровольным доносчиком», который «в самом же начале допроса «стучит» (употребим это слово как ходовое в пору написания романа), того не подозревая, на верного ученика Левия Матвея, сваливая на него все недоразумения с толкованием собственных слов и дел. Тут уж поистине: простота хуже воровства». Но дело в том, что обычный разговор, скажем, о самочувствии кого-либо из знакомых или родственников, чьём-нибудь приезде-отъезде так и останется житейской беседой, а если точно такой же разговор происходит с сотрудником тайной службы без намерения причинить кому-то зло, то и тут не совсем правомерно употребление столь понравившегося проф. М.Дунаеву слова «стучать». Иешуа впервые сталкивается с обладателем верховной власти в Иудее, которому, кстати, подчинялась и тайная служба, и ведёт с ним беседу как равный с равным к ужасу секретаря игемона. Такое поведение Иешуа полностью соответствует логике образа и поведения этого героя романа. Эпизод, который проф. М.Дунаевым «сводится к заурядному сеансу психотерапии, к излечиванию игемона от головной боли», может быть истолкован и как подтверждение того, что Иешуа наделён редкой способностью чувствовать боль другого человека и стремлением избавить его от этой боли. Наряду с пословицей о простоте, которая хуже воровства, в нашем народе живёт и такое словосочетание, как «святая простота».
Другие несообразности, присутствующие в трактате проф. М.Дунаева, связаны с анализом так называемых «московских» глав романа: «Разоблачительный пафос романа признаётся как несомненная нравственно-художественная ценность его. Но тут нужно заметить, что (как не покажется то обидным и даже оскорбительным для позднейших исследователей Булгакова) сама тема эта, можно сказать, была открыта и закрыта одновременно уже первыми критическими отзывами на роман, а прежде всего обстоятельными статьями В.Лакшина и И.Виноградова».
Но уже в 1968 году, когда были опубликованы вышеупомянутые статьи, в советской прессе не могла проскочить даже самая крохотная идеологически невыверенная «букашка», а литературный процесс был управляем на всех, как любит говорить проф. М.Дунаев, уровнях… Так вот, ни о каком «разоблачительном пафосе романа» и «критическом освещении современной писателю действительности» не могло и речи быть в 1968 году, когда происходило дополнительное закручивание идеологических гаек да болтов. Разве что допускалось осуждение отдельных недостатков и проявлений мещанства, оставшихся, естественно, от предыдущего плохого строя. Заодно интересно было бы узнать: у кого из писателей, скажем Замятина или Платонова, какие темы уже «открыты и закрыты одновременно», дабы не попасть впросак со своими исследованиями. И были бы счастливы, если бы проф. М.Дунаев «огласил весь список».
Солидаризируясь с Владимиром Лениным в неприятии «заурядного релятивизма», замеченного в творчестве Михаила Булгакова проф. М.Дунаевым, им же одновременно ставится в вину писателю: антропоцентризм, заурядный гуманизм и тяжёлый мистицизм, хилиаотическая ересь, релятивизм, опять же заурядный, ницшеанство, манихейство, сатанизм, приверженность масонским учениям, теософия с гностицизмом, сдобренные иудаистскими мотивами… причём всё бездоказательно; не хватает только обвинения в работе на японскую и румынскую разведки. Неужели проф. М.Дунаев полагает, что писатель, имея в голове идейную кашу из перечисленных ингредиентов, способен создать такие произведения, как «Записки покойника» и «Мастер и Маргарита»?
Почему-то стало возможным во всеуслышание заявлять о том, что смертельно больной писатель, предвидя близкую смерть, дописывал свой «закатный» роман – «дописать раньше, чем умереть» – только для того, чтобы потрафить «утончённому духовному извращению эстетически пресыщенных снобов». А ещё ранее он отказался от эмиграции, справедливо полагая невозможным для себя работать в отрыве от своего народа и Родины, пусть и в условиях жесточайшего гнёта и присмотра властей. Когда проф. М.Дунаев говорит о том, что «Булгаков не просто следует за некими апокрифами, но сам создаёт новый апокриф, соблазняя внимающих ему», то почему-то не уточняет, о каких именно апокрифах идёт речь, хотя они все давно уже известны. К сожалению, он не делает и различия между хилиазмом и хилиастической ересью, являющимися двумя отдельными понятиями. Приписывание Булгакову привносимых им отзвуков хилиастической ереси в слова Иешуа неправомерно, когда речь идёт о временах Понтия Пилата, так как эта ересь возникла после того, как было записано Евангелие от Иоанна. Такое явное передёргивание фактов проф. М.Дунаевым, впрочем, совершенно теряется на общем фоне антибулгаковского трактата. Допуская создание художественного произведения мирового класса человеком с поверхностно-эклектичным мировосприятием и называя его автора «заурядным гуманистом», кем представляют себя проф. М.Дунаев и его духовный отец?
Есть одно очень важное обстоятельство, заставляющее проявлять дополнительную осторожность при анализе романа «Мастер и Маргарита».
Это возможная фальсификация текста романа, почти тридцать лет ждавшего выхода и всё это время находившегося в руках людей, которым было выгодно по возможности затемнить, а то и исказить авторский замысел, как это было проделано ценою сложных усилий с текстом романа «Белая гвардия».
Стоит привести свидетельство известного литературоведа Лидии Яновской об издании романа «Мастер и Маргарита»: «Издание готовилось по сохранившимся в ОР ГБЛ неполным рукописям последней редакции (10.1 и 10.2), с несколько произвольным включениям отдельных страниц по машинописи Е.С. Булгаковой (1963) и столь же непоследовательным использованием отдельных её стилистических и редакторских исправлений, в том числе ошибочных. С 1973 г. переиздания и переводы идут уже по этому изданию». Вышеизложенное представляется тем более важным, что, в отличие от проф. М.Дунаева, обнаружившего в романе «десятистепенные эпизоды», на самом-то деле у Булгакова и отдельных слов второстепенных нету, что уж говорить о целых эпизодах романа. Вспомним, что в первой публикации «Мастера и Маргариты» в журнале «Москва» было сделано 159 изъятий текста, точно так же, как были сделаны цензурные купюры в первой отечественной публикации уже сфальсифицированного текста романа «Белая гвардия», вышедшего двумя томами в 1929 году в Париже. Остаётся надеяться, что общенациональные интересы перевесят заботы о воображаемой чистоте ведомственного мундира у руководителей спецслужб и они вернут народу то, что ему по праву принадлежит и как они уже поступили с текстом писательского дневника 20-х годов.
Сложно рецензировать работу, в которой эмоциональный заряд подменяет внутреннюю логику, какой бы она ни была. По сути да и по форме трактат проф. М.Дунаева не является литературной работой, а представляет собой наговорённый на звукозаписывающую аппаратуру поток сознания, который потом был распечатан на бумаге. Наряду со словесными украшениями вроде: «диалектичность, а точнее амбивалентность» и «зло является следствием своего рода кеносиса добра», текст изобилует стилистическими несообразностями, а то и просто ляпами, свидетельствующими о том, что к тексту не то что редактор, а и корректор не прикасался. Примеры: «Ибо Иешуа здесь совершает не что иное, а отвергает Голгофу»; «отвержение домостроительства спасения»; «задача до тонкости исследовать сами методы булгаковской разоблачительной критики»; «никуда нам не укрыться от этого вопроса»; « булгаковское понимание миротворения в лучшем случае основано на католическом учении о несовершенстве первозданной природы человека, требующей активного, внешнего воздействия для его исправления»… Пороть розгами на конюшне? Тогда мы целиком и полностью с проф. М.Дунаевым. Это в «лучшем» случае, а что в худшем?
Отрывок «О надуманности Воланд не сообщает Берлиозу и Бездомному…» предлагается читателю прочесть дважды, но даже после многократного прочтения смысл его понять невозможно. Фраза же профессора-постмодерниста о «трезвой мудрости Христа» может стать легендарной в новейшей истории Московской Духовной академии.
Думаем, что никакой десакрализацией Священного Писания в своём романе Михаил Булгаков не занимается.
Понтий Пилат олицетворяет в романе абсолютную власть, в то время как Иешуа по прозвищу Га-Ноцри представляет собой странствующего сказителя-философа. Такого, каким был его предшественник Гомер или Боян из «Слова о полку Игореве». Вполне естественно, что Иешуа многословен, даже велеречив, как и вся классическая литература, берущая своё начало из устной словесности.
Но даже гибель героев «Мастера и Маргариты», как и безвременная кончина их создателя, не смогут помешать разговору человека в белом плаще с кровавым подбоем и «человека в разорванном хитоне и с обезображенным лицом». Иначе власть в России будет всегда принуждена рядиться в белоснежные одежды, но с окровавленным подолом.
Игорь ВЛАДИМИРОВ
Дунаев Михаил. «О романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». – М.: Издательский Дом «Святая Гора».
Добавить комментарий