НЕ ПУТАЙТЕ КОНЯЕВЫХ

№ 2007 / 38, 23.02.2015

В последнее время у нас везде и всюду пишут о Николае Коняеве. Но при этом почему-то народ имеет в виду питерского писателя, который издал очень хорошую книгу о Николае Рубцове. А ведь есть другой Николай Коняев, живущий в Ханты-Мансийске. И так он может удивить, как не снилось иному классику. Сегодня о его творчестве размышляет финалист конкурса «Большая книга» Виктор Строгальщиков.

Что такое «книга-открытие» сегодня? О чём таком неизвестном и поразительном она расскажет русскому читателю? (Слово «русскому» означает «читающему по-русски»). Какие тайны бытия, неведомые массам, открывает автор на своих страницах?
Казалось бы, ответ и прост, и ясен. Депутаты и министры, банкиры и предприниматели, рэкетиры и «челноки», киллеры и проститутки, наркоманы и звёзды «попсы», сектанты, геи, лесбиянки… Вот она, новая и скороспелая русская реальность, незнакомая и непонятная народу. Вот он, набор персонажей для очередного бестселлера, сенсационно раскрывающего тёмные покровы, прочтя, нет, проглотя который, люди будут ахать и говорить друг другу: «А ты читал?.. А ты знаешь?..».
Проруха в том, что знают, начитались, хотя и продолжают по инерции глотать. Вышеперечисленному «джентльменскому набору» в современном отечественном «книгопечении» отведено несметное количество страниц и переплётов. Не будем сетовать на качество серийной книжной выпечки – здесь, как и прежде, один хрустящий каравай на сто сырых батонов: просто в «новом мире» поедателей французских сладких булочек уже не осталось настоящих тайн. Людям (именно так, с ударением на втором слоге) давно и крепко всё понятно. Ну переспал «похожий на…» с двумя, а не тремя, ну выкрал олигарх из царёвой казны не миллион, а восемь… Какая разница? Суду всё ясно. Мир «новых русских», отражённый в печатном же многословии, оказался удручающе неглубок, а те немногие персонажи – и выдуманные и реальные, претендующие на некую трёхмерность, – очень быстро идут на дно. И в книгах, и в жизни. Но книжки-булки всё пекутся, ими завалены прилавки.
Нам хватило всего лишь десяти лет «полной свободы творчества», чтобы книга о жизни обычной сибирской деревни читалась как откровение.
Тракторист Илюха, водитель Степан, аптекарша Васюна, сторож Гурий Фадеевич, слесарь Семён, пенсионерка Мария Савельевна Шипицина… С ужасом осознаёшь, что о них и о сегодняшней их жизни так называемый массовый читатель и знает, и размышляет куда меньше, чем о персоне господина Березовского. И если есть у нас в стране другая, неизвестная страна, то это ныне та страна, о которой пишет в своих книгах хантымансиец Николай Коняев.
Он родился в 1954 году в посёлке Нялино Ханты-Мансийского автономного округа. Окончил Омский филиал Всесоюзного финансово-экономического института и Литературный институт имени А.М. Горького. Работал экономистом, журналистом, в настоящее время является главным редактором альманах писателей Югры «Эринтур». Живёт в Ханты-Мансийске. Первые его рассказы были напечатаны в журнале «Урал». В 1992 году вышла книга его прозы «Сборщик дани», в 1993-м – повесть «Перековка», год спустя – сборник рассказов «Чужая музыка», в 1996-м – сборник повестей «Околоток Перековка». Таков чисто внешний солидный пунктир писательской биографии. Всё остальное – внутри его книг.
Писатель Николай Иванович Коняев, как и Иван Алексеевич Бунин в семнадцатом году, не принял и не простил того, что сделали с его народом. В том давнем октябре хребет стране загнули влево, а в октябре недавнем – вправо. И здесь не важно, что коняевские персонажи душой остались в том советском прошлом, что для барина Ивана Алексеевича было ненавистным настоящим. Родство в другом: как больно людям на изломе, как трещат у них кости, как стонут сердца. Вот о чём очень хорошая книга «Отголоски-отзвуки» очень хорошего нашенского, не столичного во всех смыслах, писателя. И о том, что не все и не всё изломалось и рухнуло, ведь есть же и «на палубе крутой» за что держаться: за веру в добро, за любовь и сострадание к ближнему (далёких любить как-то проще), за память об отце и жалость к сыну, за «песню в чужом городе», за тяжкий крест судьбы и неизбывный смысл в лишённом обывательского смысла.
Кстати, о «песне». Похоже, что Коняев ненавидит город, хотя сам и является давно жителем сугубо городским. Всё зло – оттуда, все злые люди – приезжие, в том числе и совращённые городом деревенские родные перевёртыши. Городскому читателю будет нелегко с этим смириться, и взгляд писательский как будто однобок, да и ненавидит-то он город тоже по-деревенскому – глухо, открыто, на вопрос отвечая молчанием. (Собаки ведь не объясняют, почему они терпеть не могут кошек.) Городские часы, по Коняеву, сошли с катушек и запрыгали вперёд, а ходики в писательской деревне давным-давно остановились, время замерло, застыло, и люди там живут, стареют и умирают в душной пустоте навязанного городом безвременья. Город захватил власть в деревенской стране. По Коняеву это – трагедия. С ним можно спорить, но даже если наш писатель и не прав, то он не прав талантливо и очень убедительно.
Он не судья своим героям, да это и не требуется, ибо герои Коняева судят себя сами. Истинный самосуд – суд самого себя. Не каждый был этим судом оправдан, не всякий пережил суровый приговор, но все они были наказанные жизнью. Удивительная вещь: книги Коняева читаются с болью, а помнятся его книги светло.
Нелишним здесь будет добавить, что Коняев стилист, каких нынче немного. Порассуждать о зоркости взгляда и верности слова, о тихой музыке названий коняевских рассказов: «Бывает», «Всё переврут», «Отпустило», «Не в щётке дело», «Котиньку задрали», о любви писателя к Сибири и сибирякам. Помянув Бунина, исчислить ряд светил родной словесности, определив средь них орбиту и Коняеву… Зачем? Оставим же читателю завидное право самому, по доброй воле, без понуканий и подсказки литературных экскурсоводов раскрыть эту зрелую книгу, прочесть её, прочувствовать, понять и оценить.
Виктор СТРОГАЛЬЩИКОВ