СУДЬБА РАЗВЕДЧИКА

№ 2006 / 42, 23.02.2015

В общественном сознании почему-то укрепилось мнение, будто фигура В.К. Арсеньева, крупнейшего русского писателя и этнографа, – одна из самых изученных в нашей литературе. О нём написано почти два десятка книг. Я назову только самые известные. Это работы М.К. Азадовского, Ф.Ф. Аристова, Н.Е. Кабанова, И.С. Кузьмичёва, Н.М. Рогаля, А.И. Тарасовой, А.А. Хисамутдинова и М.М. Хасановой. Но несмотря на обилие публикаций, биография Арсеньева, как это ни парадоксально, до сих пор изобилует белыми пятнами и содержит много недоговорённостей.
Вот лишь один вопрос: что же привело младшего офицера русской армии в 1900 году на Дальний Восток – только ли его юношеская страсть к путешествиям? Анализ документов убеждает, что в Приморье русский офицер Арсеньев был переведён прежде всего для продолжения политики царского правительства по русской колонизации Дальнего Востока. И первые экспедиции Арсеньева по Уссурийской тайге носили не столько этнографический, сколько военно-политический характер. У нас, кстати, почему-то до сих пор стыдятся писать о том, что многие выдающиеся исследователи и путешественники Дальнего Востока и Средней Азии имели определённое отношение к русской разведке. Лишь в 2002 году автор энциклопедического словаря российских спецслужб «Разведка и контрразведка в лицах» А.Диенко прямо назвал Арсентьева военным разведчиком, при этом умудрившись в биографической справке о своём герое не привести никаких конкретных данных о разведдеятельности учёного.
Но прежде чем продолжить разговор о белых пятнах в биографии Арсеньева, напомню то, что уже известно об авторе повести «Дерсу Узала». Он родился 29 августа (по новому стилю 10 сентября) 1872 года в Санкт-Петербурге. Его отец работал конторщиком Николаевской железной дороги. Мать была дочерью бывшего крепостного крестьянина, державшая одно время в Петербурге маленькую швейную мастерскую. Судя по косвенным данным, будущий путешественник совсем недолго учился во 2-м Петербургском реальном училище, откуда его «исключили за шалости». Потом он посещал занятия в Петербурге во Владимирском городском четырёхклассном мужском училище и в Петербургской 5-й гимназии. Сдав экстерном экзамены при 1-м кадетском корпусе, Арсеньев 23 ноября 1891 года стал вольноопределяющим 145-го Новочеркасского полка.
В 1896 году Арсеньев после окончания Петербургского пехотного юнкерского училища был направлен служить в сапёрный батальон под Варшаву. Спустя три года молодого офицера перевели в 8-й Восточно-Сибирский линейный батальон, который дислоцировался во Владивостоке.
Во Владивостокскую крепость Арсеньев прибыл 5 августа 1900 года. Спустя два года он получил должность заведующего охотничьей командой, а ещё через несколько месяцев – должность начальника Владивостокской крепостной конноохотничьей команды. Главное предназначение этих команд сводилось к сбору разведматериалов.
Если верить биографу Арсеньева – А.И. Тарасовой, за первые годы службы на Дальнем Востоке Арсеньев «вместе с охотничьей командой буквально «излазил» по всем направлениям всю юго-восточную часть Уссурийского края до залива Святой Ольги. Центром его исследований были: Шкотово, реки Сучан, Судзухе, Сяохе, Лефу и районы южного побережья оз. Ханка. Дважды ему удалось перейти хребет Дадянь-Шань (западные предгорья Сихотэ-Алиня) и выйти один раз на р. Улахе к деревне Каменке, другой раз на р. Даубихе к урочищу Анучино и к почтово-телеграфной станции Лазаревой. Эти небольшие и непродолжительные экспедиции имели целью разведки военного характера, сбор статистических сведений о населении, изучение местности в колонизационном отношении. Попутно Арсеньев вёл географические наблюдения, делал археологические раскопки, вёл дневники, куда вносились наблюдения по географии и этнографии края. В 1902 г. им произведены раскопки в устье р. Шаморы близ Владивостока и на р. Цимухе около горы Ташан-моу, на вершине которой находились остатки старинного укрепления, в 1903 г. – на левом берегу р. Сучана, в десяти верстах от устья. Раскопочный материал он доставил в Петербург в Русский музей. Во время своего отпуска Арсеньев обследовал памятники старины, оставленные древними племенами на реках Майхе, Цимухе и Конгаузе, составил подробное их описание, попавшее через Н.А. Пальчевского к председателю Приамурского отдела Русского географического общества С.Н. Ванкову и приамурскому генерал-губернатору Н.И. Гродекову. Последний распорядился засчитать потраченное отпускное время как командировку и выплатить Арсеньеву суточные деньги» (А.Тарасова. Владимир Клавдиевич Арсеньев. М., 1985).
Когда закончилась русско-японская война, Арсеньева перевели в штаб Приамурского военного округа. В это время Арсеньев вынашивал планы по обследованию Сихотэ-Алиня. Военное начальство пошло ему в этом навстречу.
Первая экспедиция продолжалась с 20 мая 1906 года по 17 ноября 1906 года. В ней участвовал 21 человек. За 190 дней путешественник обследовал практически весь Зауссурийский край от водораздела рек, впадающих в Уссури и Иман, и до побережья Японского моря. При этом он девять раз пересёк хребет Сихотэ-Алинь. За беспримерный героизм власть его потом наградила орденом святого Станислава 2-й степени.
К слову: в то первое путешествие судьба впервые свела Арсеньева с гольдом Дерсу Узала. Они встретились 3 августа 1906 года. Впоследствии этот гольдский охотник не раз, рискуя собственной жизнью, выручал путешественника из самых сложнейших ситуаций (увы, в марте 1908 года Дерсу был убит).
Потом была экспедиция 1907 года. Но, наверное, самым сложным оказалось путешествие, предпринятое в 1908 – 1910 годах в северную часть Уссурийского края. Пересекая Сихотэ-Алинь, исследователи потерпели крушение: их лодка разбилась о камни. Горная река унесла все запасы продуктов и оружие. Будучи без пищи, Арсеньев отдал приказ убить его любимую собаку. Спас путешественников отряд стрелков, которым командовал Т.А. Николаев. Позже в отчёте Приамурского отдела Русского Географического общества было подробно рассказано, какую картину застали спасатели: «На людей было страшно смотреть. Это были настоящие скелеты, только обтянутые кожей. Некоторые были ещё в силах подняться, остальные же лежали на земле без движения. Когда стали подходить лодки, силы оставили и Арсеньева. В эту минуту он почувствовал, что не может стоять на ногах, и лёг на землю. Опоздай Николаев ещё суток на двое-трое, и, вероятно, у Арсеньева трёх четвертей людей недосчитались бы живыми».
Вернувшись после всех странствий домой, Арсеньев решил подвести итоги трём экспедициям. 20 июля 1910 года он сообщал А.М. Иванову: «Первое моё путешествие длилось 180 дней, второе – 210 суток и последнее, третье, – 19 месяцев. По моим расчётам, во время последней экспедиции на днёвки ушло 4 месяца и 6 дней, а на чистые маршруты – 14 месяцев и 24 дня. 4 раза я погибал с голода. Один раз съели кожу, другой раз набивали желудок морской капустой, ели ракушки. Последняя голодовка была самой ужасной. Она длилась 21 день. Вы помните мою любимую собаку Альму – я её съел в припадке голода, и этим мы спаслись от смерти. Три раза я тонул, дважды подвергался нападению диких зверей (тигр и медведь)».
Про все эти приключения Арсеньев позже написал не одну увлекательную повесть. Но в них русский офицер ни слова не упомянул о главных задачах своих экспедиций, связанных с разведкой. В какой-то мере основные цели своих ранних путешествий Арсеньев обозначил лишь в сугубо научной книге «Краткий военно-географический и военно-статистический очерк Уссурийского края», изданной в 1912 году, и ещё кое-какие намёки можно обнаружить в монографии учёного «Китайцы в Уссурийском крае» (1914).
Естественно, уже в первых экспедициях по Дальнему Востоку Арсеньев не раз сталкивался с представителями малочисленных народов. Он собрал уникальные материалы об удэгейцах и орочах, которые вызвали широкий резонанс в 1910 – 1911 годах в Петербурге на Общероссийской этнографической выставке. К его этнографическим наблюдениям проявили интерес С.Ф. Ольденбург, Д.К. Зеленин, Д.А. Клеменц, В.В. Радлов и другие учёные. Но, наверное, самое большое влияние на формирование научных взглядов Арсеньева оказало его знакомство и длительная переписка с бывшим народовольцем Л.Я. Штернбергом – автором классических трудов по этнографии нивхов (хотя позже пути учёных резко разошлись).
Здесь надо заметить, что Арсеньев ещё до поездки на Общероссийскую этнографическую выставку в силу разногласий с военным начальством пытался поставить на военной карьере крест и выбрать поприще учёного-этнографа. В 1910 году он даже возглавил в Хабаровске краеведческий музей, при котором через три года организовал кружок любителей этнографии, связанных с разведкой. Но новый приамурский генерал-губернатор Н.Л. Гондатти считал, что Арсеньев больше пользы принесёт на других постах.
В 1911 году Гондатти поручил Арсеньеву борьбу с хунхузами и очищение Уссурийского края от китайцев и корейцев, проникавших в Россию без оформления соответствующих документов и занимавшихся браконьерством. Как установила А.И. Тарасова, «по личному приказанию Гондатти Арсеньев написал два доклада (от 6 и 10 июня 1911 г.) , в которых изложил план конкретных мероприятий по борьбе с хунхузами и браконьерами на ближайшие три-четыре года. За время своих 10-летних исследований он хорошо изучил положение, занятия, быт и нравы различных категорий пришлого населения края. К докладам были приложены: 1) схематические карты Уссурийского края с показом стоянок китайцев и корейцев и 2) проекты смет расходов на эти мероприятия, в том числе на экспедицию в среднюю часть прибрежного района Уссурийского края, где, по наблюдениям Арсеньева, в последние годы особенно активно проявлялось браконьерство».
Гондатти, согласившись с планами Арсеньева, дал команду выявить и уничтожить в уссурийской тайге все незаконные хижины и стоянки пришельцев. Арсеньев, естественно, приказу подчинился. Но он экспедицию по очищению края от незваных гостей постарался использовать ещё и в научных целях. Так, Арсеньев переписал всё аборигенное население, которое жило на прибрежной территории от мыса Золотой до бухты Терней. Хорошо изучив быт тазов и удэгейцев, путешественник выявил причины, почему малочисленные народы обнищали, и попытался понять, что надо сделать для улучшения жизни таёжных племён.
К сожалению, отношения между Гондатти и Арсеньевым стали резко обостряться. Они оба считали себя серьёзными учёными (Гондатти в своё время отличился этнографическими работами о хантах и манси, а также работами по быту чукчей и эскимосов) и не хотели друг другу ни в чём уступать.
В 1914 году Арсеньеву присвоили очередное звание подполковника. Однако воинская служба уже давно его не радовала. Он мечтал о новых экспедициях. Но вместо этого его в марте 1917 года призвали на фронт. Правда, он успел доехать лишь до Ачинска.
Арсеньев очень неоднозначно воспринял февральские и октябрьские события 1917 года. Сначала он поверил в новую власть. Состоявшийся в апреле 1917 года в Хабаровске первый съезд депутатов городских и уездных Советов, признав положение малых народов Уссурийского края критическим, предложил ему занять должность комиссара по инородческим делам. Спустя два месяца Арсеньев представил свою программу, рассчитанную на два года. Но чиновники отнеслись к его идеям безразлично. Видя это, Арсеньев добровольно ушёл в отставку. Он писал тогда: «Вертеть колесо, от которого нет привода, и быть равнодушным свидетелем безобразий и насилий, которые чинились над инородцами, – числиться их шефом – я не могу». Сторонясь политики, учёный предпринял в конце 1917 года экспедицию по рекам Урми и Олгон, а в 1918 году путешествие на Камчатку.
Пока Арсеньев исследовал северо-восток Приамурского края и Камчатку, в Приморье над ним в очередной раз сгустились тучи. Его первая жена Анна Константиновна Арсеньева (Кадашевич) (1879 – 1963) позже рассказывала Г. Пермякову: «В 1918 году мы жили на Корфовской даче и зимой, укрываясь от белых… Муж в это время был в экспедиции. Сюда не раз приходили калмыковцы. Они знали Арсеньева и хотели забрать его в армию. По моему совету Воля (сын путешественника. – В.О.) собрал все золотые и серебряные медали Володи, его военные награды и ордена, все наши ценные вещи и несколько дневников Владимира Клавдиевича и, сложив всё это в цинковую банку, перевязал её изоляционной лентой. Затем самодельный сундук с сокровищами был закопан около дачи. Когда же потом Володя стал копать в указанном месте, то ничего не нашёл. Или кто-то выкопал банку, или, скорее всего, Воля забыл место. Так около нашей дачи и лежит до сих пор этот клад, в котором самое ценное – дневники Арсеньева. Мы так и прозвали его «корфовский клад Арсеньева» (Г.Пермяков. Тропой женьшеня. Хабаровск, 1965).
Возвратившись с Камчатки, Арсеньев узнал о страшной трагедии, которая произошла с его родными на Украине. Грабители убили его родителей, брата Клавдия с женой и двух сестёр: Ольгу и Лидию.
В это время Арсеньева особенно поддержала семья председателя Общества изучения Амурского края Николая Соловьёва. Позже его дочь – Маргарита Николаевна стала второй женой путешественника. В 1920 году она подарила мужу малышку Наталию.
Возможно, новые семейные обстоятельства подтолкнули Арсеньева к литературе. В 1921 году он опубликовал книгу «По Уссурийскому краю», через два года издал её продолжение – повесть «Дерсу Узала», а в 1925 году, объединив обе части, издал сборник «В дебрях Уссурийского края». Прочитав эти вещи, Максим Горький писал автору: «Книгу Вашу я читал с великим наслаждением, не говоря о её научной ценности, конечно, несомненной и крупной, я увлечён и очарован её изобразительной силой. Вам удалось объединить в себе Брема и Фенимора Купера, – это, поверьте, неплохая похвала. Гольд описан Вами отлично, для меня он более живая фигура, чем «Следопыт», более художественен».
После этого книги Арсеньева обошли практически весь мир. Только повесть «Дерсу Узала» выдержала с 1934 по 1984 год 70 переизданий, в том числе 27 на русском языке, 5 на немецком, 4 – на венгерском и по три переиздания на украинском, чешском, английском, польском и словацком языках.
Увы, новые власти Дальнего Востока почему-то остерегались Арсеньева. Чувствуя недоброжелательность, учёный пытался искать поддержки в Москве и Петербурге. Он писал письма многим известным академикам, просил, чтобы они поддержали в периодике его работы. Ему обещали место в Музее антропологии и этнографии. Но после смерти в 1925 году Л.Я. Штернберга с мечтой о переезде в Ленинград Арсеньеву пришлось расстаться. Хорошо хоть, что его снова взяли директором в Хабаровский музей. Однако в Хабаровске у него резко обострились отношения с А.Н. Липским. Арсеньев считал его чекистом, для которого занятия этнографией – всего лишь ширма, прикрытие других интересов. Он полагал, что истинные цели Липского сводились к тому, чтобы скомпрометировать его и изобличить как врага Советской власти (Липский в свою очередь под конец жизни всех убеждал, мол, Арсеньев – плохой этнограф, но хороший писатель). Во многом из-за Липского, осуществлявшего чекистский надзор за учёным, Арсеньев в 1927 году вернулся во Владивосток, где, против его ожидания, травля лишь усилилась. И.Шабанов, А.Зонин, Г.Ефимов. С.Глаголь и другие критики обвинили учёного в «реакционном мировоззрении и великодержавном шовинизме».
В это время Арсеньев решил сосредоточиться главным образом на обработке своих экспедиционных материалов об удэгейцах. Как позднее вспоминал первый начальник Дальрыбы и писатель Трофим Борисов, Арсеньев взялся за составление удэгейского словаря. «Этот словарь, – писал Борисов, – состоит из четырёх отделов: 1) обыкновенный разговорный, составленный по алфавиту; 2) комплексный, в который входят все детали, относящиеся к тому или иному основному вопросу, например, всё, что касается берега моря, леса, реки, неба; 3) технической части – лодок, инструментов; 4) шаманский – язык поэзии и сказок».
Но самым главным делом Арсеньев считал издание монографии «Страна Удэхе». Ещё в 1926 году он выпустил во Владивостоке брошюру «Лесные люди – удэхейцы». В предисловии к ней учёный писал: «Настоящая брошюра есть краткое и популярное изложение большого труда «Страна Удэхе», над которым автор работает более 25 лет и к изданию которого он намерен приступить в ближайшем будущем». В предисловии также оговаривалось, что монография планируется в двух томах, причём во втором томе будут даны фольклор, грамматика и словарь».
К сожалению, рукопись монографии в 1930-е годы пропала. Но некоторые специалисты считают, что она всё-таки сохранилась и якобы на её основе на Западе в 1956 году была издана книга «Лесные люди удэхе» некоего Фридриха Альберта. Позже выяснилось, что за подписью Альберта скрывался немецкий этнограф Ф.А. Дербек. В конце 1920-х годов Дербек работал на Дальнем Востоке морским врачом и очень интересовался бытом народов Приамурья. Не исключено, что Арсеньев успел познакомить его с рукописью главной своей книги. Впоследствии Дербек выехал в Германию.
До сих пор я много говорил о трудах Арсеньева. Но ещё ни разу не сказал о том, каким он был в жизни. Сохранилось много описаний путешественника. Но я ограничусь лишь свидетельством Николая Кабанова, который в 1927 году сопровождал Арсеньева в экспедиции по маршруту Советская Гавань – Хабаровск, а потом стал крупным лесоведом. В 1972 году Кабанов вспоминал: «В.К. Арсеньев был среднего роста, худощавый, но крепкого телосложения. Лицо продолговатое, с резко очерченными чертами, заострённым носом, слегка выдающимся подбородком и с глубоко сидящими голубыми глазами, над которыми возвышался ровный лоб. Светлые волосы были всегда зачёсаны вверх, на висках и затылке они чуть поседели. У него была быстрая и лёгкая походка, резкие движения рук. Носил он всегда шляпу – серую или тёмно-серую со слегка поднятыми краями. Костюм предпочитал синего цвета. В экспедиционных условиях он любил надевать плотную шляпу с широкими полями, куртку, а вместо сапог – орочские улы (унты) в сочетании с обыкновенными обмотками.
В.К. Арсеньев был человеком предельно собранным, строго дисциплинированным. Решительно не терпел неуважительных опозданий, неоправданных задержек. В то же время в походах был нетороплив, крайне осмотрителен. В тайге, пробираясь через бурелом или заросли, никогда не спешил, с особой осторожностью переходил через горные порожистые речки.
Часа за полтора-два до наступления сумерек В.К. Арсеньев подавал сигнал об остановке, сам участвовал в выборе места для бивака, разбивке палаток, в устройстве шалашей, в заготовке сухих дров. А после ужина, когда все его спутники отдыхали или чинили себе обувь, одежду и отправлялись спать, он усаживался у костра, вытаскивал из полевой сумки дневник и остро зачиненным карандашом записывал всё увиденное, услышанное, и поправлял на планшетке кроки снятого им за день маршрута».
В последний год жизни Арсеньев получил предложение заняться работами по изысканию трассы новой уссурийской железной дороги. Учёный успел организовать сразу четыре таёжные экспедиции… 19 мая 1930 года он выехал на Нижний Амур, не зная, что уже давно находится у спецслужб под подозрением. Агенты НКВД сообщали тогда своему начальству, будто Арсеньев «поехал формировать агентурную сеть». Путешествие на нижний Амур оказалось последним. Учёный подхватил там крупозное воспаление лёгких. 4 сентября 1930 года он умер во Владивостоке от паралича сердца.
После смерти Арсеньева его дело продолжила вторая жена – Маргарита Николаевна Арсеньева (Соловьёва). Разобрав черновики мужа, она выпустила в 1931 году книгу Арсеньева «В горах Сихотэ-Алиня». На очереди была обработка дневников. Но 31 марта 1934 года М.Н. Арсеньеву арестовали и отправили в Хабаровск. Её обвинили в том, что она ещё в 1923 году помогала мужу руководить контрреволюционной шпионской повстанческой вредительской организацией. Но потом Военный трибунал это обвинение с Арсеньевой снял. Однако на свободе Арсеньева оставалась недолго. 2 июля 1937 года её арестовали во второй раз и через год расстреляли.
В. ОГРЫЗКО