ВРАГУ НЕ СДАЁТСЯ НАШ ГОРДЫЙ «ВАРЯГ»…

№ 2008 / 14, 23.02.2015

На дворе век Интернета, но рука не поднимается выбросить старые номера «Лит.России». Всё равно что выбросить кусок жизни. Как ни крути, а работа в писательском еженедельнике, говоря высоким штилем, – самый яркий, самый значимый этап в моём профессиональном и духовном самоопределении.
В журналистской профессии я с 1972 года. А первую мою заметку напечатали в городской газете «Дзержинец» 19 октября 1965 года. Я учился в десятом классе и по заданию редакции написал про скромную женщину, вдову фронтовика, Аграфену Ивановну Вахотину, которая всю жизнь проработала на Чернореченском химзаводе. За свой многолетний труд она получила две медали и орден. Но как приехала по вербовке в 1931 году, так и жила в деревянном бараке, в тесной коммуналке, где, кроме неё, ютились ещё четыре семьи. Весной, перед окончанием школы, случайно встречаю мою героиню на трамвайной остановке. «Вы меня помните?» – спрашивает. Честно говоря, в юношеском эгоизме я уже подзабыл этот эпизод. «А мне после вашей статьи, – так уважительно назвала Аграфена Ивановна мою заметку, – отдельную квартиру дали».
Вот это, я понимаю, сила печатного слова. Потому-то и рвались в журналистику. Зато потом, попав в штат областной молодёжной газеты, сполна испытал на себе нестерпимо жёсткие рамки, в которых держали прессу. Хошь не хошь, но выдавай по определённым лекалам заточенные строчки. Особливо тогда, когда с очередной речью к народу обращался «дорогой Леонид Ильич». На каждый чих генсека надо было срочно готовить «отклики с мест» – от молодых учителей, слесарей, полеводов, животноводов. Тот самый «одобрямс», который проел все печёнки.
Не выдержал – написал заявление «по собственному желанию». Устроился художником-декоратором. Но в провинциальном театре такая рутина и топь болотная – едва ноги унёс. И что же?.. Из огня да в полымя. Переехал из Дзержинска (который сегодня славен не столько «большой химией», сколько именами Эдички Лимонова и Олега Дерипаски) в столицу и по протекции хорошего товарища попал в журнал ЦК ВЛКСМ «Молодой коммунист». А здесь идеологические заморочки ещё более жёсткие и изощрённые.
Были, конечно, и отрадные моменты: командировки по стране, интересные встречи. Но и тут держи ухо востро. Помню, сопровождал двух болгарских коллег в поездке по Русскому Северу. В Вологде, в Союзе писателей, хорошо посидели с местными литераторами, среди которых был и Василий Иванович Белов. Наутро поехали на машине в Ферапонтово смотреть фрески Дионисия. Мои болгары всю дорогу рта не закрывали, без устали сыпали анекдотами про Живкова, про Чапая. Дай-ка, думаю, и я позабавлю честную компанию. И рассказал анекдот про Брежнева. Причём такой, где Леонид Ильич выступает в весьма выигрышном свете – утёр нос президенту США Ричарду Никсону.
Возвращаюсь в редакцию. Вызывает меня наш главный, Зорий Грантович Апресян, седовласый красавец-мужчина, эстет, оратор, непревзойдённый знаток Маркса. «Как съездил?» – «Замечательно, – говорю. – Везде так радушно встречали. Ребята довольны». «А какие анекдоты ты там рассказывал?». Я опешил: откуда он знает? «Источником информации», оказалось, был четвёртый из тех, кто ехал в машине, – лысоватый, с наметившимся брюшком, инструктор обкома, «свой парень», который громче всех хохотал после каждого рассказанного анекдота. «Благодари Бога, что позвонили мне, а не в ЦК комсомола», – по-отечески пожурил Апресян.
Пронесло! Меня не уволили, но такие уроки даром не проходят. Помимо собачьей благодарности начальнику, в душе поселяется страх быть выброшенным на улицу с «волчьим билетом», когда тебе перекроют доступ в любую редакцию и останется путь либо в кочегарку, либо грузчиком в магазин. После подобных встрясок никакая цензура не нужна – ты уже сам себе цензор и не позволяешь себе никаких вольностей ни в мыслях, ни в словах. Более того, привычка мыслить по заданному шаблону становится вторым «я», которое поневоле заслоняет твою истинную сущность.
Куда бежать с подводной лодки? Ушёл из «Молодого коммуниста» в «Смену» – там те же «любимые» темы, те же требования. К середине 80-х замаячил новый выбор: или «Сельская жизнь», или «Правда». Выбрал «село», отдел культуры.
***
Над страной уже вовсю дули ветры перемен, а наша «Селяночка», по-крестьянски хитро присматриваясь, оставалась где-то на обочине, в стороне от «судьбоносных» дискуссий. Так хотелось ввязаться в большую драку, а все силы уходили на то, чтобы разбирать деревенские кляузы и читать беспомощные вирши, малая часть которых печаталась в газете под рубрикой «Родники народные». Слава Богу, была помощница – Лариса Тиграновна Мелик-Нубарова, удивительно тактичная женщина, профессиональный литератор. Раз в месяц она появлялась в редакции, забирала с собой увесистую кипу «поэтических» писем, а взамен оставляла несколько листов с пригодными для печати строчками, в коих билась хотя бы струйка искреннего чувства. Никак не думал, что эта немногословная женщина так круто повернёт мою журналистскую стезю.
В один из её визитов я разоткровенничался, стал жаловаться на свою незавидную участь: дескать, надоело прозябать и т.д. Испытующе посмотрев на меня, Лариса Тиграновна спросила: «А не хотели бы вы работать в писательской газете?» Только тут я узнал, что она, наш внештатный литконсультант, – супруга Эрнста Сафонова, бывшего руководителя Рязанской писательской организации, который проявил редкую строптивость в «деле Солженицына». История эта наделала много шуму, стала роковой вехой не только для Александра Исаевича, но и для Эрнста Ивановича. С того злополучного дня Сафонов на долгие годы попал в глухую опалу – не выходили его книги, лишь изредка удавалось пробиться с газетными очерками. И вот совсем недавно опальный писатель был назначен главным редактором «Литературной России».
Не скажу, что я сразу ухватился за это предложение. При всех томлениях духа не очень-то хотелось покидать «Сельскую жизнь», у которой был 10-миллионный тираж, ради известного лишь в узких кругах еженедельника.
Всё решила первая встреча с Эрнстом Ивановичем. Без особого интереса повертев в руках мою только что вышедшую книжку с предисловием Леонида Жуховицкого, Сафонов прямо заявил, что ему нужны не писатели, а крепкие профессионалы-газетчики. «Мы хотим делать не альманах, каким была «Лит.Россия», а писательскую газету для всех». Предложил мне взять на себя вновь созданное подразделение – отдел писем и народной жизни. Отдел, где должна кипеть «злоба дня», куда будут стекаться все людские беды и обиды. Как тут отказаться?..
***

Может, это слишком, но свою работу в «Лит.России» я бы сравнил с процессом воцерковления, когда отравленный казённым атеизмом человек с трудом возвращается к своим национальным корням, к Православию. Так оно и было. Первые семь лет я рос в глухой деревне, читать и писать меня учили богомольные бабушки, и я наизусть знал самые важные молитвы. Зато в городской школе при своей деревенской старательности и всеядности тут же попал в водоворот пионерско-комсомольской активности и к концу учёбы был образцовым «гомо советикус», таким, какими были миллионы сограждан.
Первые мои выступления в «ЛР» ничем не отличались от публикаций правоверной партийной печати. Так, в апрельском номере за 1990 год я выдал бойкую и, как мне казалось, весьма актуальную передовицу. Ждал если не аплодисментов, то хотя бы одобрения коллег. После редакционной летучки один из них обмолвился: «Вот ты говоришь «Ленин нужен перестройке», а перестройка Ленину нужна?»
Конечно, уже не было того безоглядного поклонения – все мы по-новому переосмысливали прошлое. Но так не хотелось отдавать Ильича на растерзание кровожадным «демократам», которые с той же безжалостностью терзали страну. Тогда же в разгар разоблачительной истерии я предложил Сафонову защитить вождя мирового пролетариата от… Бердяева. Эрнст Иванович улыбнулся своей мягкой улыбкой и тихо сказал: «А надо ли?..»
Внешне спокойный, даже флегматичный, Сафонов обладал твёрдым характером бойца. Евпатий Коловрат не по виду, а по духу. С его приходом «Лит.Россия» сразу оказалась в эпицентре яростной идейной и политической борьбы, которая развернулась в стране в конце 80-х – начале 90-х. Борьбы, в которой не так-то просто было найти своё место, понять, кто прав. Ведь горбачёвская «перестройка» с её пресловутой гласностью и плюрализмом внесла невообразимую сумятицу в умы. И сотрудники писательской газеты не были застрахованы от сомнений и ошибок, но «Литературная Россия» как боевая единица отличалась самостоятельной и независимой позицией. Недаром один учёный муж, узнав, где я работаю, искренне посочувствовал: «Вы же, как крейсер «Варяг», бьётесь в одиночку с целой армадой».
Да, мы ясно видели, где наши недруги. Сложнее было с друзьями и союзниками. Коммунистические «верхи», попав под колпак А.Н. Яковлева, оставались глухи к набатным призывам, которые звучали со страниц еженедельника. Но всё же мы связывали определённые надежды с реформированием КПСС, воссозданием в её составе Российской компартии. В июне 1990 года на учредительном съезде Компартии Российской Федерации мне удалось пробиться через заградительный кордон к М.Горбачёву и задать ему вопрос: «Как вы относитесь к «Литературной России»?» Генсек снисходительно проронил: «Читаю и размышляю». И это всё?!
Ещё более удручающее впечатление осталось от встречи с И.Полозковым, которого прочили в лидеры российских коммунистов. Незадолго до этого Иван Кузьмич с треском проиграл Б.Ельцину схватку за пост Председателя Верховного Совета РСФСР. Мы пили чай в цековском буфете, и мой собеседник – «народный заступник», «надежда России» – с потухшими глазами вслух (но не для печати) мечтал о спокойной жизни где-нибудь на пасеке у знакомого лесника.
Ещё раз мы встретились с Полозковым после партийного съезда, на котором он был избран первым секретарём ЦК Компартии РСФСР. Иван Кузьмич приободрился, обрёл привычную для себя аппаратную стойку и с невесть откуда взявшимся оптимизмом рассуждал о скорой консолидации «всех здоровых сил», о партнёрстве с другими общественными движениями за перестройку. Когда я выключил диктофон, Полозков опять как-то сник и начал жаловаться на происки анонимных противников, пытавшихся вбить клин между ним и Горбачёвым. Мы в «Лит.России» поняли (и жизнь подтвердила верность наших догадок): с таким лидером каши не сваришь. Хороший он человек, Иван Кузьмич, но, как говорила в одном фильме героиня Нонны Мордюковой, не орёл.
***
Спектр патриотических сил в те годы был достаточно широк. «Лит.Россия» стала не только рупором патриотов, но и горячей поборницей их объединения. Однако настоящего единения «красных» и «белых», коммунистов и державников, несмотря на ряд серьёзных усилий, увы, не получалось. Русская соборность, о которой так много толковали в патриотических кругах, оставалась недостижимым идеалом. После убойной полемики, которая велась в прессе, в Верховном Совете, пришло, решили мы, время звать не на баррикады, а к созидательной работе ради России.
Между тем противостояние патриотов и «демократов» достигло такого накала, что ни о каком диалоге, казалось, не могло быть и речи. И всё-таки нам удалось провести такой диалог, причём на парламентском уровне. В июньском номере 1991 года была опубликована беседа двух народных депутатов РСФСР – председателя кадетской партии, члена координационного совета «Демократической России» Михаила Афанасьева и одного из лидеров патриотов-государственников Николая Павлова.
Их спор о будущем Союза и России был настолько важен, что вычитывать вёрстку перед выходом газеты в редакцию прибыл высокопоставленный функционер «Дем. России». Депутаты спорили о проекте Союзного договора – подписывать его России или не подписывать? Вопрос, о который двумя месяцами позже споткнётся ГКЧП.
Не скажу, что эта публикация вызвала однозначную реакцию читателей. Иные подписчики «Лит.России» упрекали нас в том, что мы без боя сдаём газетную территорию «идейному противнику». Да, рецидивы баррикадного мышления глубоко укоренились в сознании. Всякий раз, когда мы давали слово представителю какого-либо партийного направления, пусть и патриотического толка, это вызывало неудовольствие, а то и открытый демарш оппонентов. Так, однажды «по идейным соображениям» свой материал прямо из номера снял высоко чтимый нами публицист Сергей Георгиевич Кара-Мурза. По его мнению, мы не очень-то почтительно отзывались о советской эпохе и роли коммунистов.
Об отношении к Компартии я уже говорил. Могу добавить: «Лит.Россия» – единственное издание, где в полном объёме опубликовано выступление Геннадия Андреевича Зюганова, на тот день – бывшего члена Политбюро ЦК КП РСФСР, на заседании Конституционного суда по «делу КПСС». Хорошо помню, при каких обстоятельствах этот материал появился в газете и какую роль сыграл тут главный редактор издания, которое к тому времени не раз получало «чёрную метку» от демократического агитпропа, вплоть до угрозы закрытия.
***
Что скрывать, приходилось слышать и такое: дескать, «Лит.Россия» стала белогвардейской газетой. Подобные оценки появились после того, как Эрнст Иванович Сафонов в ходе писательских поездок за рубеж на свой страх и риск установил тесные контакты с русской эмиграцией первой волны – потомками тех, кто в годы Гражданской воевал в войсках Деникина и Колчака. Тогда же на страницах еженедельника печатались статьи, в которых братоубийственная бойня трактовалась не как триумф нового строя, а как трагедия народа.
И всё же главную лепту в актив «Лит.России» вносили не эмигрантские авторы, а наши классики: Валентин Распутин, Василий Белов, Владимир Солоухин, Виктор Лихоносов, Юрий Кузнецов… Они, а также другие известные прозаики и поэты чаще выступали как публицисты или собеседники редакции. Мне выпала удача беседовать с Валентином Григорьевичем Распутиным. А вот «поймать» Василия Ивановича Белова, в ту пору народного депутата СССР, несмотря на все старания, так и не удалось.
В российской глубинке номера писательской газеты со статьями Вадима Кожинова, Игоря Шафаревича, Ксении Мяло, Эдуарда Володина передавали из рук в руки. Помимо обстоятельных статей и интервью, в газете были острые реплики, актуальные комментарии, умные письма читателей. О взлёте популярности «Лит.России» говорит тот факт, что подписной тираж еженедельника в начале 90-х вырос в четыре-пять раз.
И если уж сравнивать «Лит.Россию» начала 90-х с крейсером «Варяг», то нельзя не подчеркнуть (ещё и ещё раз!) решающую роль нашего капитана – Эрнста Ивановича Сафонова. Как любой главный (а мне довелось работать не с одним главредом), он был диктатор – в том смысле, что твёрдо определял «курс корабля», направление «главного удара». Но в повседневном общении это был абсолютно порядочный и очень скромный человек. Мягкий, добрый, понимающий. Казалось, его нельзя было рассердить. Он прекрасно видел слабости сотрудников, но не помню случая, чтобы он кого-то отчитал или наказал даже за грубые прегрешения. Либерал… И это касалось не только трудовой дисциплины. В «Лит.России» работали и публиковались люди разных убеждений – здесь и в помине не было того идейного диктата, который характерен для иных «демократических» изданий. Была такая свобода творчества, о которой наши умученные партийными догмами интеллектуалы не смели и мечтать.
За эти годы до неузнаваемости изменились и страна, и мы, грешные. Но «Литературная Россия» времён Эрнста Сафонова навсегда останется школой профессионального мастерства, школой гражданского мужества. И разве для меня одного?..