СТРЕМление К САМОСТОЯНИЮ ДУХА

№ 2007 / 28, 23.02.2015

Андрей Борисович Можаев – известный сценарист, литератор и публицист, доцент кафедры драматургии кино ВГИК, лауреат нескольких Международных кинофестивалей.
Какими должны быть кино и литература сегодня, чем живёт и дышит Россия, что пишет и о чём беспокоится публицист и писатель? Эти вопросы я решила задать Андрею Можаеву…
Андрей Борисович Можаев – известный сценарист, литератор и публицист, доцент кафедры драматургии кино ВГИК, лауреат нескольких Международных кинофестивалей. В 1985 году он получил премию «Лучший дебют в кино» на Международном Кинофестивале «Молодость» за игровой фильм «Полотенце с петухом», созданный по мотивам мемуаров Михаила Афанасьевича Булгакова. В том же году на Международном кинофоруме «Золотой витязь» его фильм «Наше военное детство» получил приз « За лучшее решение темы музыки в кино». В 2001 году на Международном кинофоруме «Золотой Витязь» он получил второе место за сценарий документального фильма «Родовой камень», посвящённого строителям Оптиной Пустыни. В 2004 годах ему присуждают ГРАН-ПРИ «ЗОЛОТОЙ МЕЧ» на Международном кинофестивале «Военное кино» за хроникально-документальный фильм «На сопках Маньчжурии», посвящённый русско-японской войне.
Всё творчество и все помыслы писателя и публициста посвящены России. Родом он из самого сердца страны, того уголка заветного, что зовётся с любовью русской глубинкой. Именно там, в таких уголках страны – наша богатая на таланты родина дарит нам творцов: писателей, поэтов, философов – соль земли русской.
Отец Андрея – известный русский писатель Борис Можаев, автор романа «Мужики и бабы». И это тоже – знаково. Любовь к родине, глубокое понимание её культуры привито Андрею с раннего детства.
…Малая родина. У каждого она своя. У Андрея – особая. Недаром родом он с той самой рязанщины, которая дала России Сергея Есенина, а сам он пишет о своём крае так: «В пяти часах езды от Москвы, за Мещёрой на рязанщине, между реками Окой и Мокшей лежит луговой край, обозначенный на картах как пителенский район. Нет здесь ни промышленных предприятий, ни городов, даже малых. Люди живут как встарь: земледелие, уход за скотиной, охота да рыбалка. Сам райцентр Пителено – старинное, некогда ярмарочное село со многими сохранившимися каменными домами. Но вот, что самое удивительное: в этом луговом крестьянском краю почти уже двести лет являются самобытные литераторы, поэты…»
Какими должны быть кино и литература сегодня, чем живёт и дышит Россия, что пишет и о чём беспокоится публицист и писатель? Эти вопросы я решила задать Андрею Можаеву.

– Андрей, расскажите о себе, о том, как вы выбрали профессию? Или она выбрала вас?
– О себе любой, наверное, может рассказывать бесконечно. За чайком, с задушевными друзьями. Это так по-русски! Но мне надо выделить самое главное. Я рос в семье интеллигентов, где преобладали интересы гуманитарного порядка. Ход истории, судьбы народа, возможности лучшей жизни, преодоление недостатков и пороков современного общества были в центре интересов. Словом, всё та же идея служения человеку, народу. Добавлю, что передо мной, ко всему, протекала мощная река жизни нашей литературы, кино, театра в главных её проявлениях. Всё кипение потока с бурунами, чёрными омутами. А я сидел ещё на самом берегу её и заворожено наблюдал. Учиться поступкам, выбору позиции начинал на примерах замечательнейших людей, связанных с семьёй.
– Ваш отец – известный писатель, автор романа «Мужики и бабы». О чём этот роман?
– В романе досконально описаны история, быт родного края, народа описаны характерно для всей России. А главное – выражены вольнолюбие и стойкость русского крестьянина во времена тяжелейших испытаний.
– Значит, выбор творческой профессии был предрешён судьбой?
– До двадцати шести лет я и не помышлял связываться с искусством. Увлечён был историей и даже учился в самом тогда идеологизированном историко-архивном институте. Но обстоятельства сложились так, что для своего роста в этой области науки с меня потребовали начинать столбить карьеру комсомольско-партийную. Отчего я отказался, руководясь примерами всё тех же друзей семьи. Решил оставить карьерный вуз. Оказался на распутье. И вот тогда старый наш друг, режиссёр-документалист, буквально взял меня за руку и отвёл на «Мосфильм». Он был необычайно преданным кино и захотел «посвятить» и меня. Так я стал работать на студии: от самых низших рабочих специальностей до труда декоратора. И заболел, конечно, этим делом. Тогда наш друг стал требовать с меня писать этюды, готовиться во ВГИК. Что я и исполнил. К удивлению для себя, у меня начали получаться эти маленькие работы на бумаге. А скоро вдруг случилась, к моему изумлению, маленькая повесть. С этим я и поступил на сценарное отделение. Мне захотелось вдруг писать, а не руководить площадкой, ставить. Но главное – отец увидел в моей робкой писанине какое-то зерно и благословил. Так что очутился я в этом деле скорей случайно, но метко попал. Думаю, так случилось оттого, что старшие опытнейшие мастера сумели увидеть во мне что-то и направить вовремя. Сам бы я в этом вряд ли разобрался. Или ещё несколько лет тыкался бы по сторонам, искал своего применения.
– Но почему именно документалистика? Казалось бы, банальный вопрос – зачем нужно документальное кино? В чём его роль и значение?
– Документальное кино – старейший вид. Существует с братьев Люмьер. Кино, вообще, очень разное. В этом его обаяние. Неигровое кино существует в разных формах. Хроника – прямая летопись, документ. Публицистика – задачи сродни журнальной очеркистике. Постановка, разбор острейших вопросов на злобу дня, важных для всего общества. А есть ещё лирические, эпические жанры, портреты и пр. Есть научно-популярная и научно-публицистическая область. Неигровое кино в массе своей всегда превышает поток игровой. Увы, сегодня кинопублицистика серьёзная сведена на нет. Причины всем известны – особенность нашей жизни в стране. Наконец, есть ещё теледокументалистика, способная глубже разбираться в проблемах личной, интимной жизни современников. Добавьте сюда ещё познавательно-образовательные цели. Вот каков объём! И главное – именно в документальном кино, на киноплёнке, шёл всегда поиск, разработка киноязыка, достижения которого переходили в кино игровое. В документальном работать сложнее. Актёра нет. Ситуации часто меняются мгновенно. Осмысляешь, лепишь типы, образы из подручного материала с опорой на кинопластику. Множество приёмов, какие в игровом не используешь! Именно документалистика предшествовала всегда подъёму игрового кино, насыщая его злободневностью, поисками выразительности, буквально вторгаясь стихией реальной жизни в очерченные постановочно рамки площадки, кадра. О целях же, задачах киноискусства вообще лучше всего сказал А.Тарковский: «Кино – запечатлённое время». Время, данное в главные его идеях, противоречиях, характерах и типах, в жизни души.
– Могли бы вы назвать тех мастеров, про которых бы сказали «я у них учился»? Или иначе формулируем вопрос: чьи работы в литературе и кинематографии для вас – путеводные в творчестве и жизни?
– Да, конечно! Первый учитель – мой отец. Учитель всей своей жизнью! Мой первый бесценный редактор и также учитель – Инна Петровна Борисова, работавшая ещё с Твардовским в «Новом мире». Она поставила мне руку, отучила от многих выигрышно-дешёвых приёмчиков и ходов. Эти два учителя вывели меня к пониманию высшей простоты и глубины языка. Ну, и вся классика мира оказывает на литератора формирующее влияние. Если он, конечно, желает работать серьёзно. Важен общий уровень культуры, выработки вкуса. И только классика, включая современную, может помочь. И не надо бояться быть немодным, не современным. Если ты не занят стилизаторством, тебе ничто не грозит. Ведь все мы – дети своего времени, дышим им, выражаем его каждый по-своему. Потом это складывается в то, что называем литературным процессом. Большая часть написанного скоро уходит, и лишь немногое лучшее остаётся, превращается в то, что названо литературой такого-то периода. Единицы книг входят в учебные программы. Но пишут-то не для истории, а для души. Так что и бояться нечего. Время всё само расставляет по местам.
Далее, в кино я учился у Л.Н. Нехорошева, бывшего тридцать лет главным редактором «Мосфильма» эпохи его расцвета. Огромное значение имела для меня семья Л.А. Кулиджанова. Его супруга, Н.А. Фокина – мой второй мастер. На площадке я прямо учился у блистательнейших режиссёров М.А. Швейцера и его супруги С.А. Милькиной, у М.М. Хуциева. Изобразительную кинокультуру также постигал на площадке или в монтажной, допустим, у великого оператора В.И. Юсова. Из сценаристов могу назвать множество, но ограничусь именем нашего классика В.И. Ежова, автора «Баллады о солдате», «Крыльев», «Белого солнца пустыни» и ещё более сотни знаменитых фильмов. Одиннадцать лет мы бок о бок с ним вели сценарные мастерские во ВГИКе. Это было искромётное общение, работа, проникновение в опыт профессии. И, конечно, не переоценить значение долгого общения с А.В. Баталовым. Здесь – бездна живого опыта, традиций и знаний театра, кино, литературной классики со времён Чехова! Ну, а документалистику я постигал с помощью выдающихся режиссёров А.Кочеткова, Б.Карпова и сценариста научно-популярного кино Василькова.
Конечно, следовало бы назвать ещё много имён, но формат ограничивает.
– Расскажите, пожалуйста, про ваш роман «Однолюбы».
– «Однолюбы» – роман-триптих, задуманный давно, а исполненный совсем недавно. Это попытка художественно осмыслить судьбы, опыт бытия России через жизни героев в разные эпохи столетия. Это моя дань памяти чудесным людям, которых встречал и черты которых хотел закрепить на бумаге. Это время в его конфликте с 30-х годов до середины 90-х годов: борьба за самостоятельность личности в своём внутреннем выборе позиции вопреки давящей машины бюрократии, прямых репрессий или разврату эпохи «вольного капитала». В таком стоянии я вижу главную черту нашего архетипа. Именно она выражает народ, как бы мало не оставалось по временам таких людей. Всё равно, выстаивая, они открывают нам перспективу дальнейшей человеческой, а не скотской, жизни.
– Вы пишите документальную прозу. Расскажите, пожалуйста, о ней. Что сейчас интересует Россию, не упал ли интерес к серьёзной литературе, в частности, документальной? Можно ли сравнивать эти жанры – художественная литература и документальная, и если художественная, то какой она должна быть?
– Да, я в последние годы увлёкся документальной прозой. А публицистикой занимался всегда. Очерки и статьи печатались в самых боевых изданиях – в «Литературной России», в газете «Завтра», в «Русском вестнике» и других, включая даже заграничные. Но с документальной прозой – вопрос особый. Это свой набор средств, конечно. «Полёт фантазии» ограничен. Но самое интересное для меня – как ты, автор, выберешь из потока жизни истории, судьбы, характеры, как увидишь, сумеешь обобщить и выразить эпоху с опорой на строгий язык фактов? И поднимутся ли твои герои на уровень обобщения и значения лучших образцов прозы художественной. А сам же документально-исторический быт в деталях несёт в себе особую привлекательность правды. Сумеешь овладеть материалом, выразить главное в эпохе и судьбах – читатель будет. И широкий читатель! Человек инстинктивно ищет правды, при всех желаниях развлечься или отвлечься. И сегодня, в наше вновь лукавое время, всё больше людей тянутся к правдивому слову. А задача автора, помимо мастерства, – быть честным и нелицеприятным. Не подменять повествования задачами идеологии, политики. Так что, по-моему, задача у всей литературы, как, впрочем, и у всего высокого искусства, общая при их разности в средствах: запечатлённость исторического времени бытия народного через жизнь души с его тайнами, явными и скрытыми переживаниями, исполненная по трудным законам эстетического.
– Считаете ли вы, что книжный рынок сейчас представляет читательский спрос и соответствует ему? То есть каков читатель, таков и уровень предлагаемой рынком литературы? Или эта тенденция – преобладание беллетристики – навязана рынком? Можно ли в самом деле навязать вкус, или людям сейчас действительно интереснее читать Донцову и Маринину?
– Вкус навязать сложившейся личности невозможно. Ведётся намеренный сбой вкуса, занижение или извращение его у детей и подростков. Здесь всё зависит от позиции, состояния семьи. Именно семья – главный воспитующий. Родители должны понимать свою ответственность. Их надо вразумлять.
Ну, а отчего сегодня такое засилье масскультовщины? Это старое явление, было всегда. Начало – эпоха «промышленной революции» и появления городских пролетарских масс. Их надо отвлекать, чтоб не совали нос в социальные вопросы. Вопрос даже не в потребности зрелищ, каковая потребность лежит в природе человека. Но зрелище зрелищу – рознь. У нас же сегодня вместо зрелищности – голая коммерция на максимальном занижении качества. Опять здесь диктуют политика и отчасти идеология. Бизнесмены же при попустительстве законов озабочены только выгодой. И гонят её для себя, не гнушаясь ничем. В этом вопросе ведущую роль должна играть охрана культуры, пропаганда культуры действительной. Произведений искусства во все времена бывает мало. Это – штучная, ручная работа. Ценители его во все времена находили разные формы поддержки его. Хотя художники, как правило, жили при том очень трудно и бедно. Часто произведения оценивают гораздо позже их обнародования. Просто художник серьёзный опережает эпоху в своих наблюдениях и мыслях о ней. К этим редким произведениям примыкают более массовые, те, что названы беллетристикой. И вот эту область поддерживать нужно в первую очередь. Повышение уровня беллетристики естественно начинает вытеснять поток халтуры и грязи. Ведь беллетристика описывает человека в его повседневной, знакомой каждому жизни. Ну, вспомните, хотя бы фильмы «Служебный роман», «Ирония судьбы». Это – хорошая беллетристика. Сегодня и она затоптана. А от повышения среднего уровня будет легче жить и высокому искусству. Начнёт создаваться питательная среда в обществе. Вот что, мне кажется, надо особо поддерживать и государственными мерами в том числе. Только так появится настоящая зрелищность, начнут потихоньку выправляться вкусы. Но этому противостоит та область коммерции, которая названа «мидкультом».
– Что такое «мидкульт» и чем он отличается от массовой культуры?
– «Мидкульт» – это особая опасность. Масскультовщина – прямая антикультура, и не скрывает этого. Мидкульт паразитирует на искусстве. Это антиискусство в его одёжках. Эти «вселенские» звучания, ангелы и искусители, притчеобразности, охватывающие все народы планеты. Глобализация, короче, при самом пустом содержании в позе глубокомысленности, всеисторичности, афористичности, выламывании фраз. Это также рекламируется, это такой же товар. А дельцы его вводятся в систему так называемых «звёзд». Вышедших в тираж тут же меняют на новых. Такие «звёзды» должны нести в себе особую степень пошлости, какая присуща толпе в ожидании чего-нибудь низменного. Раньше были казни, потом фиглярства, сегодня – стриптиз прямой и душевный. Образец пошлости «звёзд» – культовый Пресли. И вместе они – обычный товар, призванный увеличивать прибыль с продаж. Авторы же вечно обсчитываются в цепочке «издательство – типография – торговля». Лучшим средством против этого может быть презрение и осмеяние. Ну а потребность на серьёзное искусство будет всегда, как бы его не перекрывали. Искусство отзывается на сущностные потребности духа человеческого. В этой природе – вечность. Другое дело, что спрос на него не массовый, но постоянный. Чехов в ответ на упрёки, что стал писать слишком серьёзно, отвечал: «У каждого писателя найдётся свой читатель».
– Вы преподаёте, общаетесь со студентами, с молодёжью. Какая она, о чём думает?
– ВГИК – институт особенный. Не берусь говорить о всей молодёжи. Но те, кто учатся у нас на всех факультетах, явно разделяются на две части. Одни нацелены на самую серьёзную учёбу, работу; другие «отбывают номер» до получения диплома. И как бы ни было трудно дальше, я уверен, что именно первые через ряд лет внесут такие желанные и долгожданные изменения в лучшую сторону. И они уже сегодня получают поддержку.
– Несколько слов о вашей публицистике. Что вас беспокоит, о чём пишите, о чём намерены писать? Над чем работаете сейчас? В литературе и в кино.
– Сегодня я приостановился с публицистикой на время. Последняя крупная работа в кино была о состоянии нашей музейной культуры, архитектуры, отношения к наследию. Там стоял ряд острых вопросов. И всё это пришлось на время скандала с воровством в Эрмитаже. Сегодня о тех проблемах, что подняты в фильме, говорят всё шире и во весь голос. А тогда фильм удалось показать только на фестивале в Петербурге. Сейчас же я работаю над предложенным проектом восьмисерийного телефильма по одной из повестей Лескова. Дело продвигается, но говорить подробней не могу. Продюсер серьёзно ведёт проект. У него свои планы по финансам и кооперации. Если всё состоится, как задумано, продюсер сам широко заявит о будущем проекта. Могу сказать только, что это не «мыло», а серьёзная художественная работа, задуманная в традициях нашего прекрасного телекино прошлых времён.
– Если бы вам предоставили возможность обратиться в прямом эфире к России, как, например, давали такую возможность Солженицыну, что бы вы сказали людям?
– Ну что я могу сказать, и кто я такой? Обычный человек. Ничем не лучше, не мудрее какой-нибудь деревенской бабушки, честно трудившейся всю жизнь, вырастившей детей и внуков, помогающей ближним. Скорее – даже хуже. А как жить? Да по совести, прежде всего. Стараться восстанавливать правду, здравые понятия жизни в самом себе, прежде всего. И поменьше слушать тот обсуживающий наживу пропагандистский аппарат, который вещает об отсутствии правды, истины вообще, об амбивалентности добра и зла, приоритете субъективизма, эгоизма, наслаждения как смысла жизни, прелестей инфернального и вообще всего «параллельного» и прочего подобного. Всё это – сознательная проплаченная ложь. И жизнь сама жестоко мстит за увлечение ложью. Стоит посмотреть на нашу современную историю да и вокруг себя. Тот, кто не желает жить своим умом с опорой на традиции многотысячелетние и проверенные, тот погибает. Наш Пушкин выразил: «Самостоянье человека есть вечный движитель его». Сегодня надо особо стремиться к этому самостоянию духа. Это одно выводит из многообразнейшего прельстительного рабства, должного завтра привести уже к полной погибели. А вера, культура, высокое искусство, это то, что и призвано вытаскивать людей из погибели.

Сегодня, когда наши времена часто называют распутьем, многие писатели и публицисты заняты поиском новой русской идеи. Не называя её так, Андрей Можаев по сути ответил на вопрос коротко и точно: «Жить по совести». И… самостояние духа.Беседу вела Виолетта БАША