ПАПА ПАПАРАЦЦИ

№ 2008 / 8, 23.02.2015

А ещё была Земля Обетованная, где Дранков царствовал безраздельно – он был королём сенсаций. Предтеча современных папарацци, Александр Осипович, в определённом смысле, и поныне непревзойдён. Уцелевшие, к счастью, его «шалости» из жизни царских особ и выдающихся людей России, снятые методом «врасплох», сегодня уже мировая фототека. Дранков обожал фотографическое дело: здесь он поймал свою золотую рыбку и запустил мотор исторической судьбы. Но русский рынок к 1907 году жаждал уже киносенсаций, а Александром Осиповичем правил авантюрный нрав… Притяжение этих обстоятельств создало кинотектонику, которая не только постоянно сотрясала русскую публику Серебряного века, но и дала уникальные исторические документы.

Можно к титулованию Дранкова Поставщиком Двора Его Императорского Величества относиться как к анекдоту, но его авторитет первого фотографа Государственной Думы России – непререкаем. Свой опыт и связи парламентского корреспондента Дранков максимально реализовал в русской кинохронике. И здесь ему не оказалось равных. Да, в погоне за деньгами он хватал горячий материал без церемоний. Феномен в том, что архиприбыльные киносъёмки столичного ловеласа стали лицом русской истории.

Конечно, бесценные кадры есть в кинолетописях братьев Люмьер, Пате и Гомон, Александра Ханжонкова, но эпоху снял Дранков. Крупнейшие игроки кинобизнеса кормились сенсациями от Дранкова, благо он пренебрегал сферой кинопроката. По воспоминаниям известного советского кинооператора Александра Лемберга, его дядюшку на всеядность кинопапарацци спровоцировал Лев Толстой, презиравший кинематограф и полагавший себя всесильным хозяином Ясной Поляны. А раз лизнув славы льва…

Итак, в 1908 году господин Дранков решил явить миру великого русского писателя. В прологе, естественно, Софья Андреевна выставила кинематографщика за дверь. Ведь граф, исследователь «диалектики души», в сомнительных предприятиях не участвовал, тем более – в кинобалагане. Разумеется, приличия обязывали Дранкова растеряться, поклониться и убраться восвояси, в чём жена писателя не усомнилась. Не знала бедная графиня, что выдворяет человека иного менталитета. Дранков единым махом опустил Их Сиятельство на грешную землю. Naturfewalt* завёл его в дощатый сортир яснополянского парка, где он и спрятался с пудовой кинокамерой. Сколько времени он, голодный и замёрзший, героически поджидал, когда Толстой во время прогулки приблизится к заведению, неизвестно. Но когда из глубины заснеженного леса в ореоле мощи классической литературы появился хозяин, Дранков через щель «скворечника» начал съёмку: Великий Немой не дремал! Так графский снобизм вынудил его открыть метод «скрытой камеры» (что, к слову, совершенно не занимало короля сенсаций). И нтрига завязалась страстью к лёгкой наживе или дерзким желанием первым в кинохронике запечатлеть великого старца?

Думается, Александр Осипович вкусил оба конца своей мечты. И он знал, что маленький рулон плёнки, вмещающийся на ладошке, принесёт ему известность не на годы – на века. Любой папарацци испытал бы чувство глубокого удовлетворения. Но не первый разбойник русской киновольницы. Для полноты ощущений он решил добиться расположения Софьи Андреевны, распорядительницы издательских дел мужа. (Немыслимо представить, чтобы жена Ханжонкова, Антонина Николаевна, позволила себе общение с Дранковым.) Нашкодивший кинематографщик, артистически владевший всеми видами мимикрии, вернулся в имение с проектором и предложил издать Толстого на экране. Под хохот домочадцев писателя, кои хорошо ориентировались в топографии судьбы, Александр Осипович продемонстрировал свой восхитительный мир целлулоида: Толстой идёт на камеру (добирается к месту самозаточения Дранкова, но попасть туда уже не может – занято эстетикой ХХ века!) и уходит.

Сегодня эти озорные кадры – мировая фильмотека. Не устояла Софья Андреевна, позволила необузданному и безалаберному человеку снимать, и весь мир увидел великого русского писателя, его семью и быт. Дранков победил! Но опять двусмысленно. Журнал «Кино» в 1922 году опубликовал нелицеприятное высказывание Толстого из беседы с литератором Исааком Тенеромо: «Сидит в камышах кинематографии жаба-торгаш». Более того, из текста следует, что Лев Николаевич настолько озаботился будущим кинематографа, что смирился с этим всесильным чудовищем. Из абсурдной беседы, не опубликованной в обширной дореволюционной кинопрессе (более 70 только столичных изданий), авторитетнейший исследователь русского кино Семён Гинзбург делает вывод: камышовая жаба – это Дранков. Конечно, он заслужил возмездие за своё стукачество. Но, не оправдывая доносы на Ханжонкова, необходимо признать: Дранков уничижал процветавшего конкурента, а не экспроприированного фабриканта. И если бы Их Превосходительству генералу Александру Мосолову вздумалось попросить у обер-офицера Ханжонкова объяснений… А что мог оппонировать советскому журналу белоэмигрант Дранков или другие создатели русского кинематографа?

Налицо факт: съёмками Толстого Дранков вошёл в историю, а киносценарием фильма «Уход великого старца» (1912 год, режиссёр Яков Протазанов), Тенеромо в историю вляпался. Не посчитался с протестом Софьи Андреевны, когда-то снизошедшей к нему, с чувствами детей Льва Николаевича и мнением общественности во имя гонорара, проплаченного «камышовыми жабами» от Павла Тимана (производство картины) до Иосифа Ермольева (прокат киноленты).

Победила жажда наживы? Почему же Тенеромо отказался от гонорара за публикацию беседы с Толстым, например, в «Проекторе», киножурнале того же Ермольева? Или этот текст был сомнителен даже для циничного Иосифа Николаевича?

Абсолютно неверно утверждение Гинзбурга, что из всех кинематографистов Толстой знал только Дранкова. Большая часть кинолетописи писателя принадлежит фирме братьев Пате. С 3 сентября 1909 года их кинооператор Жорж Мейер сделал около 15 сюжетов, наиболее ценные – в Астапове. Немало снимал Толстых представитель фирмы «Эдисон» Томас Тапсэл. Принимал граф и Роберта Перского, который в 1911 году превзошёл самого Дранкова: располагая очередным «единственным» экземпляром пьесы «Живой труп», он вознамерился своей экранизацией (реж. В.Н. Кузнецов, Борис Чайковский) сорвать постановку драмы в Художественном театре. Тогда «Кинежурнал» (принадлежащий Перскому) написал: «Торгует произведениями своего великого отца графиня Александра Львовна, торгует ими и инженер Перский. Коммерция, ничего не поделаешь».

В 1909 году фирма Ханжонкова экранизировала драматическое произведение «Власть тьмы, или «Коготок увяз, всей птичке пропасть» (18 минут проекции). Кинолубок из 7 картин в театральных декорациях и мизансценах имел серьёзный успех (по данным Госфильмофонда РФ, фильм не сохранился). Это первая кинопостановка режиссёра Петра Чардынина. Разумеется, изуродованную киноленту «Власть тьмы» привёз в Ясную Поляну Дранков. На первых кадрах Лев Николаевич молча вышел. Правда и то, что о грандиозном провале ненавистного ему Ханжонкова Дранков растрезвонил, где только мог. Но с Софьей Андреевной номер не прошёл. Пришлось объясняться письменно: «Картина исполнена не моей фабрикой, – клялся Дранков из Петербурга, – и, взяв её, я не просмотрел предварительно, полагаясь на одно заглавие». Прощённый «агнец», конечно, тут же продолжил свои похождения, но до определённой черты…

Первыми на Толстого замахнулись французы: братья Пате в 1908 году экранизировали роман «Воскресение» с Рош и Дюмени в главных ролях. Фильм шёл в прокате под коммерческим названием «Сибирские снега». В России он вызвал смех. Мейер, который также проводил киносеансы в Ясной Поляне, мог привезти эту ленту. Но посмел ли? Однако в семье Толстого наверняка знали о «Сибирских снегах».

В это же время киноверсию романа «Воскресение» создают Дэвид Гриффит в легендарном «Байографе» (США) и датская компания «Нордиск». Вряд ли писатель их видел. В дневниковых записях Льва Николаевича о первых визитах Дранкова в Ясную Поляну – ни слова. Толстой упоминает о нём лишь 7 (8) сентября 1910 года: «Я походил на солнце. Софья Андреевна непременно хотела, чтобы Дранков снимал её со мною вместе». Единственный комментарий с именем Дранкова относится к записям от 6 – 7 января 1910 года: «Приехал кинематограф… Кинематографщики снимали. Это ничего…»

Возможно, съёмками Толстого в сентябре 1910 года Дранков спровоцировал приезд Софьи Андреевны в Кочеты. Отдыхая у старшей дочери, Лев Николаевич решил побаловаться распиливанием брёвен. Дранков, «случайно» оказавшийся в гостях у Татьяны Львовны Сухотиной, счёл за честь незамедлительно снять Его Сиятельство. Толпа ликовала. А Софья Андреевна, измученная тревогами за будущее детей и внуков, пришла в ужас от эпикурейства мужа и срочно выехала в Кочеты. Между супругами произошло тяжёлое объяснение, Софье Андреевне не удалось найти тайное завещание. Действительно, по просьбе графини Дранков запечатлел супругов, уединённо гуляющих в саду. Разлад между супругами уже переходил в трагедию: Софья Андреевна в горе уехала, Лев Николаевич отказался возвращаться в Ясную Поляну. Дранков же увозил очередную сенсацию…

 

Валентина РОГОВА