ЗАСЕКРЕЧЕННАЯЖЕНЩИНА

№ 2007 / 16, 23.02.2015

…Она протянула мне папку с рукописью своего последнего, документального романа, почти наверняка зная, что увидеть книгу изданной уже не успеет. – Даже теперь о моей работе в разведке не всё можно рассказать, – произнесла задумчиво. – Не пришло ещё время… За окнами переделкинской дачи хмурилось промозглое подмосковное лето девяносто первого. Августовский «путч» ГКЧП разразился считанные недели спустя. – Зоюшка Ивановна, – взмолился я, – пишите хотя бы в стол, ведь рано или поздно станет можно сказать обо всём! – Безусловно, – согласилась. – Когда-нибудь – обязательно! И она писала – недвижимая, мучимая страшными болями, а когда силы совсем оставляли её и перо выпадало из пальцев, продолжала надиктовывать новые главы давнему другу, детгизовскому редактору Борису Исааковнчу Камиру, дорожа временем, коего ей отпущено было, увы, немного. Говорила с невесёлой усмешкой: «Старость, она либо за ноги хватает, либо – за голову». Ноги не ходили. Голова оставалась по-прежнему ясной и светлой. Окончательная точка в рукописи поставлена за две недели до смертного дня 8 января високосного 1992-го. Душа, отлетев от истерзанного болью тела, птицей взмыла в поднебесье. Исповедальная книга «Теперь я могу сказать правду. Из воспоминаний разведчицы» пришла к читателям в декабре.

 

Все мы знали писательницу Зою Ивановну Воскресенскую. На её книгах, кинофильмах, радиопьесах о Ленине и революции выросло не одно поколение. О том, что шеф КГБ СССP, ещё не «путчист» Владимир Крючков в интервью иностранным корреспонденткам (1990-й, расцвет гласности!) рассекретил отставного полковника Воскресенскую-Рыбкину как крупного советского разведчика, сама Зоя Ивановна торжественно и строго сообщила мне на правах – так она, бывало, шутила – «юного, но древнего друга». С 1929 года Зоя Воскресенская под псевдонимом «Ирина Ярцева» добывала ценную политическую и контрразведывательную информацию, занимая должности от оперативного работника до начальника отдела. Действовала в составе зарубежных резидентур. Выезжала в Харбин (легальное «прикрытие» – нефтяной синдикат), когда проложенный по китайской земле рельсовый путь КВЖД стал ареной приграничных провокаций со стороны маньчжурских милитаристов и белобандитов. Изысканно одетая, под видом знатной баронессы появлялась на улицах старой Риги. В Берлине проникла на приснопамятное заседание рейхстага, где политиканствующие пустозвоны угодливо расчистили дорогу к власти оголтелому Гитлеру. Именно она, «исполнитель Рыбкина», опираясь на неопровержимые данные донесений Старшины – Харро Шульце-Бойзена, Корсиканца – Арвида Харнака из легендарной «Красной капеллы», Зенхена – Кима Филби, резидентов в Европе и Америке, на Ближнем и Дальнем Востоке (в их числе и Рамзай – Рихард Зорге), предупреждала Сталина докладной запиской о готовящемся ударе. Было это 17 июня 1941 года – за пять дней до начала нацистского вторжения! Как реагировал «великий стратег» на подобные предупреждения, общеизвестно. Возвратившийся из Кремля на Лубянку начальник Главного разведывательного управления Павел Фитин швырнул Зое Ивановне её докладную с издевательской карандашной резолюцией вождя: «Можете послать ваш источник из штаба германской авиации к е… матери. Это не источник, а дезинформатор». И объявил, что Хозяин назвал прочитанное «чушью и блефом», годами проверенных агентов обвинил в провокаторстве, о проделанной аналитической работе отозвался как о пустой забаве. «В тяжёлые дни мы поняли, что полагаться можно лишь на профессиональные знания, здравый смысл, честь, совесть, – вспоминала Зоя Ивановна. – И уже не раз теперь было так: руководство требовало одно, а мы, уверенные в собственной правоте, стояли на своём. Хотя многие за то и поплатились – мой муж, например». Борис Аркадьевич Рыбкин. Полковник. Кадровый разведчик. Они познакомились в Хельсинки в 1936 году. Он – вновь прибывший консул. Она – директор «Интуриста». Оба – резиденты. Он разведённый, у неё за плечами также опыт неудачного замужества и маленький сын на Родине. Поначалу сработаться не удавалось. Просила Центр отозвать её, в ответ резонный приказ помочь новому резиденту освоиться. А через полгода они запросили разрешения пожениться, и Центр, обычно не приветствовавший «семейственности», на сей раз дал «добро». Двенадцать счастливых лет прожили и проработали вместе, хотя до встречи, будучи уже зрелыми людьми, твёрдо решили никогда больше не связывать себя узами брака… – Моим правилом в семье было: не понравилось – промолчи, понравилось – непременно похвали, – с улыбкой говорила Зоя Ивановна. Поистине золотое правило! Пройдёт время, она напишет роман «Консул» – книгу о любви, о беззаветном служении Отечеству. …По разработанной легенде Рыбкиной предстояло отбыть в Швейцарию. В Женеве начальство велело познакомиться с генералом «Икс», работником Генштаба, сотрудником немецкого вермахта. «Для получения информации используйте всё, – сказали ей, – вплоть до интимных отношений, станьте любовницей генерала». Выслушала спокойно, кивнула: «Хорошо, я поеду, стану любовницей, выполню задание и застрелюсь». После таких слов обескураженное руководство дало «отбой»: «Вы нужны нам живой»… Осень сорок первого. Резидентура в Стокгольме, куда Рыбкины были направлены по предложению Александры Михайловны Коллонтай, знавшей и ценившей Зою Ивановну. Налаживаются скандинавские связи, тщательно отслеживается германский военный транзит через нейтральную Швецию, выявляется беззастенчивое разграбление страны немцами: горнило войны поглощает ценнейшую шведскую сталь, шарикоподшипники, миллионные кредиты. Столицу захлестнула волна геббельсовской пропаганды. «Москва пала», – во всеуслышание оповещает обывателей вечерняя газета «Афтонбладет». Нейтралитет государства непрочен, склоняется в сторону нашего противника. Рыбкина совершает невероятное. Руководимое ею пресс-бюро полпредства молниеносно налаживает выпуск «Информационного бюллетеня» на шведском, английском и русском языках. Стокгольмские издания начинают регулярно печатать сводки Совинформбюро. В арендованном кинозале стали демонстрироваться советские фильмы. Во многом благодаря «Кину» и «Ирине», этой хрупкой, белокурой, обворожительно красивой женщине, развитая, индустриальная Швеция не вступила с нами в войну на стороне Гитлера, а Финляндия прекратила боевые действия против СССР! Понятия «разведчик» и «убийца» зачастую равнозначны. Но непостижимо (это признавали коллеги Рыбкиных по службе и позднейшие исследователи): вербуя агентов за деньги, «Кин» и «Ирина» обращали врагов в единомышленников, друзей нашей страны, убеждённых антифашистов. Отнюдь не из материальных соображений крупнейшие западные учёные (среди них и Вильс Бор, великий физик, Нобелевский лауреат) передавали Рыбкиным научную информацию для Советского Союза о ходе ядерных разработок, что, несомненно, приблизило сроки создания курчатовской атомной бомбы, охладило некоторые горячие головы за океаном, отвело от планеты кошмар новой – глобальной – военной катастрофы… Бериевских мясников настораживали независимость и отвага разведчиков-профессионалов, незапятнанные кровью биографии супругов полковников Рыбкиных. Борис Аркадьевич, пройдя всю войну, погиб при невыясненных обстоятельствах в ноябре сорок седьмого. «Погиб при исполнении служебных обязанностей», гласил приказ. Недалеко от Праги автомобиль, в котором ехал Рыбкин (в гражданской одежде и с чужим паспортом), был раздавлен танком. А спустя сутки уже под Будапештом самоходка смяла машину советского капитана, ехавшего из Бадена в шинели Рыбкина и с его удостоверением в кармане… В случайную аварию не особенно верилось: на теле мёртвого мужа Зоя Ивановна вдруг обнаружила рану, похожую на входное пулевое отверстие. С чем-то другим спутать трудно! Похоронили Бориса Аркадьевича с воинскими почестями на престижном Новодевичьем кладбище Москвы, но страшная тайна тщательно спланированного покушения, жгучая боль утраты мучили женщину, продолжавшую любить. Самостоятельно проводить расследование ей категорически запретили. «Зоя Ивановна всё выдумывает», – в раздражении отмахивался от «неудобного» вопроса переживший её на несколько лет организатор убийства Троцкого генерал-лейтенант Павел Анатольевич Судоплатов. Как бы то ни было, замуж она больше не вышла. …Полковник Рыбкин. Первая в истории женщина-посол Александра Коллонтай – с нею супругов-разведчиков связывали годы напряжённой совместной работы, доверительной дружбы. Германский посол в Москве граф Вернер фон Щуленбург, так не желавший войны с Советским Союзом (в начале мая 1941-го, вальсируя с Зоей Ивановной на посольском приёме, граф горестно намекнул ей о надвигающейся июньской трагедии), уничтоженный в гестаповской преисподней. Десятки бойцов «незримого фронта», выполнявших свою патриотическую миссию не ради славы, чинов и наград. Моряки полярного конвоя – кораблей союзников, доставлявших из Англии в Мурманск грузы для фронта под непрерывными бомбёжками. Заключённые Воркутинских лагерей, вырастившие в глубокой шахте два кустика белоснежных флоксов и вручившие цветы eй, «гражданке полковнице», удалённой из разведки «по сокращению штатов» и отправленной в своеобразную ссылку на Крайний Север, восхищённые её человечностью… Все они жили в сердце, памяти писательницы, остались – живыми – в её книгах. – Я, пожалуй, прожила три жизни, – обмолвилась как-то Зоя Ивановна. – И каждая из них по-своему счастливая. Поразительная судьба: в четырнадцать лет – красноармеец войск ВЧК и частей особого назначения. В шестнадцать – политрук колонии малолетних правонарушителей близ Смоленска: вместе с первыми комсомольцами спасала от голода и беспризорщины почти ровесников своих. Четвертьвековая служба в органах государственной безопасности, многотрудная доля разведчика-нелегала, ежечасное балансирование по краю пропасти. «Третьей жизнью» Зои Воскресенской стала литература. Талантливые произведения, вышедшие из-под её пера, любимы миллионами читателей. А ведь писать начала, лишь выйдя в отставку, ближе к пятидесяти, когда, казалось бы, многое менять достаточно поздно… В «брежние» времена люди постарше да поумнее, конечно, догадывались о роде «ответственной дипломатической работы», «многолетней службы в Советской Армии» знаменитой детской писательницы, лауреата Госпремии СССР и премии Ленинского комсомола, кавалера высших орденов. Ещё в 1971 году увидела свет «детлитовская» книга Игоря Мотяшова «Зоя Воскресенская. Очерк творчества». Принимая её в дар, Зоя Ивановна обезоруживающе улыбнулась автору: – С сегодняшнего дня вы сделали меня невыездной. – Как так?! – обомлел Мотяшов. – Есть такой порядок: раскрытые разведчики лишены права выезда за рубеж. Но я об этом не жалею, – добавила Воскресенская, видя смущение собеседника, – в жизни я уже достаточно помоталась по заграницам. – Но ведь я ничего впрямую не сказал… – Куда уж прямее! – Зоя Ивановна раскрыла первую страницу текста, где плакатным шрифтом было набрано заглавие первой главы – «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». И рассказала, что на Лубянке и в ЦК нашли в книге с десяток прозрачных «эвфемизмов», обозначающих род её служебной деятельности. Воскресенской предложили сделать выбор: либо она согласна никогда впредь не выезжать за кордон (за исключением «соцстран»), либо надо приостановить печатание тиража и делать в книге соответствующие купюры. Видимо, тщательно взвесив все «за» и «против», Зоя Ивановна посчитала, что даже осторожное рассекречивание её главной профессии для неё важнее. …Её не стало, и я осиротел.

 

Александр ПАВЛОВ