ТАЙНА ИОАННА ГРОЗНОГО

№ 2008 / 24, 23.02.2015

Много столетий волнует всех личность легендарного русского царя Иоанна IV Васильевича, которого сам народ нарёк Грозным и о котором сложил свои песни. Кто он – Иоанн Грозный? Чудовище на русском троне или великая историческая фигура? Вопрос особенно актуален в наше время, когда мнения в обществе разделились. Для одних Иоанн Грозный – несомненно, святой, требующий немедленного прославления Церковью, для других – символ жестокости и тиранства.
Как громадна, как многогранна эта исполинская фигура русского самодержца! На его долю достались не только непрекращающиеся внешние войны – с Польшей, Крымским, Сибирским, Астраханским и Казанским царствами, со Швецией, Литвой, – но, главное, войны внутренние, связанные с крупнейшим переломом в отношениях родовитого боярства и великого князя, теперь уже – царя русского. Иоанн нарёк себя царём. Но он сам не представлял пределов этой власти, не знал той черты, у которой следует ему остановиться. Как первый настоящий самодержец, как крайне прагматичная личность, он как бы «на всякий случай» стремился пойти как можно дальше, попробовать, если можно, «взять всё».
Великий царь был артистичен. Часто он лишь притворялся гневливым, а на самом деле с удивительным хладнокровием и упорством рушил традиционные, естественные при прежнем «великокняжеском» порядке преграды единовластию. Часто проявлял актёрские качества, решая государственные, серьёзнейшие задачи. При этом, понимая всю глубину «эксперимента», был готов к самым жестоким личным потерям и жертвам. Самодержавная власть ещё только начинала искать в царствование Иоанна Васильевича свои приемлемые для России границы. Искала трудно, через «кнут и пряник», через кровь, часто невинную. Но всегда – в интересах не только личных, но и государственных, национальных! Не было «теории вопроса», не было бесстрастия – исторические истины открывались в кровавой круговерти событий. Как удивителен здесь царь Иоанн! Как он разнообразен, как изощрённо вооружён для своей роли! Как легко переходит от похвальбы перед противником к смиренной прагматичной униженности, от львиного рыка к умилению сердца, к сердечному обращению, от похвалы и ласки к неожиданной казни. А как артистичен он был, сколько иронии, сарказма, истинного и деланного добродушия выказывал! Высокий трон и обстановка требовали от царя всех этих качеств.
Иногда создаётся впечатление, что перед нами просто психически неуравновешенная личность. Да и как быть уравновешенным, когда на твою жизнь постоянно посягают – ибо столь высок накал борьбы. Одна за одной умирают молодые жёны Иоанна, иногда через две недели после свадьбы! Да и сам он слишком неожиданно (в двадцать с небольшим лет!) после возвращения из Казанского похода и триумфа в Москве – вдруг заболевает так тяжко, что жизнь его долго качается на весах. В болезни он слышит сквозь смертные боли, как колеблются его ближайшие сподвижники, как готовятся после его смерти переиначить всё по-своему. И всё же Иоанн – не только не психопатологический тип, он чистый прагматик, настоящий государь. Сквозь все его резкие движения почти всегда виден ясный, острый, ничем не смущаемый, неподвижно следящий за противником и ситуацией хозяйский ум.
Да, Иоанн – как никто, может быть, из государей русских – чувствовал себя полным и абсолютным хозяином русской земли, приобретателем, «скопидомом» в хорошем смысле этого слова. Каковы бы ни были перипетии событий, какие бы личные жертвы он не приносил, какие бы несчастья не выпадали на его долю, – он никогда не упускает из виду выгоду настоящего момента: как можно больше взять – от дорогих самоцветов, мехов, кубков из серебра, до городов и царств. Или – в безвыходном положении – как можно меньше отдать, отдать всё, кроме главного, через которое-то потом всё и вернётся. И это при постоянных волнениях, пожарах, войнах, смутах. Как упорен царь Иоанн Васильевич в отстаивании интересов своих и России! Он постоянно заявляет о своих правах даже там, где их вовсе нет: проси больше, покажи себя твёрже – что-нибудь да достанется! Какой урок многим слабым правителям! Какая политическая воля! И это – с малых лет до самой смерти – ранней по нашим временам – в 54 года! Жизнь Иоанна – какая бы она ни была – вся была положена на алтарь Отечества без остатка.
Вопрос же о жестоких казнях, о безумствах Иоанна, вопрос также не праздный, – это уже вопрос воспитания, окружения, характера борьбы и эпохи, а часто и добросовестности историков. Через внешнюю вспыльчивость и гнев царя Иоанна почти всегда проглядывает прагматическая цель, холодная расчётливость, абсолютная, всегда освящённая для него религиозным авторитетом, уверенность в благе России и своём царском праве, которое только начинали «примеривать» на себя русские самодержцы в ту пору. В представленных портретах натура Иоанна столь широка, что нас не удивляет его всегдашняя богобоязненность, его милосердие. Наоборот, в этом видишь благодатный корень его личности, – может быть, и искажённой отчасти временем, обстоятельствами вынужденной, жестокой борьбы. Даже в казнях Иоанн часто неожиданно переходил к милости, когда понимал, что последующие жертвы бессмысленны. Часто он десятилетиями терпел своих явных недоброжелателей, прощал их, даже поощрял, старался «не перевернуть государственный корабль», не мельчить по пустякам, годами выжидал удобного момента для неожиданной расправы с зарвавшимся противником. Прагматизм Иоанна принадлежит как бы и не XVI только веку, а и всем временам – это образец государственной стратегии. Иоаннов прагматизм выливался в форму традиционной неторопливости и осторожности. Вот он отказывается от напрашивающегося, казалось бы, завоевания ослабленного Крымского ханства. А вот и ещё более удивительное: вопрос о возможной эмиграции самодержцев из России вплотную встал в ХХ веке – Иоанн уже в середине XVI века прощупывает возможность своего убытия в Англию – в случае поражения самодержавия! В основе всего этого «дедовская» проверенная логика: лучше удержать то, что имеешь, нежели рисковать в надежде большего приобретения. В его жестокости также есть доля государственного прагматизма. Но было и другое: время, окружение, друзья и враги. Он видел, что его жестокие казни собирают на площади толпу. Но ведь и сама эта толпа жестока, хотя и страшлива. Жестокими были и враги его – и внешние и внутренние. Его жестокость во многом питалась жестокостью толпы и времени. Оправдывает ли это его? Вот вопрос, который историки скорее ставят, чем решают. В руках их слишком мало фактов, поэтому тот или иной приговор великому грозному царю – дело будущего.
Иоанн был не машиной, а человеком – со своими слабостями и страстями. Судя по описаниям историков, иногда он делал крупные ошибки, иногда бывал малодушен, даже труслив, а потому мог переходить меру жестокости. Иоанн, несомненно, фигура трагическая. Потратив всю жизнь на укрепление России и самодержавной власти, на укрепление Рюриковичей на русском троне, Иоанн не смог предотвратить падения династии. Критиковать великого царя, анализировать его ошибки легко – трудно не ошибаться в десятилетиями кружащемся калейдоскопе событий, при бесконечных смертях близких, при откровенных и скрытых предательствах и смутах, при беспрестанных истощающих государство и государя войнах. Итоги царствования Иоанна потрясают как великостью сделанного для России, так и глубиной личной трагедии, окончившейся утратой трона Рюриковичами.Владимир МЕЛЬНИК