Не бросай огонь, Прометей

№ 2009 / 43, 23.02.2015

Есть у Му­с­тая Ка­ри­ма сти­хо­тво­ре­ние, на­пи­сан­ное в на­ча­ле 90-х. При­снил­ся ему Бог. Тот уви­дел его и уди­вил­ся: «Как, ты ещё жив? Ты же этот са­мый… хан-во­я­ка… Тох­та­мыш!». Обес­ку­ра­жен­ный по­эт по­пы­тал­ся вне­сти уточ­не­ние: «Нет, Со­зда­тель, я Му­с­тай Ка­ри-им»

Башкортостан широко отметил 90-летие со дня рождения Мустая Карима

Есть у Мустая Карима стихотворение, написанное в начале 90-х. Приснился ему Бог. Тот увидел его и удивился: «Как, ты ещё жив? Ты же этот самый… хан-вояка… Тохтамыш!». Обескураженный поэт попытался внести уточнение: «Нет, Создатель, я Мустай Кари-им», приглядись, мол, внимательней. Но Господь лишь отмахнулся: «Не спорь, у меня память хорошая, Мустай Карим ещё не родился!». Не признал его Создатель, хотя и похвастался, что память у него отменная. На этом стихотворение заканчивается.

Но если бы разговор продолжился, то Мустай, наверное, мог бы сказать, что не только родился, он прошёл великую войну, привёл бы строчки из своего стихотворения «Тяжёлый снег идёт три дня…»:

…И два осколка мины той попали в нас двоих. Один в сержанте Фомине, (Он спит в могильной глубине), Другой достался мне… (Перевод Михаила Дудина)

– и рассказал бы, как через много лет стихи эти были прочитаны по Всесоюзному радио и сотни Фоминых со всех концов страны писали ему: не их ли отец, сын, брат был тот самый Фомин?..

Мог бы сказать о своих наградах: от боевого Отечественной войны и Красного Знамени до Героя Соцтруда и Ленинской премии. Хотя ими не то что Господа, теперь и людей не очень-то убедишь. Как, возможно, и комсомольским билетом, пробитым тем самым осколком (билет многие годы находился на стенде в Музее Министерства обороны). Но своих наград и своих ран он никогда не стыдился. Как и своих книг. Родили их добрые чувства и, надеялся он, принесли какое-то добро людям, читавшим их. Повести «Долгое-долгое детство», «Помилование», «Деревенские адвокаты», трагедии «В ночь лунного затмения», «Салават», «Не бросай огонь, Прометей!» и стихи. Главное – стихи.

Как-то в дальнем горном районе семидесятилетний башкир сказал ему: «А ведь я ещё школьником по твоим стихам в «Алифбе» («Букваре») учился читать. Потом дети учились, затем внуки, теперь уже правнуки. Четыре поколения нас». Действительно, стихи Мустая были включены в школьную программу ещё до войны, когда автору только исполнилось 20. Имя его вошло в народное сознание 70 лет назад и с тех пор не покидает его. В общем, счёт для «ещё не родившегося» совсем неплохой.

Мустай Карим умер четыре года назад. Девяностолетие было первым юбилеем без него, но имя его звучало всюду. Газеты, журналы, школы, библиотеки – откликнулись все.

И. К.