Танки грязи не боятся!

№ 2009 / 35, 23.02.2015

Главными летними темами «Литературной России», вызвавшими бурный резонанс, были споры вокруг «Асана» В.Маканина и статьи писателя Германа Садулаева «Критика нечистого разума»

Главными летними темами «Литературной России», вызвавшими бурный резонанс, были споры вокруг «Асана» В.Маканина и статьи писателя Германа Садулаева «Критика нечистого разума», в которой автор «Таблетки» и «ADа» танком проехался по известным литературным критикам, обвинив их фактически в некомпетентности. Сложилось странное впечатление, что опус вполне приличного автора походит на месть разобиженного мальчика своим обидчикам.

Досталось на орехи от Садулаева и критику Сергею Белякову, автору более двухсот рецензий и статей, радушно принимаемого многими «толстыми» журналами, прежде всего такими, как «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Континент». Моё знакомство с С.С. Беляковым заочное, в личной переписке мы касаемся и обсуждаем литературные вопросы, представляющие взаимный интерес. Так мы оказались антагонистами по отношению к роману В.Маканина «Асан», что не мешает нам относиться друг к другу с уважением. Сергей Беляков любезно согласился ответить на мои вопросы, потому что танки грязи не боятся.

Сергей БЕЛЯКОВ

– Сергей, прежде всего, лично ваше отношение к данной статье?

– Садулаев сознательно шёл на провокацию, чтобы привлечь внимание к себе и к своему творчеству. Но при этом он здорово «подставился». Садулаев разделил критиков на хороших и плохих, причём хорошие – те, кто хвалит книги Садулаева, плохие – те, кто его книги ругает. Это по меньшей мере неумно.

– Согласны ли вы с Садулаевым, что критик должен быть промоутером литературы?

– Возражаю против самого слова «промоутер» применительно к литературе и к литературной критике. Нельзя механически заимствовать птичий рекламный язык, надо находить другие понятия.

– Согласен, что критик должен смотреть на произведение, на фактуру, как бы со стороны и не должен быть пиарщиком. Что сегодня из себя представляет современная критика?

– Честно говоря, никогда не задумывался над этим вопросом. Есть критика журнальная, газетная, сетевая. У каждой свои задачи, свой читатель, свои звёзды, хотя Наталья Иванова уже давно пишет не только для «Знамени», но и ведёт колонку в Open Space, Дмитрий Бавильский публикуется в «Новом мире» и в «Частном корреспонденте», так что и эти жанры стали проницаемы. Вопреки постоянным жалобам писателей, критика развивается нормально, не расцветает, но и не исчезает, не превращается в музейный жанр.

Не нравятся мне только две вещи. Это филологизация критики. Юлия Щербинина, Валерия Пустовая и их соратники в последнее время стали путать критику с филологией, а это разные профессии. К сожалению, филологическая наукообразность убивает интерес к предмету у читателя. Поэтому интересные идеи, мысли, наблюдения той же Валерии Пустовой не всегда воспринимаются читателем. Вторая вещь, которая мне не нравится, – профанация критики в Сети и газетах.

Газетный формат всё чаще превращает критика в какого-то интеллектуального клоуна, который даже не пытается рассказать читателю о тексте, о писателе, а только забавляет его разными «приколами».

– По поводу «филологических выкрутасов» некоторых молодых критиков с Садулаевым согласен. Ради интереса прочитал несколько рецензий Валерии Пустовой, и сложилось впечатление, что человек переливает из пустого в порожнее. А кто на ваш взгляд из современных критиков, независимо молодых, не молодых, наиболее объективен, точен в своих прогнозах и с его мнением писателю в принципе можно считаться.

– Нет таких и никогда не было. Объективный критик – это оксюморон. Считайтесь с тем, кто вам нравится, кто интересно мыслит и хорошо пишет. Мне более других сейчас импонирует Алла Латынина. Всегда читаю обзоры Василевского, Крючкова и Костырко в «Новом мире», Ермолина, Дугиной и Щегловой в «Континенте», хотя с последними часто не соглашаюсь. В Данилкине и Немзере всё более разочаровываюсь. Это очень хорошие критики, но от многолетнего наблюдения за литературным процессом глаз у них «замылился», а потому они всё чаще хвалят откровенную халтуру.

– Есть ли у вас авторитетный критик, мнение которого для вас важно, или сформулирую вопрос по-другому – критик, сыгравший в вашей творческой судьбе важную роль.

– Мнение очень многих критиков для меня важно. А в моей судьбе роль сыграл отдел критики «Нового мира». Это Ирина Бенционовна Роднянская, Владимир Алексеевич Губайловский и главный редактор – Андрей Витальевич Василевский. Им я обязан своими первыми московскими публикациями.

– Какова на ваш взгляд сегодняшняя современная литература, чего ей не хватает?

– Ей не хватает читателя.

– С чем это связано?

– Сложный вопрос. Мне кажется, что тяжелым ударом для современной литературы стали девяностые. В те годы у многих прежних читателей толстых литературных журналов просто не стало денег, времени и сил на литературу. Я не социолог, специальных исследований не проводил, так что мои оценки субъективны. Они основаны на очень скромной доказательной базе, но всё же. Многие из моих знакомых, родственников, друзей в те годы работали по 14–16 часов в сутки. Я сам работал грузчиком, разгружал машины. После трудового дня не оставалось сил почитать, скажем, журналы «Знамя» или «Новый мир». Для серьёзного чтения нужны сытость и досуг. Когда они вновь появились, выяснилось, что читатель отвык от толстых журналов, от критики, от книг, над которыми надо думать. Сейчас времена изменились. Бестселлерами стали книги вовсе «не простых» Алексея Иванова и Людмилы Улицкой. Но дело идёт очень медленно, ведь приходится конкурировать с массовой литературой.

– Ваши любимые авторы?

– Предпочитаю реалистический роман девятнадцатого века. Оноре де Бальзак, Чарльз Диккенс. Люблю Толстого и Тургенева (последнего за «Отцов и детей» и «Записки охотника»), но Достоевского ставлю выше. Люблю фантасмагории Гоголя и Булгакова. К Серебряному веку у меня стойкое предубеждение. Блистательная культура, но это упадок, декаданс, даже футуристы были проявлением этого глубокого упадка. Ренессанс русской прозы – двадцатые годы. Самая яркая, колоритная эпоха в истории русской литературы. Для меня это время ассоциируется с художественным миром Ильфа и Петрова, Булгакова и Олеши, Катаева и Бабеля, Заболоцкого и Олейникова, Пастернака и Мандельштама, Маяковского (его советский период мне нравится больше дореволюционного), Есенина, Тихонова и Хармса. Какое цветение, какие имена!

Первый писатель послевоенной русской литературы – Александр Исаевич Солженицын. Фигур, сопоставимых с ним, нет. Хотя и русская поэзия от Твардовского и Рубцова до Бродского и Бориса Рыжего, и проза Астафьева, Искандера, Трифонова, Юрия Казакова – достойна русской классики.

А что сказать о современной литературе? Я назову только близкие мне имена, хотя сразу оговорюсь: сопоставлять кого-нибудь из них с великими предшественниками не стану. Итак: Александр Иличевский, ранняя Татьяна Толстая (несколько рассказов, но не чудовищная «Кысь»), «чеченские» романы Александра Проханова, новые рассказы Олега Ермакова из книги «Арифметика войны», Владимир Маканин (от «Ключарева и Алимушкина» и «Гражданина убегающего» до «Испуга»). Лучший писатель этого года, по крайней мере до выхода новых вещей Иличевского, – Роман Сенчин с его «Елтышевыми».

– Ваша реакция на то, что в лонг-лист «Русского букера» вошёл «Асан» Владимира Маканина? Как вы считаете, он попадёт в шорт-лист?

– Может пройти, ещё и не такие романы получали Букер! Смешно и стыдно. Стыдно за поклонников «Асана», ведь в их числе много достойных людей, известных критиков. Что заставило Андрея Немзера, Ирину Ковалёву, Евгения Ермолина, Карена Степаняна – умных, талантливых, честных людей – решить, что «Асан» – выдающийся роман? Не знаю. Чудны дела Твои, Господи! Что мы обсуждаем? Халтуру. Если бы Маканин хоть признал, что писал не о войне, но он упорствует: я-де знаю войну и понимаю её лучше ветеранов. Прежде я считал Маканина умнейшим из современных русских писателей. К сожалению, литературный скандал уже давно обернулся фарсом.

– Уточните конкретнее, в чём халтурность «Асана»?

– Сразу оговорюсь, Владимир Маканин – действительно большой писатель, один из крупнейших современных русских прозаиков…

– Он один из немногих, которые приблизительно каждое десятилетие меняют свою творческую манеру, темы. И это хорошо. Однообразие во всём – плохо.

– Но тем строже с него спрос. Когда человек пишет о том, чего не знает, это и называется халтурой. Маканин написал о войне, о Чечне, о психологии человека на войне, но беда в том, что ни того, ни другого, ни третьего он не знает. Отсюда и бесчисленные фактические ошибки в его романе. Отсюда и почти что единодушное возмущение, даже ярость ветеранов чеченских войн.

– Неужели если всё описать: как винтовку носить, как то-то делать или то-то – это будет литература?! Мне, кажется, литература – это нечто иное. Гегель писал, что можно разобрать произведение по художественным частям (эпитетам, метафорам и так далее), а в остатке будет литература.

– Дело не в том, что Маканин не воевал в Чечне. Георгий Владимов в своё время «не успел на войну», но над своим романом «Генерал и его армия» он работал много лет. Собирал материал, изучал военные мемуары и даже сам, насколько мне известно, вёл литературную запись мемуаров советских военачальников. Вокруг его романа было много споров, но в халтуре писателя никто не посмел обвинить. А Маканин изучил предмет поверхностно, там, где не хватало фактов, дополнял логикой, домысливал. Но война по сути своей иррациональна, её нельзя свести к рационально рассчитанной формуле: бензин + информация = прибыль, как это делает Маканин. Возможно, вор и барыга в самом деле герой нашего времени, здесь Маканин прав, но он не может быть героем войны. По словам Аркадия Бабченко, который критически относится и к чеченским войнам, и к порядкам в армии, таких людей, как майор Жилин, в армии ненавидят и презирают. А у Маканина Жилин – уважаемый человек. Чуть ли не вся Чечня его знает.

– У меня создалось впечатление от дискуссии по «Асану», которая развернулась не только на страницах «Литературной России», но и в ЖЖ были жаркие споры, что читателям навязывают насильственно два мнения: в «Асане» изображена настоящая война и Маканин за это большой молодец; и «Асан» – это выдуманная война Маканиным. И в этой кутерьме, кто прав, кто нет, забыли, что читатель в принципе сам определит своё отношение к «Асану», найдёт своё видение проблем, поднятых автором. До «Асана» было много документальной прозы, очень хорошей, качественной, но в ней, как мне кажется, не хватало главного: нравственного осмысления происходящего. Думаю, что этот постулат для Владимира Маканина был краеугольным.

– До «Асана» были блестящие романы Александра Проханова «Идущие в ночи» и «Чеченский блюз». Они безмерно выше «Асана». Это настоящая военная проза. Кстати, многие ветераны их тоже недолюбливали (Прилепин, Карасёв), но многие оценили высоко, как генералы Квашнин и покойный ныне Трошев. А Маканин взялся не за своё дело. Впрочем, я полагаю, эту тему пора закрыть. Слишком долго мы обсуждаем роман, который не стоит обсуждения. Лучше как-нибудь поговорим об «Испуге». Это гораздо интереснее.

– В последнее время многие критикуют такое понятие, как «литературный процесс». Считают, что писатели стали писать на премии и ради премий. Согласны вы с этим мнением или нет?

– Да, многие пишут ради премий. Разве не для премии написана «Нефтяная Венера» Александра Снегирёва? Когда писатель думает о премии, а не о читателе, читатель это быстро понимает и отворачивается и от такого писателя, и вообще от современной литературы. Но сводить литературный процесс к премиальным интригам и скандалам нельзя. Это опасная подмена понятий.

– Сергей, не кажется ли вам, что в России развелось слишком много литературных премий и писатели и их творения кочуют от одной премии к другой? В этой не получу, так, даст бог, в другой повезёт. Может, необходимо сократить это количество или объявить, что писатель имеет право выставить свою книгу в течение года только на какую-то одну конкретную премию.

– Да пусть будут премии, вводить ограничения вряд ли стоит. Дело в другом. Надо писать для читателя, а не для жюри Букера, «Большой книги» или «Казаковки». Впрочем, премии-то разные бывают. Есть премии, которые, несмотря на все интриги, становятся более или менее любопытными конкурсами. Помимо трёх только что названных, к настоящим, относительно честным премиям относятся премия им. И.П. Белкина, «Национальный Бестселлер», «Ясная Поляна», премия им. Андрея Белого (до недавнего времени) и несколько журнальных премий. Может быть, «честными» будут «НОС» и премия им. Василия Белова, не знаю, пока рано судить. Гораздо хуже ведомственные и карманные премии. К литературе они и вовсе отношения не имеют. Однажды мне показали список лауреатов премии Министерства обороны: ни одного писателя, только начальники! Карманную премию дают «своему человеку». Бывает, что «честная» премия превращается в карманную.

– Графомания – это бич для литературы или норма? Недавно вычитал у одного критика фразу: «Чем больше графоманов, тем качественнее литература». Вы согласны с этим мнением?

– Да, согласен. Всё-таки графомания сопряжена с любовью к литературе. Сочинение бездарных романов – занятие относительно безвредное, если только автора ненароком не примут за настоящего писателя и не «раскрутят». А так почему бы не писать, если хочется? Кто-то ловит рыбу, кто-то пишет стихи. Редактор не должен пропускать графоманов в литературу, но он не имеет права отнимать у них радость творчества.

– Последний вопрос. Вы историк по образованию, кандидат соответствующих наук, что подвигло вас заняться литературной критикой? Не жалеете, что забросили историю или есть планы как-то вернуться в историческую науку, написав, к примеру, монографию, или заняться преподавательской деятельностью. Или журнал «Урал» и литературная критика – это ваше всё и вы ничего менять не хотите?

– Я никуда из науки не уходил, это просто невозможно. Для меня научная работа – это образ мысли и стиль жизни. Первая монография у меня уже вышла, я преподаю в университете даже несколько больше, чем хотелось бы. Время от времени участвую в научных конференциях. Разумеется, я мог работать раза в три больше, если бы занимался только наукой. Но ведь научный сборник читают главным образом его авторы. А у литературного журнала даже в наши дни тысячи читателей. Тебе звонят, спорят, ругают, хвалят, но, главное, читают. Поэтому я с каждым годом всё больше внимания уделял литературе. В 2003 году меня пригласили работать в журнал «Урал» сначала литературным сотрудником, а спустя пару лет я стал заместителем главного редактора. Научную работу не бросаю, но теперь у меня другие объекты для исследований и другие источники. Вместо хорватских газет и националистических брошюр времён Второй мировой – современные русские романы, повести, рассказы, статьи, эссе, которые на самом деле ничуть не менее интересны для науки.

Беседу вёл Егор МОЛДАНОВ