ИНЖЕНЕРИЯ ДЕКОРАТИВНЫХ ДУШ

№ 2009 / 4, 23.02.2015

Не совсем буря в стакане воды, но нечто схожее. Роман «Асан» Владимира Маканина вызвал много разговоров, недоумений, протестов, споров. Ещё до прочтения хотелось высказаться, было большое желание сделать нечто вроде дотошного критического разбора
Не совсем буря в стакане воды, но нечто схожее. Роман «Асан» Владимира Маканина вызвал много разговоров, недоумений, протестов, споров. Ещё до прочтения хотелось высказаться, было большое желание сделать нечто вроде дотошного критического разбора, но по прочтении – разочарование. Оказалось, что на самом же деле предмета для разговора ровным счётом нет никакого. Единственно, что обратило внимание на книгу, так это имя автора, который заслуженно зачислен в классики современной литературы. Иное авторство полностью изменило бы картину, всплесков по её поводу было бы один-два и обчёлся.
Не думаю, что роман конъюнктурен и написан исключительно с расчётом на крупную литпремию. Владимир Семёнович честен, но ему нравится экспериментировать, проводить особые литературно-лабораторные эксперименты с малознакомой ситуацией, с героями, запускать в пробирку различные, часто случайные химические реагенты и наблюдать, что из этого получится. Вот и здесь он разработал особый симулятор игры, первые опыты которой проводит ещё в «Кавказском пленном».
Маканин, без сомнения, большой профессионал, он искусно моделирует иллюзию. Однако мастерство вовсе не отменяет иллюзорности и искусственности всего показанного и разработанного. Кстати, Аркадий Бабченко достаточно точно обозначил эту инсталляцию «Фэнтези о войне на тему «Чечня»» (http://www.novayagazeta.ru/data/2008/91/27.html).
Основной спор, возникший в связи с появлением «Асана»: может ли невоевавший человек писать о войне, по большому счёту из разряда риторических. На мой взгляд, он должен звучать несколько иначе: зачем невоевавшему человеку писать о войне? Что он хочет рассказать этим или просто ставит цель смоделировать ситуацию, как писатель-фантаст? Честно говоря, ответов на вопрос «зачем» я и не нахожу.
Говорить о том, что подобное полное отстранение и независимость от ситуации позволяет достичь её объективного понимания, как высказался критик Кирилл Анкудинов (http://kirillankudinov.livejournal.com/295730.html), на мой взгляд, тоже мало что объясняет. В принципе вторит Анкудинову и сам автор в ответ на критику со стороны Аркадия Бабченко: «Вас, дорогой мой публицист, обманули. Кто это Вам сказал, что, повоевав, Вы знаете, что такое война? Вы, наверное, и что такое жизнь знаете?.. Вам бы не в Чечню, Аркадий, снова торопиться с оплаченным не за свой счёт туда-обратно билетом, а сидеть дома, в уединении, в мягком кресле и – главное, Аркадий, – думать, думать! И читать, читать «Асан»» (http://www.novayagazeta.ru/data/2008/93/30.html). То есть получается, что акцент делается на ценности отстранённого и независимого осмысления событий. Но вопрос, каких? Ситуации войны или выдуманной её инсталляции?
Мы все смотрели военные фильмы, читали книги, соответственно, образ войны так или иначе сформирован в голове, есть определённые штампы, стереотипы восприятия, связанные с ней. По сути, на подобного профанного реципиента (коего большинство) и рассчитан роман. Получается, что в задачи автора вовсе и не входило реалистическое описание событий, происходивших в Чеченской республике на рубеже веков, и на этом основании упрёки в том, что Маканин взялся не за своё дело, так как не нюхал пороха, можно отодвинуть на периферию.
По мнению критика Сергея Белякова, роман Маканина есть симптом социального и литературного упадка (http://www.chaskor.ru/p.php?id=1361). Он же говорит, что «Маканин не бытописатель, он работает не с реальностью, а с её математической моделью. Причём моделирует Маканин не Чечню, не армию и не войну, а современное общество». Автор сканирует кристаллическую решётку современной российской действительности. Выявляет её основу: бизнес на фоне тихо тлеющей социальной войны, а также коррупцию, создающую определённый порядок, да «презренный металл» – цемент не только «чеченского узла», но и нынешней России, на котором многое держится.
Довольно распространённым ходом, используемым для оправдания романа, стало использование применительно к «Асану» термина «притча». Причём хотелось бы заметить, что этот путь на самом деле довольно лукавый, ведь под это понятие можно подверстать практически что угодно, где требуется отыскать проблески глубокомысленности при дефиците других выигрышных качеств. Новомирская рецензия Аллы Латыниной так и называется: «Притча в военном камуфляже» (№ 12, 2008), в ней она сетует, что «не удостоившийся пристального критического анализа, роман оказался заранее осуждённым». По мнению критика, «реалистический роман – лишь оболочка для притчи, которую на самом деле создал Маканин».
Алла Латынина в своей рецензии выделяет два пласта романа: первичный – притчевый, рассказ о том, как «добро оборачивается злом, о невольной и трагической неблагодарности, о том, как страшно связаны в этом мире деньги и кровь», и выполняющий роль декораций – военные действия в Чечне. Основным же промахом Маканина Латынина считает то, что «он одел притчу в поношенный армейский камуфляж, в бытовую оболочку романа о чеченской войне, про которую ему мало что известно. Если бы действие романа разворачивалось на абстрактном Кавказе, на неизвестной войне, в неозначенное время, в неназванной республике (как действие рассказа «Кавказский пленный»)».
Всё это даёт основания тому же Аркадию Бабченко заявлять, что ««Асан» – мир полностью искусственный, созданный Владимиром Маканиным от начала и до конца под свои потребности. Но придуманные миры интересны тогда, когда они носят черты реальных. Жилин же существо не менее сказочное, чем Грифон или Кетцалькоатль. Примерно такого же уровня исследование мог написать марсианин, посмотревший мульткомиксы «Футурамы» и решивший, что Землю населяют разумные роботы, говорящие омары, циклопы и трёхметровые зелёные осьминоги в скафандрах» (http://www.novayagazeta.ru/data/2008/91/27.html).
Для создания ощущения реальности, особого колорита автором добавлены специфические горные пейзажи, фольклорные аборигены – представители местного населения, выдуманные легенды и так далее. Всё это при желании легко можно опустить. И зачем здесь Чечня, напрашивается вопрос? Для создания ощущения притчевости, что как нельзя лучше можно сделать на фоне дикой первозданной местности? Тем более что Чечня в современном нашем восприятии как раз и выступает местом сосредоточения воинственных хтонических сил. Но вот в том-то и дело, что ни реальности, ни притчевости, ни правды, ни глубокой символико-аллегорической иносказательности здесь нет. На выходе получилась просто стилизованная компьютерная игра – симулятор, сконструированный искусным и необычайно одарённым автором, но который, однако, перестал заниматься литературой.
Притчей можно называть и откровенно киношную реконструкцию Жилиным ситуации, когда шиз стреляет в Гусарцева в момент передачи денег от полевого командира. Можно выстроить бесконечно глубокомысленные рассуждения о символике денег в романе. Но при этом не стоит забывать, что это зёрнышки, которые нарочито раскидал Маканин по пути своей книги. Можно и восхищаться, что писатель открыл нам главным движителем конфликта не оружие и боестолкновения, а расчёт, прагматику, зацикленную на хрустящих купюрах. Можно также, при желании, с большим блеском разобрать книгу с точки зрения мифопоэтики, но есть ли нужда в том, ведь ответы изначально все ясны, а все ходы в этой шахматной партии прозрачны?..
Сам главный герой – майор Жилин – полумифологический персонаж. В какие-то моменты ему симпатизируешь, да и в целом этот герой вызывает положительные эмоции, но при этом понимаешь, что собран он из кусков смальты, как выдуманное якобы древнее предание о хищном мифическом Асане. Но что вроде бы как можно возразить, что Сашик-Асан отражение подлой, предательской и фрагментарной реальности, в которой живёт, что вся его сила и «королевское» достоинство в том, что смог мимикрировать под неё, но и обуздать её и поставить себе на службу. В одном из интервью Маканин высказался о Жилине, что «для него деньги – одна из граней нашей новой жизни. Одна из тех граней, что даёт власть над людьми. Ценностью являются для Жилина не деньги, а отношения с людьми, которые эти деньги обеспечивают» (http://www.novayagazeta.ru/data/2008/88/17.html). И ещё, что для автора крайне важно: майор «поддерживает своё имя, поскольку имя и суть Жилина и есть настоящий его товар, без которого он погибнет».
Надуманна и искусственна в романе линия взаимоотношений Жилина с двумя шизами, к которым он испытывает непонятные и странные псевдоотеческие чувства, что, видимо, является особой компенсацией за отдалённость его от собственной семьи. Какой-то откровенный отсвет «Кавказского пленного» и пережёвыванием полуосознанных мужских любовных чувств прослеживается в этом. Но и данную авторскую попытку реконструкции «чувств» можно опустить за малозначительностью.
Единственно, с чем я могу согласиться в оправдание «Асана», так это с высказыванием Германа Садулаева: он «разрушает неуместный лирико-героический настрой в отношении чеченских войн, которым грешили даже серьёзные авторы и участники боевых действий. Маканин правильно выразил суть: это была коммерческая бойня, а не патриотическая война» (http://www.litrossia.ru/article.php?article=3589). Хотя, конечно, ниспровержение определённого стереотипа не является первичным достоинством художественного произведения. Это разве что какое-то следствие его, вторичный факультативный признак. Хотя, конечно, это также важно, и, надеюсь, не маканинская инсталляция, а писательская оценка и характеристика кавказских событий послужат толчком для возникновения новых произведений на эту тематику.

г. СЕВЕРОДВИНСКАндрей РУДАЛЁВ