Огдо АксЁнова – наЧало

№ 2008 / 32, 23.02.2015

Долганская поэтесса Огдо Аксёнова – автор удивительных стихов. Её смело можно поставить в один ряд с такими зубрами северной поэзии, как Юрий Вэлла, Зоя Ненлюмкина и Владимир Коянто. Каждый из них разный, самобытный и неповторимый, но всех их объединяет одно – дух родной земли, со своими традициями, обычаями и сказаниями, о которых так мало известно, но которые нашли отражение в их творчестве и составляют его основу.
Долганка я.
Я дочь
седых озёр и рек.
Но на большой Земле
я новый человек.

Долганская поэтесса Огдо Аксёнова – автор удивительных стихов. Её смело можно поставить в один ряд с такими зубрами северной поэзии, как Юрий Вэлла, Зоя Ненлюмкина и Владимир Коянто. Каждый из них разный, самобытный и неповторимый, но всех их объединяет одно – дух родной земли, со своими традициями, обычаями и сказаниями, о которых так мало известно, но которые нашли отражение в их творчестве и составляют его основу. Уникальность северной поэзии – в её оторванности от многовековой поэтической традиции, культуры развитых цивилизаций. И тем не менее такие поэты, как Огдо Аксёнова, сумели заявить о себе и получить признание.
Что можно сказать о своеобразии поэзии Аксёновой, выделяющей её среди других и характеризующей как талантливую поэтессу? Да, собственно, ничего. В том смысле, что своеобразие её только в том, что она долганская поэтесса, а не какая-нибудь другая. Изучение намёков на обряды и древние верования долганов в её стихах – дело этнографов. Измерение степени таланта – дело вкуса читателей. Поиск специфики и гипертекстов в её поэзии – в руках умудрённых и искушённых литературоведов. Что же нам остаётся делать с Огдо Аксёновой? Нам остаётся любить её и удивляться. И попытаться увидеть, найти некоторую закономерность, объясняющую её незаурядность, обнаружить истоки её поэзии.
Трудно поверить, что на неухоженной земле может вырасти прекрасная роза, скорее там будет дремучий лес, пустыня или сорняки, бешеные лягушки и дикие ящерицы. Как говорят, в запущенном саду один хрен хорошо растёт. Так же едва ли человек, впервые увидевший холст и краски, вдруг нарисует нечто выдающееся. То же касается и поэта – для стихотворений нужна основа, и если простейшую технику стихосложения освоить может любой, то создавать глубокие поэтические образы способны единицы.
Естественно, возникает вопрос, откуда взялись эти образы в голове Аксёновой, Вэллы, Ненлюмкиной, родившихся в суровых условиях Севера, настолько далёкого от достижений европейской цивилизации, её богатой истории?Искра шутки,
морозная россыпь стихов.
Прибаутки, загадки,
осколки и завязи слов, –
вы в крови у меня.
Вдох и выдох, простора глоток…
Ваша музыка – ветер
Кочевий моих и дорог.
Вот что говорила о себе Огдо в самом выдающемся своём произведении, поэме «Бахыргас». «Прибаутки, загадки, осколки и завязи слов…» – откуда у неё в крови всё это? Она сама призналась, что её поэтический дар как бы врождённый, был изначально, и она чётко осознала своё предназначение:Вы задумались, затосковали о чём?
Ваши всплески и всполохи
сходятся в сердце моём,
там, где хрупкая веточка
впаяна в глыбину льда.
Так давайте же вместе
оттаим её навсегда.
Разгадка поэтического таланта Огдо – это её бабушка Дьэбгиэн. С малых лет, фактически с рождения, она воспитывала внучку на песнях, преданиях долганского народа. По всей видимости, бабушка была одарена и привносила в традиционные тексты собственное содержание. Она многому научила Огдо и, конечно, оказала ключевое влияние на её развитие и последующее становление в качестве поэта. Влияние старой Дьэбгиэн на Огдо сравнимо по своему значению с влиянием Арины Родионовны на Александра Сергеевича Пушкина, дедушки-шамана на Еремея Айпина, Леопольда Моцарта на своего сына Вольфганга и так далее – примеров множество. Во всех случаях мы видим несомненные предпосылки творческого развития в виде старших родственников или других близких людей, без которых, возможно, и не было бы тех гениев, которых мы знаем сейчас.
В стихотворении «Песня» Огдо описывала свой диалог с песней, вспоминала о первом знакомстве с бабушкой, вернее тот момент, который определил её поэтическую судьбу. Песня говорила Огдо:В чуме затерянном
ты родилась.
Криком зашлась,
Как захоркала… и
Сразу притихла,
услышав мои
звуки-слова,
породнившие нас.
Понятно, что звуки-слова, которые услышала новорождённая Огдо, исходили из уст бабушки. Далее разъяснялся и раскрывался замысел бабушки:Я до тебя, до тебя
родилась.
Я разгадала,
наверное, ту
тайную бабушкину мечту –
чтоб не скитаться по
землям чужим,
быть неразменным приданым твоим.
То есть бабушка передала внучке свой дар, как наследство, но такое, от которого нельзя отказаться, – это и как проклятие, и как благословение, то, что всегда теперь будет с ней, хочет она того или нет:Хочешь, не хочешь,
а не разойдусь
с сердцем твоим.
Полнокровнее пульс
бьётся, когда
подключается мой…
Что ж ты умолкла?
Пой, пой…
И Огдо пела, искренне, не заставляя себя, не выдумывая и сочиняя, а из глубины души – словно вырываются чувства и образы, сами по себе, без всякого принуждения. И хотя язык в большой степени определяет мир, который мы с его помощью создаём, в данном случае не так уж важна поэтическая форма. Она не нова, она не слишком своеобразна, она узнаваема. Но пейзажи, переживания, мысли, которые рисовала Огдо в своих стихах, крайне необычны и ярки, они настоящие – в том смысле, что могут заставить читателя «видеть» и сопереживать.
Дар Аксёновой в её искренности и бабушкином наследии, которая сумела воспитать во внучке любовь к мелодии, чувству, красоте. Часто оказывается в истории литературы, да и не только литературы, что у признанного автора есть неизвестные соавторы, чьё авторство однако не менее значимо. Таким соавтором Огдо была бабушка Дьэбгиэн, заронившая в её душу семена в виде преданий, сказаний и легенд, выросшие затем и распустившиеся цветками удивительной поэзии.
Огдо отчасти отождествляла себя с песней, её простота и искренность обусловлены именно тем, что она не являлась посредником между своим талантом и готовым стихом, а сама жила как песня:Я плачу и грущу – смеясь.
И правду не роняю в грязь.
И дружбой дорожить умею.
В ненастье согреваюсь ею.
Да, я такая.
По лезвию ножа хожу…
И в сердце каждый стих ношу
я наподобие святыни.
Я песнями живу простыми.
Да, я такая.Иван ГОБЗЕВ