НЕМЦЫ ОТКРЫВАЮТ ЮГРУ

№ 2007 / 42, 23.02.2015

Впервые Штефана Дудека я увидела на десятилетнем юбилее Ассамблеи малочисленных народов Севера при окружной Думе Ханты-Мансийского автономного округа. Европеоидная внешность, вполне нормальная русская речь – поэтому сначала приняла за русского. И уже узнав, кто он и откуда, уловила едва заметный акцент. В следующий раз встретилась с ним зимой прошлого года в Казыме на конференции по проблемам этнообразования коренных народов округа.
Надо сказать, что изучением культуры аборигенов Обского Севера Штефан занялся случайно. В школе учил русский язык, и ему хотелось побывать там, где на нём говорят. Наш округ был интересен и тем, что Германия тоже пользуется углеводородными ресурсами, которые добывают здесь, и ему хотелось узнать, а как коренные народы относятся к проблемам их добычи? С 1993 года Дудек исследует культуру оленеводов-частников, не раз бывал на реках Пим, Аган, Тромаган, Еган, Казым и на озере Нумто. Немного владеет сургутским диалектом и считает, что для этнографа знать язык изучаемого этноса – очень важно, только тогда можно понять менталитет народа. Результатом его исследований станет докторская диссертация по культуре оленеводов и традиционным формам природопользования.
Мне знакомы труды многих зарубежных и отечественных исследователей обско-угорской культуры. Некоторые из них грешат откровенно шовинистическим отношением к изучаемым им народам. При общении с Дудеком не заметила европоцентристского высокомерия по отношению к нам – абсолютное признание традиционной культуры и образа жизни исследуемого им народа – как части общечеловеческой культуры, которую нужно оберегать.
Немцев и коренных народов Западной Сибири – обских угров – разделяют тысячи километров и принадлежность к разным культурам и языкам. Если заглянем в историю, обнаружим, что аборигены Обского Севера были объектом для изучения немецких исследователей уже с XVII века.
Готфрид Лейбниц (1646 – 1716) – немецкий философ, просветитель и математик – однажды задался вопросом: а может, все люди в мире мыслят одинаково? Ключ к разгадке видел в сравнении языков. Для этого, полагал философ, необходимо собрать и сравнить лексику разных языков мира, в том числе и народов, проживших на Оби и Иртыше. Ответ на этот вопрос дали уже другие исследователи.
1720 год – Европа впервые достаточно подробно узнала о Югорской земле и остяках из публикации Иоганна Мюллера, немецкого офицера, воевавшего в королевской армии Карла XII. Шведы под Полтавой (1709 год), как мы помним, были разбиты русской армией, и пленный капитан в 1711 – 1712 годах оказывается в Тобольске. Здесь узнаёт о местном населении, его образе жизни и традициях, о чём и рассказывает европейскому читателю.
А в 1705 году в Герфорде родился Герард Миллер (1705 – 1783), историк и археограф, внёсший большой вклад в становление исторической науки России, в которой прожил большую часть жизни. Десять лет он путешествовал по Сибири, участвуя в работе Второй Камчатской экспедиции (1733 – 1743). Проехал от Нарыма до Сургута, от Сургута до Берёзово и по Оби и Иртышу до Тобольска, собирая сведения по этнографии и лингвистике остяков. Стоит отметить, что среди участников экспедиции был и другой немецкий учёный – Иоганн Фишер, зафиксировавший образцы лексики южных ханты. Огромное количество собранных в путешествии документов, архивных материалов, результатов опроса населения, анкет и его дневников впоследствии потомками названы были как «Портфели Миллера». Главным его трудом стала монография «История Сибири».
Традиция изучения языка и культуры обских угров связана и с Гёттингенским университетом, который с момента его основания и до настоящего времени является одним из центров финно-угристики. Здесь И.Фишер издаёт «Vocabularium Sibirium» (1747), а его коллега А.Шлёцер на основе его работ публикует по 300 остяцких и вогульских слов (1771). Позже другой немецкий учёный – Рюдигер – издаёт хрестоматию (1782) по чудско-югорским языкам.
XIX век более известен именами финских и венгерских учёных, интерес которых к обским уграм был связан с принадлежностью к одной языковой семье. А вот XX век – это эпоха Вольфганга Штайница (1905 – 1967), немецкого лингвиста и этнографа. С приходом к власти Гитлера, в 1934 году, он эмигрировал в Советский Союз. Работая в Институте народов Севера (Ленинград), у студентов ханты не только учил язык, но и записывал лексический материал. С 1935 года неоднократно бывал в Ханты-Мансийском округе, занимаясь сбором этнографического и лингвистического материала. Впоследствии Штейниц опубликовал множество работ по исследованиям хантыйского языка. Его диалектологический словарь хантыйского языка, по мнению профессора Гёттингенского университета Яноша Гуи, является одним из лучших в мире. После Великой Отечественной войны, вернувшись в Германию, Штейниц продолжил исследования. Среди его учеников – Бригитта Шульц, Лизелотта Бинке, Герд Зауэр. Последний и стал учителем хантыйского языка для студента Института этнографии Берлина Штефана Дудека.
Вот так протянулась цепочка от эпохи Просвещения к современности, от великого немецкого философа Лейбница к молодому немецкому этнографу Дудеку. Хочется верить, что когда-то и Штефан Дудек будет наставником для следующего поколения немецких исследователей, которые продолжат традиции знаменитых соотечественников, в течение четырёх столетий внесших огромный вклад в исследование и сохранение культуры и языка обских угров. Именно – сохранения! Потому что многое из того, что в своё время было зафиксировано немецкими учёными в области материальной и духовной культуры угров, в силу разных причин к настоящему времени безвозвратно утрачено. И сейчас через книги немецких исследователей к хантам и манси возвращаются культура и язык их далёких предков. К сожалению, до настоящего времени большинство трудов немецких и других зарубежных учёных, недоступны нам из-за незнания европейских языков, а русских переводов зарубежных публикаций крайне мало. И эта проблема ждёт своего разрешения.

---

– Штефан, в Казыме вы посмотрели концерт художественной самодеятельности, побывали на вечере отдыха и увидели нашу жизнь такой, как она есть. Похожа она на то, к чему вы привыкли в Германии?
– Общее, конечно, есть. Люди везде отмечают праздники, развлекаются и встречаются с другими людьми. Мне, этнографу, интересно было увидеть традиции советской культуры, которые можно встретить везде на территории бывшего СССР от Бурятии до Москвы и Кольского полуострова, узнать традиции русской и хантыйской культуры, понять различия в проведении мероприятий и как люди себя ведут в повседневной жизни. Здесь, я заметил, любят песни петь. Даже в такой учёной среде, как на конференции, пели. В научной среде Германии никто на празднике не стал бы петь песни или читать стихотворения. У нас это не принято.
– Раз мы заговорили о традициях, любопытно было бы узнать, какие элементы традиционной культуры сохранились у немцев?
– Люди часто себе представляют, что традиция тем ценнее, чем дольше сохраняется. Это не совсем так, потому что традиции постоянно обновляются. Традиция важна, когда считают нужным её передать новым поколениям. Например, в Баварии принято носить фольклорные виды одежды. На праздниках и других мероприятиях мужчины ходят в коротких кожаных штанах и традиционных рубахах. У женщин тоже есть своя одежда. В воскресенье в Мюнхене и особенно в сельской местности верующие ходят в церковь в старинной одежде. И никто над ними не смеётся и не удивляется.
– Когда вы, европейский человек, впервые приехали на стойбище, у вас не мелькнула мысль: «Какая дикость! До сих пор живут в чумах»?
– Ощущения примитивности и дикости не было. Дикость была, я могу сказать, в начале 1990-х годов, когда экономическая ситуация в России была очень тяжёлая. Мы увидели на Севере много экологических проблем – разливы нефти, брошенную технику возле дорог. Видели, как люди живут в городах, где один дом похож на другой. А когда приехали на стойбище, показалось, что приехали туда, где люди живут по своему, человеческому, закону. Там всё было очень естественным. Конечно, погодные условия здесь иногда суровые. Но мы тогда приехали осенью, листья пожелтели, маленькие речки и озёра выглядели прекрасно, природа была очень красива.
– При первой встрече с жителями стойбищ вам не показалось, что они, проживая вне техногенной цивилизации, наивны, как дети, и мало что знают и понимают об этом мире?
– Нет. Наоборот. Это мы чувствовали себя как малые дети, поскольку в той среде очень многого не понимали, не знали, куда можно ступать, а куда нельзя, что можно, а что нельзя делать? Как использовать инструменты и вещи, которые там находились? Ханты нам об этом рассказывали, учили, как правильно вести себя в условиях тайги.
– Об утрате традиционной культуры коренных народов сейчас много говорят. На ваш взгляд, есть ли шанс сохранить самобытную культуру?
– Исторический опыт показывает, что обские угры и другие народы Севера пережили много социально-политических, экономических перемен и сохранили свою культуру и самобытность. У меня нет сомнений – культура сохранится. В каком виде – уже другой вопрос. Культура сохраняется тогда, когда каждое поколение не только осваивает, но и обновляет её. Традиция может превратиться в музейный экспонат и умереть, когда хотят её чётко фиксировать и запрещать обновления. Я думаю, что традиции будут живы, пока есть люди, которые чувствуют себя носителями культуры. Чувство принадлежности к этнической группе тесно связано с родным языком. Возникает вопрос – сохраняется и передаётся ли язык? В каком виде? Есть ли у языка функции? Потому что язык сохраняется тогда, когда у него есть коммуникативные функции и среда, в которой говорят на нём. Относительно хантыйского языка сложно дать прогноз.
Язык не будет сохраняться ради того, чтобы существовали на нём книги. Хотя есть исторический пример. Со Средневековья древнееврейский язык существовал только в письменном виде. Когда образовалось государство Израиль, люди снова начали говорить на нём, хотя как латинский язык он считался мёртвым и использовался только в богослужении. Сейчас иврит вполне живой язык, дети изучают его в школе и используют в повседневной жизни. Но таких примеров в мировой истории почти нет.
– Мы в течение четырёх столетий испытываем влияние иноэтничной и иноязычной культуры. А немцы смогли бы в такой ситуации сохраниться как этнос?
– Сложно сравнивать, потому что численность немцев и хантов различная. Термин «этнос» очень сложное понятие, и, на мой взгляд, такого природного явления как этнос не существует. Люди свою принадлежность к определённой группе определяют не только по принадлежности к этносу. Допустим, когда встречаюсь с жителем своего города, говорю, что я из такой-то части города. Когда нахожусь в Германии и встречаюсь с кем-то, говорю, что я из такого-то города. Когда же вижусь с человеком из другого государства, говорю, что я немец, из Германии. Как строится чувство принадлежности? Я принадлежу своей семье, потом определяю себя по месту жительства и т.д. Так же и ханты могут сказать, из какого они рода, с какой реки, а уже потом определяют себя хантом, затем обским утром и человеком из Сибири. Сложно сказать, где границы этноса начинаются и заканчиваются. Языковые границы более чёткие. Люди знают, что говорят на этом языке и принадлежат к группе, которая говорит на нём. Немецкий язык когда-то тоже не был единым языком, существовали разные языки. Немцы объединились только в XVI веке, и появилось такое понятие как «немецкий народ».
– Хантыйской письменности более 70 лет, но до сих пор нет единой графики и устоявшихся норм орфографии. Понимаю, что у немецкой письменности многовековые традиции, но, может, и у вас есть какие-то проблемы?
– Да. В конце 1990-х годов провели реформу орфографии. В обществе и средствах массовой информации были большие споры – нужна реформа или нет? Большинство населения были против неё. За реформу были учёные и политики. Они считали, что надо упростить орфографию, сложившуюся очень давно, когда лингвистика не была развита настолько, чтобы могла поставить её на научный уровень. И сегодня не все правила старой орфографии можно легко понять. Язык меняется, поэтому нормы письменности не соответствуют языку, на котором сейчас говорят. Есть много архаизмов.
Новую орфографию ввели, все учебники перевели на неё, а заставить издательства и средства массовой информации писать согласно новым нормам письменности оказалось невозможно. Ряд газет, особенно престижных, до сих пор пользуются старой орфографией. Невозможно посредством закона заставить народ пользоваться новой орфографией или запретить писать, как раньше. Реформа продолжается, и неизвестно, чем она закончится.

Беседу вела Реональда ОЛЬЗИНА

Реональда Ользина. В журналистике тринадцать лет. Член Союза журналистов России. Помимо газеты «Ханты ясанг» («Хантыйское слово») публикуется в различных русско- и финно-угро-язычных изданиях.