НЕ СОВСЕМ ТАК, ГОСПОДА…

№ 2007 / 31, 23.02.2015

Ныне частенько случается читать, в частности и на страницах «Литературной газеты», как трудно приходилось иным писателям в советское время: их не печатали, не пускали за границу, не принимали в Союз писателей или исключали из него да ещё из партии… И всё это, надо полагать, по доносам сексотов. Увы, бывало…Не так давно в «Литературной газете» были напечатаны стихи Анатолия Преловского. В одном из них он пишет:
Я помню, помню предвоенных лет
Унылый страх, натужное веселье,
Когда, как дуло револьвера вслед,
Поглядывал сексот из каждой щели…
Будучи несколько старше Преловского, я, признаться, не помню ни страха, ни уныния, ни щелевых сексотов, ни натужного веселья тех лет. Совсем напротив, я и все мои сверстники безо всякой натуги, от души хохотали, например, слушая по радио рассказы Зощенко, которые читал бесподобный Игорь Ильинский, или когда смотрели фильмы «Весёлые ребята», «Волга-Волга», спектакль «Принцесса Турандот» в Вахтанговском. Мало ли всего было!.. Да и дома причин для уныния и страха не было: все работали, все учились, все занимались спортом, читали в газетах сообщения о новых гидростанциях, заводах, железнодорожных магистралях, о перелётах наших лётчиков через полюс в Америку. Впрочем, ну да, страшно было, что не спасут челюскинцев, но их спасли всех до единого. Страшно было за папанинцев, но никто из них не погиб. Страшно было за республиканскую Испанию, и, увы, фашисты её задушили.
В жизни всегда есть место страху, но до войны страхи у нас с Преловским были разные. К тому же совершенно непонятно, каким образом он, дошкольник, мог видеть «в каждой щели» сексота. Они ж, сексоты-то, поди, хитрые, ловкие, изворотливые. Вот по каналу «Культура» была прекрасная передача о Гарольде Филби и его друзьях. Это наши сексоты в Англии и Америке. Ни одна разведка и контрразведка мира не может работать без своих секретных сотрудников. Боюсь, что ныне после слабоумного пьянчуги Ельцина и безмозглого либерала Бакатина у нас не осталось за границей ничего даже отдалённо похожего. Так вот, высокие умы разведок Англии и США не могли раскрыть Филби 25 лет! А дошкольник Толя Преловский в каждой щели без труда видел сексотов.
Признаться, я тоже видел кое-что интересное в ту пору, особенно в 1937, в 1940 и 1941 годах. Тогда по случаю знаменательных дат «из каждой щели» от моей 437-й школы Сталинского района Москвы до Колонного зала Дома Союзов и Большого театра лезли юбилеи Пушкина, Маяковского и Лермонтова.
Но это не значит, конечно, что я отрицаю существование сексотов. Они, были, есть и будут. И вот вам доказательства.

Ныне частенько случается читать, в частности и на страницах «Литературной газеты», как трудно приходилось иным писателям в советское время: их не печатали, не пускали за границу, не принимали в Союз писателей или исключали из него да ещё из партии… И всё это, надо полагать, по доносам сексотов. Увы, бывало. Чтоб далеко не ходить и не представлять справки, скажу о себе: я тихо корпел в «Литгазете», нахваливал на её страницах Евгения Винокурова, Владимира Богомолова, печатал пародии на Виктора Шкловского, но главному редактору С.С. Смирнову и его заместителю В.А. Косолапову, видимо, именно сексоты донесли, что есть в этом нечто подозрительное, вот они и выперли меня из прекрасного кабинета с кожаной мебелью и посадили туда безупречного Феликса Кузнецова; потом наверняка те же агенты донесли главному редактору «Молодой гвардии» А.Никонову и его заму А.Рекемчуку, что я не оповестил родной коллектив ни о разводе, ни о новом браке, и меня как морального разложенца выперли из журнала; позже из тайного доноса главному редактору «Дружбы народов» С.Баруздину и парторгу редакции В.Оскоцкому стало известно, что в «ЛГ» я сурово раскритиковал роман Б.Окуджавы «Бедный Авросимов», и меня эти свирепые почитатели романа тотчас выперли и из этого журнала, после чего всякие карьерные поползновения я оставил навсегда.
Но однажды по приглашению «Литгазеты» решил принять участие в свободном обсуждении на её страницах выдвинутой на Государственную премию книги одного большого, ну очень большого начальника и послал туда статью, суть которой состояла в том, что на сей раз можно обойтись без премии. И что же? Вместо того чтобы статью напечатать и заплатить мне повышенный гонорар за смелость, сочинение моё прямёхонько направили автору книги, ну очень большому начальнику, в собственные руководящие руки. Кто это сделал? Конечно, сексот, работавший в редакции. Автор же, получив мою статью, подал на меня в суд и в качестве вещественного доказательства моей противоправной подрывной деятельности приложил к иску эту самую статью, полученную от сексота из «Литературки». Ничего себе развитой социализм, а? Откликаясь на любезный призыв писательской газеты, член писательского Союза хотел принять участие в вольной творческой дискуссии, а его волокут на скамью подсудимых, грозят срок дать… Пришлось отбиваться посредством встречного иска. Слава богу, пронесло…
Но кроме того, восемь лет, с 1980 года по 1988-й, я не мог напечатать ни одной новой работы, а в 1989 году за то, что немножечко огорчил одного пишущего члена ЦК и Героя, хотели мне влепить по партийной линии строгача с занесением, да ещё четыре Героя (С.М., Г.Г., М.Г., В.А.) и один юный лауреат (И.Ш.) обнародовали в «Московской правде» обо мне статью, немножечко поносную. Но хотя и на Московском уровне (в «Московском литераторе»), и на Российском (в «Литературной России»), и на Всесоюзном (в «Литгазете») меня ославили – объявлено было, что влепили мне строгача, к счастью, влепить всё-таки ничего не удалось. Однако на мою просьбу дать опровержение ни одна газета даже не ответила. Не до меня было: перестройка набирала обороты. Словом, как говорится, мне с сексотами скучно не было. И если это не ежовщина или не маккартизм, господа, то что же?

Но вот в «Литгазете» напечатана давняя беседа критика Алексея Георгиевского с Владимиром Солоухиным. Прекрасно. Однако во врезке критик пишет, что в конце 1984 года «Солоухин впал в немилость, в опалу у властей предержащих, и его собирались даже исключать из Союза писателей. Как оказалось – из-за рассуждений положительного характера в неопубликованной(!) рукописи о царской семье » («ЛГ» № 23”04). Судя по всему, и тут не обошлось без сексотов.
Владимир Солоухин мой однокашник по Литературному институту. Долгие годы и после мы пребывали в добрых дружеских отношениях. Он – не только очень талантливый, но и весьма многоуспешный писатель. Начал печататься ещё студентом, тогда же вступил в партию, по поводу чего написал возвышенные стихи :
Я сейчас получаю партийный билет.
Коммунист умирает, но партия – нет!.
А сразу после института – интересная и хлебная работа в «Огоньке», в самом популярном советском журнале, потом – в «Литгазете», куда, кстати сказать, именно он меня и позвал работать. Много писал в стихах и прозе, переводил и обильно печатался, в том числе – за рубежом, имел «Избранное» в двух томах и собрание сочинений сперва в 4-х томах, потом планировалось в 10-ти, получил Государственную премию и множество других, а также – ордена Трудового Красного Знамени, Знак Почёта, Дружбы народов, часто ездил за границу, бывал во Франции, Италии, США, где навестил Солженицына, который при прощании дал ему пирожков с грибами, чтоб держал язык за зубами. Сексоты это не пронюхали.
Как у всякого талантливого человека с выразительным лицом, были у него, конечно, и завистники, и недоброжелатели, и прямые недруги. Может быть, кто-то из них в душе и «собирался» исключить его из Союза писателей, но никаких конкретных шагов в этом направлении никогда никто не предпринимал. Солоухин был слишком крупной фигурой.
А было вот что. Из десятирублёвой золотой монеты с изображением царя (империал) Володя сделал себе перстень и красовался с ним на людях.
Разумеется, сексоты это засекли, донесли, и это не понравилось партийному начальству. Времена были не то, что ныне. Вот захожу я не так давно к писателю-коммунисту С.В., старому приятелю, глядь, на стенке в его кабинете, где раньше висел потрет Некрасова, теперь – художественное изображение Николая Второго; пригласила недавно в гости писательница-коммунистка И.Р, глядь, на стенке, где раньше висел портрет Михаила Светлова, теперь – художественное изображение патриарха Алексия Второго, и т.д.
А тогда, натурально, вызвали Солоухина на партбюро. Он оправдывался тем, что монету, мол, любимая бабушка завещала, но его всё равно, конечно, пропесочили. Тем дело и кончилось. И даже – никаких взысканий. Володя снял перстень и продолжал как заседать в президиумах, получать премии, ордена, так и совершать заграничные вояжи.

А незадолго до публикации о Солоухине в «Литературке» же Виктор Юровский, знаток творчества Б.Окуджавы, привёл такой фрагмент из «Московской правды» за 1июня 2002 года: «30 лет назад, в 1972 г., на заседании парткома СП СССР поэт, писатель и бард Булат Окуджава был единогласно исключён из партии за отказ опубликовать письмо с осуждением выхода на Западе в эмигрантском издательстве «Посев» сборника его произведений…» («ЛГ» №12 – 13’04). Ну тут сексот «М.П», работающий на Юровского, схалтурил.
Прежде всего, что такое «партком СП СССР»? Такой, как ныне говорят, структуры просто не существовало. Мне, например, лепил строгача партком Московского отделения СП СССР, где тогда заседали Людмила Щипахина и другие достойные люди. Он, партком МО, при желании должен был исключать и Окуджаву, но, к огорчению В.Юровского и «М.П», такое трагическое событие не имело места ни в 1972 году, ни раньше, ни позже. Окуджава умер в Париже с партийным билетом у сердца.
В самом деле, вот однотомный «Советский энциклопедический словарь» за 1986 год. Там на странице 924 напечатано: «Окуджава Булат Шалвович… Член КПСС с 1955 года». Допустим, сей словарь уж очень далёк от Союза писателей. Но вот ещё и биографический справочник «Писатели Москвы», вышедший в 1987 году. На странице 336 читаем: «Окуджава Булат Шалвович… Член КПСС с 1956 года». В первом источнике, видимо, принят во внимание и кандидатский стаж, отсюда и расхождение в год со вторым источником, что в данном случае нам безразлично. Сведения для этого справочника члены Союза давали по предложенной им анкете сами. Так неужели Булат забыл, что уже давным-давно у него отобрали партийный билет?
Ещё? Раскройте биографический словарь «Русские писатели ХХ века», вышедший в 2000 году. Там – чёрным по белому: «О. являлся членом СП СССР и КПСС. В последние годы был вице-президентом Российского ПЕН-центра, членом совета общества «Мемориал», членом учредительного совета газеты «Моск. Новости», членом общественного совета ж. «Знамя», членом Комиссии при президенте по вопросу помилования, членом совета по культуре при президенте, членом Президиума комиссии по Гос. премиям при президенте. Награждён орд. Дружба народов, Почётной медалью Советского фонда мира, Государственной премией СССР(1991)» (стр. 514).
Всего Окуджава получил около дюжины премий и был членом около тридцати литературных опять же структур да ещё и почётным гражданином Калуги, где вышла его первая книга, чего не удостоился даже Станислав Куняев, калужский уроженец. Мыслимое ли дело, чтобы всё это свалилось на партийного изгоя!
Наконец, в новейшем словаре «Новая Россия: мир литературы» (2003) читаем: «За участие в защите Ю.М. Даниэля, А.Д. Синявского (1966) и А.И. Солженицына (1969), а также в связи с перепечаткой его произведений за границей О. грозило исключение из партии, но он остался в ней, опубликовав вынужденное заявление в «ЛГ» (18 ноября 1972)». Так что, по новейшим данным, – «грозило, но остался». А помянутое «заявление» не помешало Окуджаве обильно печататься как в советских издательствах вплоть до издательства «Правды», так и в зарубежных вплоть до того же антисоветского «Посева». Сексоты хлопали ушами.
Авторы, которые пишут об исключении хоть Солоухина из Союза писателей, хоть Окуджавы из партии, просто не понимают, что эти писатели были столь популярны, а исключение столь суровая кара, что она не могла бы остаться неизвестной всей литературной Москве да и не только ей. И как мог не знать об этом хотя бы я, состоявший с этими гипотетическими исключенцами в одной организации.
Но В.Юровский настаивает: «Продолжение истории с исключением Окуджавы из партии детально описано Е. Евтушенко в воспоминаниях». Надеяться составить себе достоверное представление о жизни по воспоминаниям тов. Евтушенко немножечко опасно. Он даже о собственной жизни, например, о том, как в кассе КГБ по студенческому билету и по доверенности получал деньги как бы за свою тёщу (мать Беллы Ахмадулиной) рассказывает немножечко фантастично. Кто интересуется, может прочитать об этом в романе Евтушенко «Не умирай раньше смерти» (М., 1993) и в моей книге «Окаянные годы» (М., 1997)
Мне лично ничего неизвестно и о том, где и как, устно или печатно Окуджава защищал Даниэля, Синявского и Солженицына, но если под защитой хотя бы последнего имеется в виду известное письмо в Президиум IV съезда писателей в мае 1967 года, содержавшее предложение дать Солжницыну слово на съезде, то ведь его подписали 80 человек, в частности, и я по просьбе Наума Коржавина (Слово пробивает себе дорогу. М., 1998. Стр. 216 – 217). Все они были членами Союза писателей и многие – членами партии. И что же? Кто был исключён? Никто. Сексоты не шевелились.

Вот ещё совсем уж свежий пример: очень интересная статья Павла Басинского «Чего же мы хотим?» («ЛГ» № 52’05). Автор пишет: «Роман В.Кочетова «Чего же ты хочешь?» был бесконечно высмеян либеральной интеллигенцией. Чего стоит одна знаменитая пародия на него Зиновия Паперного, распространявшаяся в самиздате, за которую Паперного в 1970 году исключили из партии».
Зиновий Паперный, автор монографии «Мастерство Маяковского», знаменитой тем, как доносят сексоты, что в её первом издании (1952) насчитывалось 67 цитат из Сталина, а во втором (1954) – ни одной, известный остроумец Зяма Паперный, с которым я опять же работал в «Литгазете», действительно был исключён, но не за любовь к жанру пародий или нелюбовь к Кочетову, а за некоторые сопутствующие моменты. Помните, как в «Записках из мёртвого дома» Баклушин уверял всех, что его сослали на каторгу за одну только чистую любовь? Автор-повествователь не верил: «Ну, за это всё-таки сюда не пошлют». – «Правда, – вздохнув, добавлял Баклушин, – я при этом ещё немца убил. Но посудите сами, можно ли за немца – на каторгу!» Так вот, у Паперного тогда тоже был свой «немец». Какой? Ну, это долго рассказывать и не интересно. Во всяком случае, Пётр Васильевич Палиевский, человек недосягаемой правдивости, говорил мне, что позже, когда страсти улеглись, Паперному предлагали вновь вступить в партию, но он был человек гордый.

Из всех этих историй видно, что дальше без сексотов и справочников, без отдела проверки и телефонной книги жить нельзя.

Владимир БУШИН