Юрий Казаков через двадцать лет

№ 2007 / 50, 23.02.2015

В Литературном институте им. А.М. Горького прошли Всероссийские научно-литературные чтения, посвящённые 80-летию со дня рождения выдающегося русского писателя Юрия Павловича Казакова.
Юрий Казаков учился в Литинституте, окончил его в 1958 году, он один из тех выпускников, которых помнят, кем гордятся, чьи произведения изучают нынешние студенты. Но нельзя сказать, что место Казакова в литературе уже окончательно определено. Его прозу трудно причислить к какому-то направлению, вряд ли можно сказать, что он оказывает большое влияние на современную литературу, да и не так уж много он написал, чтобы считаться писателем первого ряда. С другой стороны, всё написанное им – блестящая русская проза, создание настоящего художника слова; есть в ней и психологизм, и внимание к деталям жизни, и, главное, живой и драматичный образ человека ХХ века. Этот вопрос – какое место занимает Казаков – в сегодняшней литературе и стал главной темой, которую в течение двух дней обсуждали известные филологи и писатели.
По жанру мероприятие походило то на вечер памяти, то на научную конференцию – выступления близких и друзей чередовались с докладами преподавателей и аспирантов на сугубо литературоведческие темы. Такова уж особенность Литинститута, в котором не принято «отделять мух от котлет», где бок о бок работают и доктора наук, и лауреаты крупнейших литературных премий.
Большой резонанс вызвало выступление главного редактора журнала «Новый мир» и координатора премии имени Ю.Казакова Андрея Василевского «Опыт современного рассказа и традиции Ю.Казакова». Андрей Василевский рассказал об истории премии, о её лауреатах, но больше говорил о том, что у Казакова нет прямых продолжателей в литературе, что из его рассказов, в отличие от рассказов Чехова, не вычитывается окружающая его реальность, в них нет социального содержания. Этот тезис вызвал большое недовольство аудитории, особенно друзей Казакова. Кто-то в запале даже предложил, чтобы Литинститут, вместо «Нового мира», стал учредителем казаковской премии.
Впрочем, эмоциональной реакцией дело не ограничилось. Мариэтта Чудакова в докладе «Юрий Казаков между Буниным и Бабелем» убедительно вписала рассказчика в литературный процесс ХХ века. Алексей Варламов показал в его произведениях социальное содержание. Несколько докладов были посвящены библейским мотивам в творчестве писателя.
Среди воспоминаний друзей и однокурсников особенно интересным был рассказ Бориса Леонова о том, как Казаков обрадовался, что его сравнивают с Пушкиным, хотя сравнение это было не в его пользу.
Любопытную историю рассказал Юрий Пахомов. Казаков включил ему послушать магнитофонную запись своей беседы с Борисом Зайцевым, где после слов Зайцева «А потом мы встретились с Ванечкой Буниным» слышно, как Казаков поперхнулся – в те годы имя «Ванечки Бунина» в нашем отечестве было запретным.
Владимир Личутин рассказывал о поездке на русский север. Он вместе с Казаковым должен был написать очерк о художнике Тыко Вылко. Что-то похожее на зависть прозвучало в рассказе Личутина: он ходил по библиотекам, собирал сведения, а к Казакову, который «постоянно пил в номере», пришли ненцы и рассказали о Вылко такое, о чём ни в одной библиотеке не узнаешь.
Вообще о любви Казакова к алкоголю упоминали все, кто его знал. И едва ли это как-то по-особенному характеризует Казакова – кто из писателей не любит выпить и поговорить? А в результате после таких воспоминаний складывается впечатление, что никто из так называемых друзей и однокурсников не знал настоящего Казакова, не понял его, не разглядел сквозь толщу внешних и банальных примет и поступков его внутренний мир.
Пожалуй, единственным человеком, кто говорил о Казакове с христианской чуткостью и вниманием, была Тамара Михайловна Судник-Казакова, вдова писателя. Её сердце хранит столько малоизвестных случаев и подлинных знаний о Юрии Павловиче, что хватило бы на целую книгу. Но не столько о самом Казакове рассказывала Тамара Михайловна, сколько о беде, которая случилась буквально накануне казаковских чтений – в Абрамцеве сгорел дотла дом писателя. Увы, официального статуса памятника культуры дом не имел, но, по сути, был музеем Казакова: там хранились его вещи, рукописи, библиотека, коллекция редких пластинок, привезённых из-за границы, картины. Вся обстановка сохранялась такой, какой была при жизни. О причинах пожара толком ничего неизвестно, но милиция не исключает версию поджога. Тамара Михайловна надеется восстановить дом, воссоздать, насколько это удастся, обстановку, но в этом трудном деле ей нужна помощь.
Участники конференции возложили цветы на могилу Казакова на Ваганьковском кладбище.
Главный же вопрос этих чтений о месте Казакова в русской литературе остаётся открытым. Жаль, что среди выступавших писателей были только люди старшего поколения. В то время как и среди молодых есть те, кто чтит Казакова. Например, молодой прозаик студент Литинститута Олег Зоберн, как-то раз отвечая на вопрос «Литературной России», посетовал, что ни в одном центральном книжном магазине не смог найти сборника его рассказов.
Видимо, Казаков, имевший при жизни и успех и славу, в историю литературы будет входить постепенно. И если среди главных приоритетов литературного сообщества останется высокая художественность, то останется и имя Юрия Казакова. Может быть, через двадцать лет, когда будет отмечаться 100-летие прозаика, говорить о нём будут писатели, ныне только входящие в литературу. Если так случится, то большое значение Казакова будет окончательно определено.
Сергей ЧЕРЕДНИЧЕНКО