Поцелуй Иуды

№ 2009 / 46, 23.02.2015

Ста­ло у нас тра­ди­ци­ей в но­во­мод­ный пра­зд­ник 4 но­я­б­ря пре­зен­то­вать све­жий «ис­то­ри­че­с­кий» фильм. То Вла­ди­мир Хо­ти­нен­ко об­ру­шил­ся на зри­те­ля лу­боч­ным соц­за­ка­зом в ви­де «1612».

или Об истории с предрассудками

Стало у нас традицией в новомодный праздник 4 ноября презентовать свежий «исторический» фильм. То Владимир Хотиненко обрушился на зрителя лубочным соцзаказом в виде «1612». В этом же году состоялась премьера нового фильма Павла Лунгина «Царь». После «Острова» можно сказать, что премьера долгожданная, однако оставившая зрителей в недоумении.

Не о художественных особенностях «Царя» хотелось бы говорить, не об игре актёров. А о преломлении истории в нём, во многом однобоком.

Год назад в интервью «АиФ» Лунгин рассуждал о личности царя Ивана IV: «Он грешник, он святой, он каратель… Но прежде всего – художник! Вся жизнь его – юродство, скоморошество, постоянный театр. Грозный имел блестящее образование, писал музыку, стихи, был глубоко верующим человеком и хотел Руси только блага. И пришёл при этом к полному жизненному краху». Однако на выходе в картине ни художника, ни блестяще образованного человека нет и в помине, а уж верующего человека, мечтающего о благе для страны, и подавно.

Грозный царь в фильме – безусловный маньяк, одержимый всевозможными маниями. По сути, воплощение бесовских нечистых сил. Ни о какой сложности, многогранности этой личности разговор не идёт. Царь – безусловное зло. И «повадки» у него не царские – скорее, безумный малограмотный смерд во власти, тиран и деспот, сумасброд. Остаётся лишь попытаться порассуждать о природе этого зла, которое таится в той самой русской душе.

Для Лунгина Грозный – призрак, проклятие России, её «вечное искушение». Близка режиссёру и традиционная риторика о странной любви русского народа к диктаторам. В том же интервью: «К ним ко всем – к диктаторам, к тем, кто так или иначе был связан с насилием и пролил моря крови своего народа, да к тому же Сталину! – Россия испытывает какую-то странную, немного мазохистскую любовь».

Грозный в картине – еретик, который искал богоподобия. «Ему хотелось, чтобы его любили так, как любят Бога, – больше, чем самих себя», – говорил Лунгин. По его мысли, с Грозного в России пошла тенденция: он «стал первым царём в российской истории, который воевал со своим собственным народом». Режиссёр призывает «медитировать на эту тему»…

То есть, собственно, какого-то нового слова о личности царя Лунгин не сказал, да, судя по всему, и не искал его. Он лишь использовал избитое клише «кровожадного деспота» и ещё более гипертрофировал его по контрасту с жертвенной праведностью митрополита Филиппа.

Цель фильма – не понимание истории, не правда о ней, а модная по нынешним временам формула извлечения уроков из метафоризированного, модернизированного прошлого, понимание природы деспотии в категориях современного человека.

Собственно, в фильме нет Руси XVI века, нет реальных исторических персонажей. И в этом плане «Царь» Лунгина такая же инсталляция, далёкая от реальности, как и роман о чеченской войне Владимира Маканина «Асан». Здесь нет истории, есть лишь попытка прикосновения к ней с позиций человека XXI века, с его видением, мировосприятием. О том, что тогда мир воспринимался несколько иначе, чем сейчас, речи не идёт. Всё различие между человеком XVI века и XXI-го, в понимании режиссёра, заключается лишь в том, что средневековое сознание было затуманено всевозможными религиозными штампами: ожидание грядущего Страшного суда, царь – проводник Божьей воли. Он может миловать и карать. Даже в силах молнией повелевать, помимо этого строит палаты-бункер без окон, в которых он сможет переждать зиму Апокалипсиса.

Нет сомнения, что деятельность исторического царя Ивана IV, его поступки, в первую очередь, читаются с точки зрения христианской логики. Об этом отлично пишет в своих трудах современный историк, профессор РГГУ Андрей Юрганов. Но вот как будет воспринимать эту логику наш современник, далёкий от неё, не погружённый в её атмосферу и атрибуцию? Как проявление религиозного фанатизма? Что всё это свойства извращённого порочного национального самосознания?..

В этом плане «Царь» многим отличается от «Острова». Если в «Острове» зритель лично погружается в атмосферу покаяния, проникается в логику поступков главного героя отца Анатолия, то здесь просмотр рождает лишь штампы: борьба гуманизма, любви со средневековым деспотизмом и восточным варварством. Свет и тьма, икона и топор. Филипп и Иван. Русского Леонардо да Винчи, человека Ренессанса душит уходящее Средневековье. Причём уходящее не навсегда, его проявления есть и поныне. И об этом изначальном грехе народа надо помнить всегда. Хоть на тот же русский ХХ век взгляни… Думается, что здесь режиссёр пошёл по самому лёгкому, очевидному пути.

Надо понимать, что мир Средневековья строго иерархичен. Царь не просто первый среди равных, но и является пастырем своего народа, который ему поручил Бог. Царь – слуга Бога, подданные – слуги царя. Сохранение этой чёткой иерархии, а значит, реализация по цепочке воли Божией приближает общество к благочестию.

Подобная чёткая организация социума крайне важна, ведь сравнительно недавно, в 1453 году, пала Византия. Пала за грехи, за предательство веры. Внешняя угроза и внутренняя измена – также основные причины её исчезновения в пучине истории. Сейчас Москва – Третий Рим, последний оплот праведности и реализации воли Божьей. Аналогичные угрозы стоят и перед ней, но они рассматриваются в символическом аспекте, как испытание веры. Грозный всё это гиперболизировал, стал практически мнихом, а вся держава – монастырём, ведущим неустанную брань с врагом рода человеческого, предстающего в различных обличиях. Вот и пустил он апокалиптических всадников – опричников по стране. Этакая всемирная борьба с экстремизмом и терроризмом в современном изводе…

То есть в действиях и поступках Грозного читается чёткая логика средневекового человека, хорошо понятная его современникам. У Лунгина в нём всё же больше аномалии и патологии. Поступки алогичны, не поддаются прочтению с точки зрения современной гуманистической морали.

Близок Грозному был и культ архангела Михаила, карающего на пороге Страшного суда. Академик Александр Панченко считал, что архангел Михаил был для царя ориентиром его монаршей политики. Зверства, казни, мучающие и губящие тело грешника, могут иметь очистительное действие для души. Через наказание заблудших, грешников царь проявляет заботу о них, печётся об их спасении, является добрым пастырем, милостивым государем. Именно так его называли современники. Для нашего светского сознания, естественно, эта ситуация воспринимается дикой и неприемлемой.

В послании Курбскому Грозный приводит слова апостола Иуды: тот, кто отвергает «начальства и злословит высокие власти», приближает последние времена, то есть Страшный суд. Для него предатели те же воеводы, которых укрыл Филипп, потому как ослушались его воли, а это уже грех смертный.

В поцелуе Иваном Филиппа перед удушением в тверском Отрочьем монастыре как особом знаке для Малюты Скуратова без труда читается евангельский поцелуй Иуды. Хотя в этом случае едва ли можно говорить о предательстве. Скорее Филипп становится вне закона, так как отошёл от иерархии движения Божьей воли. И царь пытается спасти его, делая мучеником.

Через сотню лет уже староверы добровольно уходили из жизни, дабы спастись от греха земной жизни под пятой Антихриста – царя Петра. Он покусился на веру, разрушил привычную иерархию, поэтому стал вне традиционных ценностных категорий.

Но у Лунгина нет сложности личности, понимания своеобразия времени, кроме внешних декораций. Вместо этого – однозначная концепция в рамках противопоставления «тёмное – светлое». В финале окончательный приговор: царь, будто антихрист, восседающий на троне, в снегах и в окружении пыточных аттракционов. Народ его покинул.

Режиссёр прошёл мимо того, что царь был одним из самых просвещённых людей эпохи. В его царствование были не только реки крови, но и книгопечатание, и собор Василия Блаженного, и присоединение Казани, да много чего ещё.

Честно говоря, сам принцип оценки исторических событий, каких-либо деятелей с точки зрения «хороший – плохо» ложный. Чаще всего он лишь отражает актуальную политическую конъюнктуру и с историей не имеет ничего общего. История страны не одноклеточный процесс, а сложный и многогранный. Мы же её всё время пытаемся погрузить в какие-то рамки, навязать какую-то концепцию. Тем самым разрываем её, дробим, порушаем ход, в котором всегда есть определённая необходимость и осмысленность.

Андрей РУДАЛЁВ,
г. СЕВЕРОДВИНСК,
Архангельская обл.