СпокойнаЯ жизнь

№ 2008 / 17, 23.02.2015

Рассказы Бориса Екимова очаровывают своей задушевностью. Особенно хороши «запевы» – в них естественность, простота, органичность письма, ёмкие диалоги, прекрасное знание материала, бытовых подробностей сельской жизни. Реплики героев рассказов невозможно выдумать, кажется, что речь их подслушана внимательным автором и тотчас записана. Екимов – убористый писатель, лишённый излишеств, экспериментов. Критики его хвалят, называют продолжателем «деревенщиков», говорят, что его рассказы – это «традиционная русская проза в её современном исполнении», неизменно подчёркивают социальность тем, над которыми работает писатель, а давняя его повесть «Пиночет» вообще произвела фурор – о ней много писали и говорили.

Борис Екимов уважительно относится к читателю – в его рассказы можно погружаться без опаски: в них нет (и никогда не было) непристойностей, цинизма, физиологических подробностей, «чернухи», нет и «переливания» в чужую душу собственных психокомлексов. По нынешним временам – это немало. Нет, впрочем, и словесных вывертов, краснобайства, пустословия – прозаик завидно лаконичен. И это тоже делает ему честь: писатель бережёт читательское время, эмоции. Пишет о том, что знает. Воображение его работает естественно и чутко: главное, не уклониться от правды жизни. Вернее, от мелких, повседневных деталей деревенского бытия (реплик, слов), которые создают картину предельной достоверности, правдивости происходящего.
Но правда и «атмосфера правдивости» – разные вещи. А классические «деревенщики» (вроде Василия Белова) и литераторы, пишущие о селе и даже живущие в «глубинке», – это разные типы социального и гражданского поведения.
Умеренность и аккуратность – вот, пожалуй, основные качества, которыми можно охарактеризовать прозу Бориса Екимова. Писатель прекрасно знает диапазон своих возможностей, трезво оценивает запас сил. У него нет творческих безумств, вроде написания романа «Всё впереди». Василия Белова здорово обругали за это произведение («случайные разговоры, брюзжания», «антисемитизм», «назидательность, угас язык»). И впрямь, «Всё впереди» трудно отнести к творческим вершинам писателя. Но именно эта попытка – взяться за невозможное, за неведомое, за «езду в незнаемое», да ещё при этом «бежать впереди саней» – задним числом объясняет рождение у автора шедевров русской прозы второй половины ХХ века – повести «Привычное дело» и цикла рассказов «За тремя волоками».
Что ж, у каждого писателя свой путь. Некоторые критики говорят, что, читая Бориса Екимова, они вспоминают Антона Чехова. А вот мне почему-то вспоминается журналист Лаптев из давней повести Екимова «Частное расследование». «Никакого шарма, парижского или иного, у Лаптева не имелось. (…) Короткий нос уточкой, светлые маленькие глаза, крепкий выпуклый лоб и лысина до затылка – это на лицо. И по одежде он от отчины далеко не ушёл».
Но дело, разумеется, не во внешнем сходстве писателя с литературным героем, а в общности мироощущения. «Смелость. Нет. У Лаптева её не было. (…) Лаптев не был упрям, нет. И настырным не был. Он очень любил спокойную жизнь: на работе делать свою работу, делать её хорошо, насколько сил хватит; после работы отдыхать: глядеть телевизор, разговаривать с Алёшкой и женой, если мясо попадётся, лепить и есть пельмени, желательно со сметаной». (Тут кстати вспоминается и признание Екимова из автобиографического рассказа «Донская уха»: «Грешен, люблю вкусно поесть»).
Именно «спокойная жизнь» отражена в большинстве екимовских вещей (несмотря на внешние приметы острой социальности). Многое из того, что издатели называют рассказами, таковым вовсе не является – это художественные очерки («Каргины»), зарисовки («Ты не всё написал…»), этюды («Говори, мама, говори…»). Но во всех этих произведениях есть чувство меры, прекрасное знание материала, наработанная интонация, пластика, и всё это вместе умело маскирует «спокойствие» писательской души. Не рассказы, но добротная, культурная проза. Духовные искания самого автора спрятаны надёжно, глубоко. Это заставляет задуматься: а существуют ли они вообще и в чём их смысл, суть?
Один из критиков был удивлён «эмоциональной бедностью» героев Бориса Екимова. Действительно, иногда создаётся впечатление, что в произведениях писателя берутся в основном внешние черты, колорит повседневной жизни Придонья. Автор будто «отключен» от своих героев, или «включён» в рассказ настолько, насколько этого требует «материал». Впрочем, так было не всегда. Ранние работы Екимова отличались пронзительной сентиментальностью. Вот городской человек Григорий приезжает сажать огород чужой старой женщине – тётке Варе («Как рассказать…»). «Так ясно виделась Григорию весенняя земля, огород, солнце, синева неба и старая женщина, что из последних сил копает и копает землю. Вот, кажется, сейчас упадёт… Но нет… Обопрётся на черенок лопаты, отдышится – и снова за труды». А вот тракторист Тарасов из одноимённого рассказа. Тракторист самовольно отвёз солому на Вихляевский животноводческий комплекс – жалко ему голодную скотину: «Нельзя, невозможно было признать в этих мослатых одрах тарасовских тёлок, каких сдавали колхозу в сентябре. Те были не скотина – картинка, с лоснящейся шерстью, сытыми боками, широкой спиной – весёлые молодухи». Цитата, разумеется, не передаёт в полной мере крестьянского горя – труд Тарасова оказался попран несправедливым устройством колхозной жизни.
Тема деревенского запустения, обнищания села, деградации её жителей – пожалуй, ключевая в творчестве Бориса Екимова. И вероятно, картины эти, нарисованные писателем, отчасти милы нашим «городским критикам», убеждённым, что уж они-то (и их близкие) как-нибудь прокормятся и без Тарасовых, Каргиных, Холюш и прочих аборигенных персонажей. Иногда Борис Екимов проявляет творческую волю и «принудительно» создаёт «образ положительного героя». К таким персонажам можно отнести председателя колхоза из повести «Пиночет». Напомним суть произведения: вернувшийся в родное село Корытин взваливает на себя нелёгкую долю руководителя. Он правит жёстко, его ненавидит половина села, зато Пиночет (так прозвали земляки председателя) ставит колхоз на ноги.
История рядовая и, в общем-то, имеющая право на существование. Но образ главного героя – слишком прямолинеен, художественно не мотивирован. Председатель Корытин – фигура искусственная, неразработанная, неубедительная. Писатель её, против обыкновения, не «взял из жизни», а выдумал, создал авторским воображением (точно так же, как прежде он нафантазировал явление мальчика Якова в рассказе «Фетисыч», там девятилетний ребёнок спасает от разрушения деревенскую школу). Но чтобы персонаж, лишённый земной основы, прототипа, действовал героически-достоверно в реалистическом произведении, нужно, чтобы и сам писатель был немного героем в реальной жизни. Только так – величайшим духовным напряжением – рождается образ, который будет действовать в жизни.
За что же хвалили критики «Пиночета»? За чувство меры. Писатель нигде не пережал. Никого не укорил, всех простил, всё объяснил. Показал страшные картины нищеты, пьянь и безалаберность русскую. И председателя колхоза, картонного Пиночета, вроде как наводящего порядок (почти Путин!), явил читающей публике. Всё есть, всё «правдиво». А правды – нет. Чувство меры – нигде не нарушено. Простота фразы, короткость пейзажа. Но во дни потрясений, когда родина наша рушится, разве чувство меры спасало и спасёт народ?! Нет! Спасают родину, на обывательский взгляд, безумцы – герои, подвижники, святые. Словом и делом, молитвой и подвигом. А писатель – каждодневным духовным трудом. На высоте тонких, невидимых (и всё же реально существующих) сфер видна и понятна любая житейская хитрость, расчёт.
Вопрос: является ли «традиционная русская проза» православной по своему глубинному содержанию, наверное, стоит считать риторическим. Чехов в своих рассказах показал драму безрелигиозного, расщеплённого интеллигентского сознания и сделал это с неподражаемым мастерством. Классические «деревенщики» создавали образы своих героев, вольно или невольно, ориентируясь на православный идеал – и это во времена насильственного атеизма придавало новизну и актуальность их произведениям.
Иногда кажется, что героев Екимова такие высокие материи, как Бог и любовь, не волнуют – сознание их так же обыденно и просто, как деревенский быт. В тех же произведениях, где лирический герой повествования выступает от лица автора, тоже разгадку не найти. Хотя на первый взгляд, всё ясно: «Неторопливо иду белою полевою дорогой. Одолел перевал. Вот она – пологая просторная долина. Скошенные поля, копны пахучей золотистой соломы. Хорошо в них лежать и глядеть в небо. Там просторней, чем на земле. Тянутся облака, тоже копны – высокие, белые. В небесных полях, конечно, просторней, торжественней, краше. Там – Божье, там – праздник высокий. Зато в наших пределах, земных, пахнет спелым зерном, и это – душе отрада. Празднуй, человече… Твой час. Радуйся хлебу, остальное, поверь мне, приложится».
И всё же Бог здесь, скорее, часть природы, чем Творец всего сущего. Да и вывод автора «радуйся хлебу, остальное, поверь мне, приложится» вступает в прямое противоречие с библейским «Не хлебом единым…». Красота, в данном случае, не чувство Бога (его присутствия в мире), а чувство человека, «одолевшего перевал».
Произведения Бориса Екимова в лучших своих образцах ритмичны, музыкальны, но сказать, что автор в душе своей поэт, о Екимове, наверное, нельзя. Рассчитанность, выверенность эмоции не позволяет вырваться на свободу живому, незамаскированному «обязательствами» чувству. Эта внутренняя скованность характерна для очень многих произведений писателя. Там же, где он позволяет себе быть естественным, нестеснённым (в элегических повествованиях от первого лица, например, в рассказе «На воле»), лиричность его тоже кажется «обязательной». Сельские виды, близость природы и естественных основ жизни, казалось бы, располагают к поэтичности. Но она, эта поэтичность, больше созерцательная, чем «безумная». Слова не бегут, обгоняя мысль и чувство, они благородно и культурно их иллюстрируют. Не потому ли так мало у Екимова рассказов о любви (честно говоря, не могу припомнить ни одного)?! Эта тема, в отличие от социальных наблюдений и обличений, как раз и требует «безумства», напрочь отрицая «умеренность и аккуратность».
Разумеется, моё мнение о творчестве Бориса Екимова – только мнение. Я далека от мысли, что литература должна кого-то «будить», куда-то «звать», хотя считаю значимость художественного слова и его воздействие на человека и мир колоссальным. Быть честным писателем – самое тяжёлое дело. Потому что никакой «традиционной русской прозы», в общем-то, не существует. Вся русская литература – если брать её вершины – всегда шла вперёд, вперёд, обогащая смыслы, завоёвывая новые территории, «ревнуя к Копернику», поднимая глубочайшие нравственные и мировоззренческие проблемы. Да, это были безумцы, неистовые правдоискатели, «могучее, лихое племя: богатыри – не вы». Они искали гармонии, а не чувства меры, битвы, а не обыденности. «Хочу я с недругом столкнуться, Размявши плечи у огня, И никому не дотянуться До гривы Красного коня!» Такие вот «деревенщики» были (и есть!) у нас на Руси…Лидия СЫЧЁВА