Бывшее и несбывшееся
№ 2009 / 20, 23.02.2015
Иметь дело с Александрой Михайловной было одно удовольствие. Лишённая возможности быстро перемещаться по причине болезни ног, она постоянно находилась в своём кабинете. На своём рабочем месте.
ИСТОРИЯ «ЛР» В ЛИЦАХ
Александра Михайловна Святова
Иметь дело с Александрой Михайловной было одно удовольствие. Лишённая возможности быстро перемещаться по причине болезни ног, она постоянно находилась в своём кабинете. На своём рабочем месте. И застать её не составляло труда. Поднявшись на уровень её пандуса, пол в её кабинете был значительно приподнят, о чём я уже пространно писал, и, закрыв за собой дверь, я понимал, что завотделом культуры теперь в полном моём распоряжении. Убежать от меня она никуда не могла. Срочно вызвать её никто не мог, даже главный. От всех суетных, вялотекущих, отнимающих уйму времени и сил, выматывающих редакционных дел она была освобождена. Быстро прилететь на срочный вызов, что так важно для журналиста (журналиста, как известно, ноги кормят), она была не в состоянии.
 |
| В этом здании наша редакция располагалась более сорока лет и откуда в начале 2000-х годов нас незаконно выгнали бывший помощник советского президента Николая Подгорного – Анатолий Головчанский и группа молодых волчар |
Я закрывал за собой дверь, клал на её стол новую рукопись… и ощущал себя властелином положения. Не убежит, и не прогонит!
При мне она никогда не читала моей писанины и не обсуждала, что я написал. Рукописи принимались как уже совершившийся художественный акт, может быть, подлежащий редактированию, но неоспоримый.
И тут начиналось самое интересное, Александра Михайловна, оттолкнувшись от случайной фразы, начинала говорить. Её импровизации длились часами и завораживали меня мысленными кружевами, плетущимися прямо на моих глазах. Помню поразившую меня беседу о Сергее Соловьёве. Александра Михайловна связывала его фильмы с русской классической литературой. А в те годы Соловьёв снимал фильмы о советских школьниках. Не с «Ассы» он начался как режиссёр.
Это было так неожиданно – увидеть в проблемах воспитания пионеров отражение усадебной дворянской культуры, что я просто открыл рот. И тем не менее всё выглядело убедительно. Это была тайна советского кино – снимать об одном, чтобы потом, через ассоциативный ряд, выходило совсем иное! По мнению Александры Михайловны, у Соловьёва этот эффект появлялся из-за того, что он снимал своих школьников не в городской среде, а на фоне русской природы. Да и мечтательные тургеневские глаза Татьяны Друбич делали своё дело.
– Да это же готовая статья, – восклицал я! Тут мне делать нечего, пишите сами… Да это и не статья, тут целую книгу написать можно.
О Соловьёве я, конечно, уже писать не мог. Но и Александра Михайловна предавать бумаге свои мысли не спешила. То, что она писала, резко отличалось от её устных импровизаций. Вот уж воистину, кому дано говорить, чаще всего не дано писать. Я смотрел её статьи, перелистал её книги о русских художниках – Репине, Шишкине, но и там от её дара рассказчицы ничего не наблюдалось.
Ей бы читать публичные лекции… Но, увы, приглашать преподавать её не спешили. С телевидением у неё роман тоже не сложился. Помню единственную передачу, которую она сделала, – о художнике Павле Корине. Передача удалась, может быть, именно поэтому с канала её сразу изгнали.
Статьи о Сергее Соловьёве так и не появились. Ещё запутаннее вышла история с Никитой Михалковым. Тогда вышел его фильм «Обломов», где он нагло переиначил Гончарова. В фильме Штольц сговорился с Еленой и оставил в дураках влюблённого по уши Обломова. За это я собирался Михалкова высечь… Александра Михайловна поддержала меня, называя его не иначе как позёром, а не русофилом. Тогда единственный раз она, подобрав костылики, сразу же направилась к начальству, утверждать тему. Но вернулась ни с чем. Руководство посчитало, что это «наш» человек, близкий по духу, и пусть критикуют его другие газеты.
Через несколько лет Михалков выдал на-гора «Даму с собачкой». Это было уже не первое его осквернение Чехова. На всё можно было бы смотреть сквозь пальцы, но одна сцена, когда из Италии приезжает в Россию Марчелло Мастрояни (из Крыма действие перенесено в итальянский курорт), меня просто взбесила. В провинциальном городке итальянца встречают какие-то монстры, населяющие Россию, и устраивают ему царские почести. Вот такое русофильство. К Чехову это, конечно, не имеет ни малейшего касательства, ревизия русской классики даже не удивляет. Возмущает дремучее невежество режиссёра. В царской России итальянец, француз не пользовались каким-то особым почётом. Конечно, «французик из Бордо» мог пустить пыль в глаза, но самое большее, на что они могли рассчитывать, это попасть в гувернёры, бонны, стать домашним учителем музыки. Клод Дебюсси, например, в юности был учителем музыки у известной меценатки фон Мекк. (Мы ей обязаны нашим П.И. Чайковским.) Он без памяти влюбился в её дочь и просил руки. На что фон Мекк изрекла замечательный афоризм, который с удовольствием напоминаю, – «Если я люблю лошадей, то это не значит, что я выдам свою дочь за конюха». А это был не кто-нибудь, а гений французского музыкального импрессионизма.
Всё это я написал, припомнив Михалкову заодно и Обломова, и «Рабу любви» (которую он украл у Хамдамова). Статью поставили в номер. Но всё оказалось не так просто. Тогда он возглавил Фонд культуры и слыл уже профессиональным патриотом и славянофилом. Критику «своего» человека решили не печатать. Вот когда я зауважал Михалкова по-настоящему. Быть ему несменяемым председателем Союза кинематографистов, тут и к гадалке нечего ходить. Так и не удалось мне сказать своего слова о Никите Сергеевиче.
Алексей Ерохин
Уж кто был более косноязычен после Демосфена и Эзопа, так это Алексей Ерохин. Правда, он не клал камешки в рот, и богиня не являлась к нему исправить речь. Заикание и «фефекты» дикции компенсировались волшебством литературного слога. Писал он божественно. В 1981 году он окончил факультет журналистики и работал в отделе у Александры Михайловны. Здесь мы с ним и сошлись. Помню его длинную, нескладную фигуру, неряшливый вид. Он по жизни был пофигист. Нарочито небрежно одевался и, как мне кажется, нарочито небрежно говорил… «П-п-п-п-п» – слышу я… Пытаюсь мучительно понять… потом после долгой паузы отваживаюсь переспросить – «Что?». Ерохин нежно краснеет.
Я, конечно, всегда считал себя самым выдающимся литератором, критиком и поэтом, но однажды, познакомившись с текстами Ерохина (а печатались мы часто на одной полосе), признал его неоспоримое превосходство. Писал он примерно так же, как говорил, – понять было трудно. Но это притягивало, магнетизировало, потом электризовало. Никак нельзя сказать, что у него был хороший слог. Это было нечто из ряда вон выходящее. Витийство. Волшебство… Его тексты я до сих пор тайно перечитываю. Они нисколько не устарели. По сути, это не газетные статьи, а литературные миниатюрки. В основном он писал рецензии на книги, телевизионные передачи, потом стал специализироваться только на кино. Как кинокритик он, собственно, и стал известен. В 1992 году получил премию «Золотой овен» – «За изящество стиля и ироничное отношение к кинодействительности». Потом – несколько премий журнала «Советский экран» и даже вошёл после своей короткой жизни в энциклопедию кино.
Он не любил писать много. Ему вполне хватало двух-трёх страничек, чтобы выразить всё, что он думает. Обычно читаешь его статью и чувствуешь себя полным идиотом и кретином, – ничего не понимаешь. И только в последней фразе всё встаёт на свои места и обретает кристальную ясность и цельность.
Он олицетворял иронический стиль постмодернизма. Короткий период, высмеивания идеалов коммунистической эпохи. 1 сентября 2000 года он выбросился вниз головой из окна своей холостяцкой квартирки. Ему только исполнилось 46 лет.
Лев АЛАБИН
Уж не знаю ,зачем вы написали,что Алексей выбросился из окна… Всем прекрасно известно,что он остеклял балкон и гибель его – несчастный случай. Очень жаль Жанну , единственную любовь Алексея в его последние годы, они так и не расписались, и даже претнюендовать на квартиру она не могла