БУНТ ГЛЯНЦЕВОГО ПЕРСОНАЖА: ДМИТРИЙ ВОДЕННИКОВ

№ 2008 / 2, 23.02.2015

Визитной карточкой Дмитрия Воденникова принято считать стихотворение «Так дымно здесь…».
Визитной карточкой Дмитрия Воденникова принято считать стихотворение «Так дымно здесь…». Я позволю себе его процитировать от начала и до конца. Поэт пишет:Так дымно здесь
и свет невыносимый,
что даже рук своих не различить –
кто хочет жить так, чтобы быть любимым?
Я – жить хочу, так чтобы быть любимым!
Ну так как ты – вообще не стоит – жить.

А я вот всё живу – как будто там внутри
не этот – как его – не будущий Альцгеймер,
не этой смерти пухнущий комочек,
не костный мозг
и не подкожный жир,
а так, как будто там какой-то жар цветочный,
цветочный жар, подтаявший пломбир,

а так, как будто там какой-то ад пчелиный,
который не залить, не зализать…
Алё, кто хочет знать, как жить, чтоб быть любимым?
Ну чё молчим? Никто не хочет знать?

Вот так и мне не то чтоб неприятно,
что лично я так долго шёл на свет,
на этот свет и звук невероятный,
к чему-то там, чего на свете нет,

вот так и мне не то чтобы противно,
что тот, любой другой, кто вслед за мною шёл,
на этот звук, на этот блеск пчелиный,
на этот отсвет – всё ж таки дошёл,

а то, что мне – и по какому праву –
так по-хозяйски здесь привыкшему стоять,
впервые кажется, что так стоять не надо.
Вы понимаете, что я хочу сказать?

Огромный куст, сверкающий репейник,
который даже в джинсы не зашить –
последний хруст, спадающий ошейник –
что там ещё, с чем это всё сравнить?

Так пусть – гудящий шар до полного распада,
в который раз качнётся на краю…
Кто здесь сказал, что здесь стоять не надо?
я – здесь сказал, что здесь стоять не надо?
ну да, сказал – а всё ещё стою.

Так жить, чтоб быть
ненужным и свободным,
ничейным, лишним, рыхлым, как земля –
а кто так сможет жить?
Да кто угодно,
и как угодно – но не я, не я.
Критики уже предложили несколько трактовок этого стихотворения. Одни решили, что это – исповедь потерянного поколения, которое готовили к защите империи, но которое после развала Советского Союза практически загнали в андеграунд. А другие увидели в этом проявление «новой искренности»: мол, «это всего лишь способность с обезоруживающей простотой давать старым вещам старые имена». Так, к примеру, полагает Лиза Биргер («Коммерсантъ», 2007, 2 ноября). Но у Воденникова есть собственные представления и о мире, и о поэзии, и о своём месте в литературе.
Дмитрий Борисович Воденников родился в 1968 году в Москве. Несколько лет проучился на филологическом факультете в Московском педагогическом университете. Потом четыре года проработал в школе. Затем ушёл на «Радио России», где стал вести передачу о современной литературе «Своя колокольня».
Первый сборник «Репейник» Воденников выпустил в 1996 году. Как утверждал Михаил Айзенберг, своеобразие стихов поэта проявилось прежде всего в двухголосье. «Интонационный зачин каждой вещи принадлежит автору, – писал знаменитый обитатель андеграунда, – но через какое-то время та же интонация подхватывается другим голосом, развивающим тему как драматический монолог» («Знамя», 1997, № 2).
Но более всего нашу критику впечатлил третий сборник Воденникова «Как надо жить, чтоб быть любимым». Дмитрий Ольшанский, к примеру, публично его включил в десятку лучших книг сезона 2000/01 года. Он заявил: «Поэзия Воденникова – долгожданный возврат общеупотребительной лирики, прошедшей сквозь все сциллохарибды разрушительных экспериментов. Такие стихи – всё равно как первые прикосновения к регенерировавшейся после ожога коже» («Независимая газета», 2001, 10 августа).
Меня же в ранних стихах Воденникова очень смутили его частые обращения к теме смерти. Нет, он и тогда писал мощно. Процитирую хотя бы вот эти строки поэта:Землёю пахла, воздухом пылила,
а выпила меня и отпустила
(ну, вот и пусть сама в земле лежит).
У молодости безобразный вид,
когда она уже остыла.
Да и без нас уже напичкана по горло
земля, как курица, но вот приснилось мне,
что мой отец (точнее, папа) умер
и на прощанье – озверел во мне.
Как колобок, вертящийся, паскудный,
всё прыг да скок по венам и рукам,
а мне вдруг кажется, что я его забуду,
а мне вдруг кажется, что я его отдам…
Но неужели поэт, когда писал эти стихи, не понимал, что слова способны материализовываться?
Со временем критики приклеили к Воденникову ярлык глянцевого персонажа. Это намёк на тот образ жизни, который поэт стал вести в постперестроечную эпоху. Но Воденников с таким определением категорически не согласен. Он признаётся: «Сами по себе меня какие-то «абстрактные» стихи не интересуют нисколько. Я их не люблю. Любить можно либо какое-нибудь большое или маленькое жалкое существо типа собаки или кошки, либо иллюзию. Поэтому я существую в пространстве мифологии, а не психологии. Я так воспринимаю мир. Схватываю некие знаки и в этом живу. Поэтому и к раздваиванию моего образа стал умудрённо относиться – бешусь, но один раз через три. Если вы читали мои книги, то их пафос и месседж – как выжить» («Известия», 2007, 2 ноября).
Вопрос в том, какие изобразительные средства использует поэт для достижения своих целей. А вот в этом плане он никогда не зацикливается на одних и тех же приёмах. Если первую его книгу «Репейник» отличала прежде всего роскошная метафория, то в четвёртом сборнике «Мужчины тоже могут имитировать оргазм» ему захотелось сделать ставку на минимализм.
К сожалению, четвёртому сборнику Воденникова не повезло: почти весь его тираж сгорел в пожаре в клубе Билингва.
Это происшествие, видимо, очень сильно повлияло на поэта. Он меньше стал писать стихов, но зато открылся как интересный рассказчик и собеседник. Не случайно очередную свою книгу «Вкусный обед для равнодушных кошек» ему захотелось выстроить в принципиально новом ключе: старые стихи разбивать циклом интервью, данных им Светлане Лин. Как заметил Данила Давыдов, «Воденников вообще склонный к откровенности (быть может, здесь нужны кавычки – разберёмся несколько позже), доселе, кажется, нигде не демонстрировал столь подробно свои воззрения (быть может, и здесь нужны кавычки). Ценность этих разговоров – в их двойном дне. Умело пользуясь безответственностью жанра, собеседники позволяют себе очень много сильных высказываний, могущих шокировать человека невнимательного» («Критическая масса», 2005, № 2).
Примерно тогда же Воденников взялся вести интернет-дневник. «Вживление» дневниковых фрагментов и микроэссе в корпус своих старых стихотворений привело к эффекту преодоления литературности до предела. Первой это почувствовала на примере книги Воденникова «Черновик» критик Евгения Вежлян. Она увидела, как стих втянул в себя не только все аспекты жизни лирического героя, но и любую реакцию его возможного слушателя. «Воденников (как образ, как герой), – решила Вежлян, – теперь становится полным властелином изливающейся в его текстах жизненной стихии. Он как Бог в известном анекдоте, который, когда ему указали на ошибки в формуле мира, отвечает: «И это знаю»… Любая небрежность (из тех, в которых так любят обвинять поэта) объявляется заранее запланированной, и любой текст становится лишь неокончательной записью текущей жизни – то есть черновиком» («Новый мир», 2007, № 4).
Позже этот приём – монтажа дневников со стихами – Воденников использовал и в книге «Здравствуйте, я пришёл с вами попрощаться». Прочитав её, обозреватели газеты «Коммерсантъ» Анна Наринская и Григорий Дашевский пришли к выводу, что поэт «рискнул вести жизнь звезды, поскольку «звёздность» – это не число поклонников, а способ существования. Он превратил подспудный нарциссизм поздней романтической поэзии, от Цветаевой до Бродского, в явную, концентрированную тему, а в свой роман с самим собой включил публику на правах равной, третьей участницы. В рамках этого трагического любовного треугольника он и выступает с чтениями, позирует на фотосессиях, ведёт интернет-дневник – а теперь выпускает дневник книгой «Здравствуйте, я пришёл с вами попрощаться» («Коммерсантъ», 2007, 7 сентября).
Этим своим дневником Воденников попытался заложить камушки в фундамент новой поэзии. И, похоже, ему сделать это отчасти удалось.В. ОГРЫЗКО