СИЛА ДРЕВНЕГО ПРОКЛЯТЬЯ

№ 2007 / 50, 23.02.2015

Лежит далеко на севере громадный остров «Зелёная земля» или, по-нашему, Гренландия. Так его, словно издеваясь, прозвал мореплаватель Эйрик Рыжий, впервые высадившийся там в 982 году. Скованная гигантским ледовым щитом, Гренландия, казалось, напоминает человечеству о былых ледниковых эпохах. Если этот щит однажды сползёт в океан, то половина Франции и Италии, вся Флорида и Калифорния разом уйдут под воду вместе со своими обитателями.
Впрочем, в Гренландии есть немало прибрежных зон, достаточно обширных, где цветут луга, пасутся овцы и поспевает рожь. Именно там европейцы впервые и повстречали гордых инуитов – «настоящих людей», как величают себя эскимосы. Жили инуиты по законам неписаного охотничьего братства, стараясь держаться друг за друга и соблюдать старые племенные правила. С нарушителем же поступали просто: гарпун, пущенный в сердце, не должен был причинить ему много страданий.
Потом, в 18 веке, датские и норвежские пасторы занесли на остров христианство, выстроили церкви и научили эскимосов молиться согласно их новой религии. Тем было нетрудно принять христианскую веру, ибо идеалы стоицизма и умение склоняться перед судьбой были у них в крови. Инуиты были честными, искренними христианами, по крайней мере, считали себя таковыми. Пели утренние псалмы типа «Отче наш», посещали проповеди, соблюдали простейшие обряды под руководством священников-катекетов, призванных наставлять новоиспечённую паству на путь Христа.

Всё бы хорошо, вот только природе и древним, уходящим во тьму веков силам, царящим в ней, похоже, не было дела до их новых, таких красивых и стройных молитв. В этом убедилась девочка, жившая на берегах далёкого Уманак-фьорда. Всё для неё в этой жизни было в радость – и заботливые родители, и природа, и братья, такие могучие, нежные и стойкие.

Но вот однажды их отец не вернулся с охоты в положенный срок. Что стряслось? Оказывается, соседи вероломно напали на него и убили. Брат не сразу отомстил: несколько лет он дожидался удобного случая, а потом перебил из засады своих обидчиков одного за другим – старого охотника и его сына, тех самых, якобы виновных в смерти отца. Домой брат примчался, словно в бреду. Наутро он дал команду девочке собираться: семье пришлось срочно обратиться в бегство, дабы избежать ответной мести.
Но что такое расстояние для того, кто владеет магией! Жена убитого охотника передала им вослед через сторонних людей своё проклятье: «Пусть убийца моего мужа и моего сына, а также весь его род знает, что им суждено погибнуть в море».
Казалось бы, пустые слова, но только не для инуита. На Севере не устраивали процессов ведьм. Не пытали их калёным железом, не подвешивали на крюках и не жгли на кострах инквизиции. Поэтому колдовство там всегда цвело пышным цветом, ничем не обуздываемое и жадное до своих жертв. Не можешь причинить вред врагу физически – пошли ему его на расстоянии. Сделай так, чтобы пространство и время стали подвластны твоей воле, – и твоя воля пронзит их, как нож пронзает тюлений жир, и войдёт в того, кто тебе так ненавистен.
Что способно разрушить зловещие чары? Девочка приняла крещение и приобщилась к новой вере, но проклятье стойко жило в её сердце. Она лишь надеялась, что языческие силы не имеют власти внутри христианской веры, а потому проклятье, насланное на их род, не подействует.
Потом девочка вышла замуж, у неё родились сыновья, но выжил лишь один – самый здоровый и крепкий, будущий продолжатель рода по имени Тумарси. Потом неожиданно погибли в море муж и брат девочки. Нечто тайное, затерянное меж скал и льдов, растворённое в студёном ветре продолжало настигать их, невзирая ни на какие молитвы. «Слова проклятья всегда жили в её сердце. Но она никому не говорила об этом и не собиралась говорить, пока знала, что может одна нести бремя проклятья».
Тумарси рос обособленным молчуном, редко играя со сверстниками, предпочитая либо уединение, либо общество взрослых мужчин. Тому причиной глубокая религиозность отца, угнетавшая юного инуита. Ведь послушать отца – так человеку и вовсе не следует надеяться на свои силы , а следует лишь просить у Господа. Жил отец Тумарси только там, где была церковь. Он никогда не охотился по воскресеньям, считая кощунством выходить на промысел в день Божьего отдохновения. «Бывало, сын плакал утром от голода, но отец утешал его и уговаривал положиться на Бога, который наверняка пошлёт им еду. И когда кто-нибудь из охотников приносил им в воскресенье мясо, Тумарси верил, будто это Бог наградил их за то, что они соблюдают его заповеди и не охотятся по воскресеньям».
Но постепенно Тумарси рос, а вместе с его пружинистым, набирающим мощь телом менялось и его сознание. Его приводила в ярость необъяснимая суеверность отца: сидеть дома по воскресеньям, когда другие охотники, менее набожные, возвращаются домой с богатой добычей! Большей глупости себе и не представишь. И зачем рядом какая-то церковь, когда можно переселиться в места, где водится больше зверя? Ведь это даст семье уверенность, что ей удастся пережить зиму. Разве Бог обеспечивает их зимними запасами мяса? Разве не острота их зрения, не выносливость и отвага, не умение управляться с эскимосской лодкой – каяком или метко пускать гарпун в скользкую тюленью спину продлевает им жизнь? Так стоит ли до такой степени уповать на чью-то милость?
Тумарси окончательно возмужал, женился, у него родились сыновья Тимуту и Исак, другие дети. Отныне на него, Тумарси, легла обязанность быть добытчиком и учителем для своих сыновей. Уж они-то не пойдут по стопам их деда, фанатично верящего в Божью щедрость! Но тут отец Тумарси неожиданно утонул во время бури. Мать, сломленная горем, начала угасать на глазах. Некоторое время Тумарси был потрясён: неужели Бог карает их семью за то, что он, Тумарси, недостаточно соблюдает Его заповеди? Тумарси даже корил себя за мятежные попытки построить жизнь, рассчитывая на собственные силы, а не на Бога, как того желал отец.
Но пора нерешительности длилась недолго. Природный инстинкт взял верх: до какой степени он будет жалкой тенью отца с его преувеличенной религиозностью! Пора брать бразды правления в свои руки. В начале лета он дал команду жене и детям собираться в путь. Они поплывут не туда, где трезвонят церковные колокола, а туда, где много пищи, и где он будет спокоен за семью. И не важно, что священник-катекет увещевал его: «Пища не приближает нас к Богу, как говорится в Писании… Им бы следовало помнить, что отец небесный знает, в чём они имеют нужду, ведь питает он даже птиц небесных».
Тумарси был непоколебим. Род не может стоять на слепой вере в чьи-то волшебные подношения. Пока есть сила метать гарпун, надо, чтобы в море водилось много тварей, в чью спину этот гарпун можно вонзить. Иначе ему непонятна роль кормильца и защитника семьи. Они перебрались в маленький посёлок Накерлок, который в середине 19 столетия был расположен в западной Гренландии.

Нельзя сказать, будто Тумарси отпал от христианской веры. Напротив, он «прилагал много усилий, чтобы воспитать детей добрыми христианами. По вечерам, закончив дела, они всей семьёй читали «Отче наш» и «Символ веры». В такие вечера Тумарси наслаждался семейным счастьем, но даже в эти мгновения его не покидало гнетущее чувство ответственности». Ведь это только «летом кажется, что запасов много, а зимой, глядишь, и всё приели. Зима прожорливей, чем лето».

Однажды зима выдалась особо суровой. Свирепствовали затяжные ветры, которые без конца меняли направление. Иногда ветры сопровождались бурными снегопадами и штормами, а после сильного шторма зверь в море словно вымирает. Во многих семьях начался голод, люди выживали лишь благодаря помощи более бережливых и запасливых соседей.
И вновь Тумарси убедился в неправоте своего погибшего отца. Нельзя надеяться на чью-то поддержку свыше. Кроме собственных рук, ног и глаз ничто не способно прокормить их семьи. Летом Тумарси взял сыновей Тимуту и Исака на охоту. Они долго выслеживали оленей, тщательно примерялись к добыче. Затем сыновья Тумарси «прицелились и выстрелили каждый в своего телёнка. Животные упали, судорожно дёрнули ногами и затихли. Тимуту и Исак были вне себя от радости. Они кинулись к убитым оленям, хватали их за рога, щупали жирные загривки». Тумарси не спеша шёл к сыновьям. Он был доволен их поведением. Раз убито два телёнка, значит, каждый из сыновей попал в цель. Иначе бы вышла ссора, чья пуля оказалась смертельной.
Когда вернулись к стоянке, навстречу им выбежали взбудораженные женщины и дети, предвкушающие обилие свежего мяса. Вскоре «над стоянкой взвились дымки, аппетитно запахло жареной олениной. Дети ели сало, лица и руки у них лоснились от жира. Люди высыпали из чумов, радуясь хорошей погоде. Охотники точили ножи, сталь взвизгивала на камне… Какое счастье чувствовать себя охотником и знать, что все едят добытое тобой мясо. Тимуту и Исак видели себя уже опытными охотниками, опорой семьи, преемниками отца. Теперь он сможет передохнуть – они добудут вдоволь мяса и на суше, и в море, котёл у матери всегда будет полный».
Одна только беда: здоровье матери Тумарси ухудшалось с каждым днём. Она так и не перенесла гибели их отца. Неужели и её предстоит ему скоро потерять? Или это Бог карает Тумарси за чрезмерную удачливость в охоте, за сытые животы и излишнюю самонадеянность? Ведь нельзя же безнаказанно столько лет быть счастливыми.
Как-то раз тяжело больной матери Тумарси приснился сон. Будто выходят из реки животные, похожие на оленей, до того тучные, что еле передвигают ногами. А следом, когда они скрылись, из воды появляется новое стадо. На этих оленей было жутко смотреть, до того они были тощие, так что кости выпирали из-под шкуры. Вдруг они в мгновение ока настигли первых и сожрали их всех до одного. Вот только еда не пошла им впрок: они так и остались высохшими, с уродливыми впалыми боками.
Потом мать увидела во сне человека в богатой одежде, к которому тянулись тысячи измождённых рук, прося дать им пищи. Человек достал большой мешок и по очереди одаривал страждущих. И будто бы этим человеком был он, Тумарси. А потом стало совсем тихо, и она увидела перед собой большой красивый дом. Она вошла туда, но там в комнатах вповалку лежали мертвецы, а на нарах – тот самый человек в богатой одежде. Он посмотрел на мать, улыбнулся, потом взял её руку, положил себе на грудь и больше не двигался.
Так завершился сон матери. Тумарси будто придавило к земле. Внутри него зашевелилось что-то неприятное и скользкое, словно готовое поиздеваться над ним, но ещё не выбравшее для этого ни времени ни часа. Через несколько дней мать скончалась. Её завернули в кожаный саван из лучшей тюленьей кожи. Прочли молитву, опустили в могилу.
«– Из земли ты вышла, в землю возвращаешься и из земли восстанешь. Аминь.
– Аминь, – подхватил Тумарси дрожащим голосом».
Снова Тумарси пришлось подключать веру в Творца, который не допустит слишком больших лишений и справедливо раздаст людям счастье и страдания. Так и произошло. Угасла на глазах любимая мать – зато следующие годы выдались для жителей Накерлока удачными как никогда. Старший сын Тимуту окреп и научился управляться лодкой-каяком и копьём почти как взрослый. Тумарси вновь воспрял духом и начал без страха смотреть в будущее. Сыновья росли настоящими охотниками, а значит, его род не прервётся. То, чему он их учил столько лет, поможет им одолеть смерть в решающую минуту.
Но вот однажды Тимуту вместе с другими молодыми охотниками ушёл на промысел в море. Вдруг откуда ни возьмись налетел ураган, сопровождаемый густым снегопадом. Небо и море слились воедино, так, что охотники уже почти не видели друг друга. Даже убитого тюленя пришлось выбросить за борт как лишний груз. Только бы добраться до спасительного острова. Волны с яростью обрушивались на них одна за другой, и охотникам приходилось грести изо всех сил.
Но – о ужас! – их несло прямо на скалы, о которые неистово бился прибой. Тимуту грёб как одержимый, но высокая волна вышвырнула его из лодки. Он хотел схватиться за весло, но и оно выскользнуло из рук. Волны швыряли Тимуту, словно мячик, когда к нему кое-как подплыл на своём каяке бросившийся на помощь Тумарси. Подцепив тело задыхающегося сына гарпунным ремнём, он потянул его к берегу и только там, на берегу, понял, что вытащил из моря труп. Сперва он ошеломлённо смотрел на тело сына. Потом, словно желая вернуть Тимуту к жизни своим теплом, рухнул на него. Остальные охотники, которым удалось выжить, оцепенело молчали.
Обратно Тумарси плыл, низко опустив голову и редко взмахивая веслом, как того требовал обычай от человека, который плывёт с дурной вестью. Все, кто остался на берегу и напряжённо всматривался в море, замерли от приближающейся беды. Сколько человек погибло? И главное – кто именно? Чьи семьи останутся отныне без пищи и сыновей?
Заледеневшиее тело Тимуту принесли в дом Тумарси на носилках и положили рядом со входом. «Только теперь, наедине с собой, Тумарси осознал, какая на него свалилась беда. Все надежды на будущее развеялись в дым… Как смириться отцу, отдавшему все свои лучшие годы тому, чтобы обеспечить продолжение рода, с этим ударом, который внезапно свёл на нет все его усилия и надежды?» На другой день Тимуту похоронили.Здесь, под волною стылой
Приют навеки дан.
И стал тебе могилой
Великий океан.
Разум Тумарси почти помутился, но всё-таки каким-то уголком сознания он сумел воззвать к Богу с просьбой не дать ему сойти с ума. Не лишать его последнего убежища и сохранить разум, а уж тот-то если и не поможет преодолеть тяготы и потери, то всегда объяснит их. Отыщет в своих кладовых причину чего-то страшного и неведомого, и человеку станет легче.
Так и вышло. На следующий день Тумарси попросил еды, хлынули первые слёзы, мысли стали выстраиваться с прежней стройностью, и наступило просветление. Слёзы всегда есть возврат во время, из которого выпадаешь в минуту большой беды. Тумарси даже устыдился своему горю. Забрали самого дорогого сына Тимуту? Что ж, Бог дал, Бог взял. Надо оглядеться, как обстоит дело у других. Там две семьи единственного кормильца потеряли, их ждёт голодная смерть. Чего же ты хочешь для себя?
«Я же в состоянии охотиться, у меня есть ещё сыновья, которых – если ничего не случится – я должен воспитать. Господь был милостив ко мне. И я устыдился, что в своём себялюбии проглядел великий промысел Божий. Если Господь в своей великой мудрости оставил те семьи без кормильцев, почему он должен был сделать для меня исключение?» Так не бывает. Это уже гордыня во всей своей красе. То, что в церкви с юных лет приучают подавлять в себе в зародыше.
Вот и Тумарси, стиснув зубы, задавил. Он попросил священника сделать табличку с надписью: «Бог дал, Бог взял, Да славится имя Господне». Написано было по-гренландски, внизу стоял крест, а табличку Тумарси повесил на стену. Разум и тут не подкачал. Сумел вывернуться наизнанку и найти достойное объяснение дикому и необъяснимому, тем самым спасая психику от сокрушительного удара. «Когда я сумел рассудить таким образом, на душу мою снизошёл покой – покой, который выше разума… Я возблагодарил Бога за его милость и снисхождение ко мне. И чтобы хоть как-то отблагодарить Его за Его доброту, я поклялся самому себе, что, пока я жив, вдовы и сироты тех двух погибших не будут знать нужды».
Так исповедовался Тумарси катекету. Вот только старый священник-катекет вдруг почувствовал себя рядом с Тумарси совсем молодым. Ведь тот сидел согбенный, морщинистый, поседевший, а на губах не играло даже намёка на улыбку. Да тот ли перед ним Тумарси, которого он знал когда-то? Тот, тот, успокойся! Только поближе познакомившийся с Богом, точнее с тем, что мы благоговейно называем ниспосланными нам испытаниями.

Так нам легче – во всём видеть чью-то целенаправленную волю. Только бы не дать прорваться в сознание мысли о случайности происходящего. Человеку невыносима мысль, что того, что вышло, могло бы в принципе и не быть. Если миром правит случайность, то и смерть сына – не более чем нелепое стечение обстоятельств. Нет, жизнь Тимуту не просто так оборвалась, недаром его молодое мускулистое тело захлестнуло волной. Кто-то Великий и Всемогущий возжелал забрать его к себе, и с этим ничего не поделаешь.

Поняв это, Тумарси снова обрёл силу жить. Отныне он с удвоенной энергией принялся за воспитание сына Исака: ведь именно ему предстоит заменить Тимуту на посту кормильца. Жителей в Накерлоке поубавилось, и зверя стало хватать на всех. Всё потянулось по-старому. «Всё делалось для того, чтобы ни один род не угас». Бог ведь посылает испытание, чтобы ты вышел из него сильнее и мудрее. Да и за мрачной полосой непременно должна потянуться светлая. Так подсказывала народная мудрость: страшное осталось позади.
Эх, если бы! Та череда событий была всего лишь блекловато-серой полоской вашей жизни. Вы ещё не научились распознавать настоящий чёрный цвет! Но вот осень началась с ненастной погоды, с затяжных западных ветров. Зверь, словно почуяв неладное, уходил, и мужчины, как правило, возвращались с промысла ни с чем. Пришлось скрепя сердце почать зимние запасы. А в начале декабря на горизонте обозначились зловещие белые очертания. К Накерлоку медленно, но неумолимо приближались льды. Море словно вымерло. Охотники лихорадочно рыскали в поисках последнего зверя, но того будто след простыл. К Рождеству залив был уже забит льдом, и посёлок со всеми его жителями оказался отрезанным от внешнего мира.
«Зимние запасы быстро таяли, пришлось уменьшить дневную порцию пищи. От недоедания люди начали слабеть. Отощавших собак перебили и съели». Тумарси с сыном тоже яростно выискивали добычу, но даже их, таких изворотливых и везучих, ждала неудача. На Рождество в дом Тумарси впервые пришли просить милостыню, и он распахнул закрома. Сбылся вещий сон умирающей матери: отныне Тумарси стал кормить другие семьи, делясь с ними последним. Теперь он сам ходил по домам и оделял тех, кто был не в силах подняться с постели.
Однажды он вошёл в дом. Изнемогший от недоедания, лежащий на нарах мальчик протянул к нему руку, Тумарси вложил в неё кусочек мяса. Мальчик сунул мясо в рот и вдруг закричал от боли и выплюнул на ладонь два зуба. В другом доме младенец теребил высохшую от голода материнскую грудь, тщетно пытаясь высосать из неё хоть каплю…Чудится – в надгробном вое
Плач его звенит в ушах .
Плач, как существо живое,
Явь ужасная в дверях.
И к дому Тумарси незаметно подступил голод. Жена превратилась в бледную, едва передвигающуюся тень. Светильников почти не жгли, последние порции сала подмешивались в корм. Вновь Тумарси обратился с вопросом к Богу. Неужели его щедрости, его добрых дел для Бога недостаточно, чтобы смилостивиться? Да они Его, по-видимому, не особо интересуют, чьи-то добрые дела. Гордыня это и не более того – стремление стать чьим-то спасителем, продлевать чьи-то жизни куском мяса или тюленьего жира. Никто, кроме Бога, не властен над судьбой своих тварей. Никто не вправе миловать их, когда Ему по непонятной причине возжелалось их смерти.
Однажды младшие дети Тумарси вышли из дому и рассказали, что видели мальчика, который жевал подошву. Они простодушно спросили у матери, вкусно ли это. Мать накричала на них. Тумарси молча пошёл в кладовую глянуть на запасы и ужаснулся: их почти не осталось. Он больше не мог посылать людям манну небесную, отсрочивая их гибель. Когда Тумарси вернулся, в дом вошла женщина и попросила что-нибудь для своих больных детей. Тумарси не выдержал и дал ей пригоршню мойвы. Вечером он узнал, что та женщина умерла.
Утром, когда дети проснулись, они первым делом попросили есть. Потом, получив крохотную толику пищи, запели псалом, которому их когда-то научил отец:«От земной неверной круговерти
Мысли мои, Боже, отврати,
Чтоб душа лишь помнила о смерти,
Об одном-единственном пути».
«Тумарси никогда раньше не вдумывался в эти слова. Теперь же он почувствовал, что они обращены к нему. Он даже растерялся. Неужели следует жить, совсем не заботясь о бренном существовании, обо всём, что необходимо для поддержания жизни? Неужели в их положении надо просто покориться судьбе?» Если так, то вся предыдущая жизнь была напрасной тратой времени и сил. Если всей его семье предстоит угаснуть, убаюкаться в снежно-голодной колыбели.
А как же Бог? Он что, не видит страданий их беспомощных жён и детей? Да что они ему! У него много во Вселенной миров: один уничтожит, пять создаст. А вы лежите, свернувшись калачиком от нестерпимых судорог, и подыскивайте объяснение, чем вы Его прогневали и заслужили такую участь. Объяснение найдётся, уж поверьте! Особенно, когда в голове мутится от голода, а перед глазами ходят тёмные круги…
Но ещё не настал последний час для того, чтобы сдаться. В конце концов, может что-либо на этом свете сделать человек? Или он, Тумарси, обязан при виде околевающих от голода людей сидеть сложа руки и ничего не предпринимать? Он, пока ещё могущий управляться с лодкой-каяком и держать в руках весло! Последняя жизненная энергия, последняя мужская воля включаются в душе Тумарси. Он ослабел меньше других, значит, ему и идти за помощью. Где-то там, очень далеко, расположена датская фактория. Там местные власти, у них наверняка найдутся запасы продовольствия. У них-то он и попытается попросить поддержки.
Тумарси собрался в путь. С тяжёлым сердцем провожал посёлок Тумарси, следя, как он бредёт по льду, до тех пор, пока его сгорбленная фигура не скрылась за торосами. Уж если ему не улыбнётся удача… Но Тумарси ждало новое испытание. Лишь только он погрузился в каяк и отплыл от родных берегов, как разыгралась снежная буря. Повсюду не видно было ни зги. Потом весло упёрлось во что-то твёрдое. Оказывается, он вместе с лодкой был окружён кусками ломающегося льда. Некоторое время Тумарси продолжал плыть, маневрируя среди наползающих ледяных обломков. Потом и это стало невозможным.
Теперь выход был один – бросить лодку, выбраться на прочную льдину и, перепрыгивая с одной льдины на другую, попытаться достичь противоположного берега. Льдины гнало в открытое море, но Тумарси, часто проваливаясь под воду и вновь вскарабкиваясь на лёд, неуклонно продвигался к берегу. Но и у берега, куда он добрался с таким неимоверным трудом, его ждало разочарование: оглядевшись вокруг, он не увидел ничего, кроме расстилавшихся перед ним снежных просторов.
«В отчаянии он шёл по земле, ища хоть какого-нибудь убежища.» В конце концов он разгрёб снег под скалой, забрался в вырытую яму и засыпался снегом. И тут же потерял сознание. Когда наступила следующая ночь, Тумарси снова улёгся и засыпался снегом. Из-за туч выглянула луна, а буря, похоже, утихла.
Когда Тумарси очнулся, он стал размышлять о путях господних. Бог дал ему силу, ловкость и выносливость – всё, что необходимо для охотника. А достаточно ли он, Тумарси, возблагодарил за это Бога? Нет, он был горд и спесив, надеясь только на свои силы. На самом деле то была не его сила. Она была ему дарована свыше, только он слишком поздно это понял.
Однако по какому-то непостижимому парадоксу Тумарси и тут не оставляла вера в то, что Бог поможет. Если не ему, то тем, кто остался в родной заснеженной дали. Ведь даже бессловесным воронам Господь посылает пищу. Пошлёт и его голодающей семье, отрезанной льдами от остального мира. Он надеялся, что, быть может, северный ветер разогнал льды и охотникам всё же удалось выйти на промысел и спасти жизнь посёлку?

Всё правильно: пока в тебе теплится искорка жизни, ты будешь печься о ней, такой ничтожной с точки зрения вечности. Но вот холод и непрекращающийся снег довершают своё дело, и мозг Тумарси немедленно отзывается. Последние ячейки сознания гаснут, позволяя сердцу обрести окончательный покой. А следом приходит и долгожданный вывод. Чего от нас ждёт Бог? А вот чего – полной покорности. Любой наш шаг, даже из благородного самопожертвования, есть уже гордыня, то есть расчёт на свои силы. Я что-то могу в этой жизни – вот начало отпадения от Бога.

Да ничего ты, по большому счёту, не можешь! Всё в руках высших и скрытых сил, до которых тебе не доползти умишком, сколько ни напрягайся. Как заставить тебя это понять? Очень просто – лишить тебя всего, что ты имеешь. Лишить разом, вдруг. Чтобы всё осыпалось, как при землетрясении, когда под ногами крошится и проваливается земля. Вот тогда ты наконец осознаешь своё земное ничтожество и великое, неподвластное логике присутствие Бога.
Тумарси вдруг послышались голоса людей, поющих над ним знакомый псалом. Его начало охватывать странное, неведомое прежде спокойствие. «Земная жизнь стала казаться ему теперь тяжёлой и бессмысленной… пустой и не стоящей сожаления… Тумарси снова услышал звуки псалма и даже удивился, что помнит слова:
«Возьми меня, смерть, ибо я изнемог,
Снеси меня в синий
небесный чертог…»
«Неожиданно перед ним явилась мать. Она взяла его за руку, и Тумарси прижал к груди и её и свою руку. Он закрыл глаза, и сердце его перестало биться».
Так и завершилось. Тумарси, не добравшись до помощи, замёрз в снегах. Все, кто остался в посёлке, кто был дорог ему и верил в него как в спасителя, умерли с голоду. Господь явил им свою последнюю, самую великую и непостижимую мудрость. Вознеслась ли душа Тумарси к Богу или растворилась в колючем, беспощадно воющем ветре – неизвестно.

Виталий ПЕТУШКОВ
Иллюстрации П. Григорьева.