Изумляемся вместе с Романом Сенчиным

№ 2008 / 39, 23.02.2015, автор: Роман СЕНЧИН

БЕЗ РИТОРИЧЕСКИХ ВОПРОСОВ

Пространство, на котором обитают героини книги Валентины Юрченко «Иллюзия близости» (издательство «Центрполиграф»), казалось бы, прочно занято всевозможными любовными романами, женскими историями – сентиментальными, лиричными, со счастливыми финалами. Внешне и повести Юрченко – те же женские истории. Героини, уже не юные девушки, а чувствующие скорое увядание барышни (хоть некоторые формально замужем), живущие в Москве, почти растворённые в её вечно бурлящих буднях. И главное – мечтающие о настоящей любви, о страсти, кое-кто – об отдельной (от своих родителей, от своих взрослеющих детей, от мужа-алкоголика) квартире.
В книгу вошли три повести – «Семнадцатый день», «Гостиница номер три» и «Код на удачу». Стоит отметить, что, хотя это дебютная книга Юрченко, но в литературной периодике её проза стала появляться уже довольно давно – запомнились повести «Левобережье», «Собачьи свадьбы», опубликованные в журнале «Кольцо А». В чём-то те вещи, на мой взгляд, сильнее – в них есть яркие воспоминания о киевском детстве героини, пришедшемся на начало – середину 1980-х, хорошо передана атмосфера большого, но всё же провинциального города, разбивающиеся о стену непреодолимых трудностей стремления молодых актёров реализовать себя, увязание в отупляющем быте, опошление одарённых от природы людей.
Повести из книги «Иллюзия близости» иные. Во-первых, действие происходит в Москве, где вроде бы всё возможно, всё по плечу, стоит только приложить усилия, не сдаваться и не лениться. На деле же складывается иначе. Работают, как правило, там, где пришлось, «из-за временного отсутствия других предложений», если выходят замуж, то – «классика: если бы кто-то когда-то сказал… Вот и нам не сказали – взяли и свели. Штампанули». Если ведут светскую жизнь, то это чаще всего «халявные вечеринки», на которых нужно быть, потому что «не прийти – значит, выпасть из гомогенного тусовочного режима. В следующий раз не позовут, придётся нарабатывать утерянные контакты, а это сложнее, чем пересилить минутную лень и отвращение к обществу».
Схема жизни героинь всех трёх повестей Валентины Юрченко схожа. Это, в общем-то, стандартная схема жительниц мегаполиса. Дни они проводят в офисе, берут на дом халтуру или подрабатывают иными способами (например, Эля из «Гостиницы номер три» пишет театральные рецензии, интервьюирует режиссёров); свободного времени мало, зато во время сидения в офисе есть возможность пофантазировать, представить иную жизнь, тем более что зачастую это помогает в работе – героиня повести «Семнадцатый день», сотрудница эротической газеты, выплёскивает на бумагу свои фантазии, которые и составляют значительную часть издания; в итоге и самой героине, кажется, становится трудно отличить, где фантазия, а где реальность.
В повести «Код на удачу», которая имеет подзаголовок «Рождественская история», действие сосредоточено в одном из кабинетов крупного Издательского дома, где несколько сотрудниц рассказывают друг другу о своих проблемах, всё новых и новых, неразрешимых, бесконечных. И однажды, накануне Нового года, им объявляют, что на корпоративном празднике будет лотерея, и главный приз – квартира. Квартира, по разным причинам, необходима всем персонажам повести. Они представляют, что будет, когда ключи окажутся у них в руках. Но в итоге квартира достаётся водителю одной из начальниц Издательского дома. Ничего удивительного – на то это и рождественская история, а не сказка…
Героини Юрченко эмоциональны, страстны, в них кипит множество «риторических вопросов». Но внешне они – одни из многих, ничем не выделяющихся женщин Москвы. Они знают, как вести себя. Даже любовников заводят по правилам. И лишь в фантазиях, да в интернет-блогах могут позволить себе поиграть, пооткровенничать, признаться, что живут «в той тарелке, которая не своя». Риторические же вопросы вслух задают мужчины. К примеру, муж героини повести «Гостиница номер три»:
«Эль, а что происходит?» – любит спрашивать он, даже если не происходит вообще ничего».
А женщины знают – все риторические вопросы перекрывает один: «Что приготовить на ужин?»

ХРОНИКА ТРАГИЧНОГО ВЕКА

В России ежемесячно выходят тысячи книг. Трудно представить, изданий какого направления недостаёт. Процветает, пусть и с оговорками, от которых никогда не избавишься, и художественная литература, и историческая (как серьёзная, так и граничащая с фантастикой); выходят прекрасные альбомы с репродукциями картин, словари, энциклопедии… Да, трудно чем-то удивить сегодняшнего любителя книг. Но фолиант под названием «Русская Православная Церковь. ХХ век», выпущенный Сретенским монастырём, – событие без всяких оговорок. Издание это полезно и, пожалуй, необходимо не только тем, кто считает себя православными, но и всем, интересующимся историей России.
Как следует из короткого предисловия архимандрита Тихона, работа над книгой продолжалась пять лет. Это не так уж много – настоящие энциклопедии (пусть и так называемые специальные, отраслевые) не создаются быстро. «Русская Православная Церковь. ХХ век», это именно энциклопедия, имеющая не привычный алфавитный, а хронологический порядок. Что, кстати, уже не столь ново и зачастую, особенно в исторических науках, удобней, чем алфавитный принцип.
В книге день за днём, год за годом представлена история Православной Церкви сложного, трагичного ХХ века. Запечатлены не только события церковной жизни, но и важнейшие даты истории России (СССР) – например, начала Первой мировой войны, нападения нацистской Германии на Советский Союз, победы в Великой Отечественной войне. Также есть интереснейшие документы, среди которых «Письмо епископа Антония (Храповицкого) обер-прокурору Святейшего Синода К.П. Победоносцеву», написанное в разгар революции 1905 года, «Послание Святейшего Патриарха Тихона верующим Православной Российской Церкви» от 8 октября 1919 года, в котором он призывал отказаться от всяких политических выступлений и от вмешательства в политическую борьбу, фрагменты дневника Михаила Пришвина… В книгу включены биографии значительных фигур Православной Церкви, а в некоторых случаях – священник Павел Флоренский, святитель Лука (Войно-Ясенецкий), Василий Ключевский, Пётр Паламарчук – также и российской науки, медицины, философии, литературы.
«Русская Православная Церковь. ХХ век» издание не только справочное – оно удобно и для сквозного чтения, содержит несколько внутренних сюжетов. Например, восстановление патриаршества в 1917 году, процесс которого начался в октябре (накануне Октябрьской революции) на первом за последние 250 лет Поместном Соборе, а закончился избранием патриархом о. Тихона (Василия Ивановича Белавина) в конце ноября, когда на территории бывшей Российской империи уже разгоралась гражданская война; много малоизвестных фактов содержится в книге о деятельности «обновленцев», взаимоотношении Церкви и государственного руководства СССР в 1940-е годы, о положении Церкви накануне горбачёвской перестройки.
Полиграфически книга выполнена на высоком уровне. Богатый иллюстративный материал – портреты иерархов, фотографии храмов, карты, иллюстрации икон, картин Нестерова, Кустодиева, Репина…
Тираж по нынешним временам немал – 5000 экземпляров, но, думаю, вряд ли он позволит книге стать доступной для массового читателя, попасть в городские и районные библиотеки. А хотелось бы, чтобы именно такие издания не становились библиографической редкостью. Как и издающиеся сегодня энциклопедии, словари, справочники. Эти книги должны быть под рукой у каждого в них нуждающегося.

ЖИЗНЬ КАК КОШМАР

«Путешествовать очень полезно; это заставляет воображение трудиться. Всё прочее – лишь разочарование и усталость», – писал Луи-Фердинанд Селин в предисловии к своему роману «Путешествие на край ночи».
Очень многие авторы отправляли своих героев путешествовать. Пожалуй, это один из основных сюжетных механизмов прозы. Путешествуют Дон Кихот, Гулливер, Печорин и многие другие герои мировой классики; случается, не по своей воле узнают, насколько огромна земля (шолоховский Григорий Мелехов, герой «Записок из мёртвого дома» Достоевского), бывает, путешествием, суровым испытанием, оказывается и переезд с квартиры на квартиру, как это произошло, например, с Ильёй Ильичём Обломовым…
Но путешествовать можно не только в географическом смысле, но и в жизненном – сама по себе жизнь тоже является путешествием и, пожалуй, самым грандиозным, опасным и увлекательным.
Герой романа Кирилла Туровского «Каждый сам себе дурак» (издательство «Гелеос») Дмитрий Северин, не склонный лишний раз выходить из дому, опасающийся событий и неожиданностей, тем не менее совершает и географическое, и жизненное путешествие. Нехитрое, но стоящее ему рассудка.
В начале книги мы застаём Северина живущим в Самом Западном Городе, где есть две достопримечательности – театр и могила Канта. Наверное, благодаря этой могиле у Северина возникла некогда тяга к философии, и в свободное от зарабатывания денег на хлеб с маслом (зарабатывает финансовыми махинациями), он читает Ясперса, Бердяева, интересуется киниками и сам пробует выразить свои философские соображения на бумаге. Благодаря отосланной на конкурс работе «Шоковое столкновение «Я» и «чужих» – единственно возможный путь продолжения существования», Северина принимают в столичную Академию философии.
Герой сомневается, ехать ли ему на учёбу, но тут сами обстоятельства заставляют его сорваться с места: у партнёров по махинациям возникли проблемы, кого-то уже арестовали, кто-то убегает, и, опасаясь, что неприятности доберутся до него, Северин покупает билет и садится в поезд, который везёт его в Большой Город…
Одним литературным героям нужна война, чтобы почувствовать ужас, другим несчастная любовь или природные катаклизмы. Северину для этого достаточно увидеть бесплатную дегустацию ветчины в магазине, свадебную процессию или – вот – приём пищи соседками по купе:
«– А теперь пора и оттрапезничать, – совершенно неожиданно объявила объёмистая.
Товарки обрадованно согласились.
Всё затрепыхало и пришло в движение. Появились пакеты и упаковки с лапшичкой быстрого приготовления. Овощи и мясо мёртвых зверушек.
Девчонка оживилась. Мамаша, тоже счастливая как три копейки, разматывала фольгу и просаленную бумагу. Весь обширный запас пищи в беспорядке валился в кучу на стол.
Развернули, снизу уставились на меня и говорят:
– Присоединяйтесь к нам!
Мне показалось, что они замышляют что-то явно злодейское. Нет, нет, говорю, я потом как-нибудь сам. Они огорчились.
они впускали в себя жизнь. Глоток за глотком. Кусок за куском.
Но тут всполохи дёрнулись, дрожащая невидимая опасность появилась. Словом, я не выдержал. Все их яйца, окорочка, помидоры вдруг стали разрастаться, тыкаться в полки… дверь… окно… Я увидел пролетающий кусок ветчины… в желудочном соке… слюнях… единое месиво из тел и еды заполнило всё…
Проводница била меня по щекам».
Жизнь в Большом городе у Северина внешне спокойная, почти бессобытийная. Всё происходит внутри него, любые мелочи, незначительные вроде бы пустячки заставляют бешено рефлектировать, оказываться на грани безумия.
Крайнее остранение Северина автор объясняет постоянным наркотическим опьянением. Но, на мой взгляд, наркотики лишь способ (и не самый оригинальный) показать нам человека, перескочившего многолетние этапы постижения жизни. Северин – человек, открывший этот мир вдруг, в одночасье, он вывалился в него, не быв, судя по всему, ни ребёнком, ни юношей, у него нет закалки постепенным постижением пошлости, грубости, слабо прикрытой хитрости.
Сам герой тоже агрессивен по отношению к окружающим (так как агрессию он чувствует острее всего), но его агрессия, до поры, до времени, почти не выходит за рамки его внутреннего мира. Самое большее, что Северин может себе позволить (на что отважиться), – гавкнуть в ответ, зато в его сознании постоянно происходят бури, иногда выплёскивающиеся на бумагу и экран компьютера.
Через Северина автор делает неутешительный вывод о сегодняшней жизни: «Ничего не имеет смысла». Всё, что герой видит незамутнённым постепенной закалкой, а тем более, наверняка обострённым применением наркотиков, взором, представляется ему чудовищным, бесчеловечным, омерзительным. И даже редкие очарования вскоре превращаются в прах.
Постепенно остранение героя перерастает в мизантропию. Этому способствуют не только его собственные наблюдения, но и галлюцинации-беседы со Свифтом, Селином, Сартром, Диогеном. Каждый из них даёт советы, сокрушается в своей мягкости по отношению к населённому «чужими» (по Свифту они – еху) миру. И Северин решает бороться – сооружает из оставленного погибшим приятелем-бандитом материала взрывчатые устройства и подкладывает их в автобусы. Скорее из жалости, чем из ненависти, уничтожает людей. «Утро – день – вечер – ночь. Утро – день – вечер – ночь. Это приключение, из которого живыми никогда не выходят. Женщины визжат, мужчины кряхтят, все вместе стонут». Герой помогает им скорее прекратить мучения.
Правда, толку от его действий нет: «Посмотрел я из окна на улицу и многое понял. «Чужих» меньше не стало».
Тогда Северин созревает осознания, что нужно что-то делать с собой. Насовсем погибать ему не хочется, поэтому он отправляется в Бельгию, где неизлечимо больных замораживают до того момента, пока не будет обнаружено лекарство, способное их вылечить. (Факт такой заморозки вполне документален – о нём сообщали СМИ лет десять назад, правда, стал ли он реальностью, мне выяснить не удалось.) Деньги у Северина есть, его неизлечимость очевидна, поэтому его замораживают… Кстати, о том, что произошло с героем романа после разморозки, уже известно – не так давно в том же «Гелеосе» вышел роман Туровского «Никто никому ничего никогда», по содержанию являющийся своеобразным продолжением «Каждый сам себе дурак».
…Наша сегодняшняя литература изобилует разнообразием. Предостаточно в ней и прозы, рассчитанной на эпатаж, на шок. Но равного по градусу безысходности роману Кирилла Туровского я, кажется, ещё не встречал. Жизнь в нём действительно, и небезосновательно, показана как беспросветный кошмар. Который, правда, большая часть людей старается не замечать.