Самый главный великан

№ 2010 / 10, 23.02.2015

Он оставался, пожалуй, последним из плеяды великих московских пересмешников, таких, например, как Смирнов-Сокольский, Гаркави, Фаина Раневская или Рина Зелёная,
чьи остроумные экспромты

Он оставался, пожалуй, последним из плеяды великих московских пересмешников, таких, например, как Смирнов-Сокольский, Гаркави, Фаина Раневская или Рина Зелёная, чьи остроумные экспромты, порой весьма нелицеприятные и достаточно рискованные, мгновенно, что называется, «шли в народ», расхватывались на цитаты.

И вот – прощальный апокриф. На ступенях храма Христа Спасителя – после отпевания и выноса гроба – какие-то всклокоченные старухи:

– Сколько лет ему было?

– Девяносто шесть.

– Ага, мне семьдесят два, значит, он родил меня в двадцать четыре…

Болгарская ясновидящая Ванга, к вящему удовольствию Сергея Михалкова, предрекла ему долгую жизнь. И действительно, автор трёх Государственных Гимнов был обласкан ещё Сталиным (недоброжелатели зубоскалили: дескать, свой первый орден Ленина получил за колыбельный стишок «Светлана», потешив отцовские чувства «вождя народов»), ухитрялся не выпадать из «обоймы» при всех сменах кремлёвских декораций, многие годы стоял у кормила литературного министерства – Союза писателей, что само по себе являло неограниченную, почти монаршью власть и немалые номенклатурные привилегии.

Конечно, были обиженные. Иным и теперь вольно сводить с ним публичные счёты…

Время рассудит.

Мне же доподлинно ведомо, как этот резковатый, вспыльчивый, временами невыносимый в общении человек самозабвенно отстаивал – на самых высоких уровнях – интересы пиитов и прозаиков, вытаскивал безвинных из тюрем, буквально спасал хворых писателей, устраивая их в лучшие – правительственные – клиники и санатории (помог с операцией Зое Ивановне Воскресенской, погибавшей от рака желудка; после хирургического вмешательства в ЦКБ Зоя Ивановна прожила ещё почти двадцать лет), неустанно пёкся о том, чтобы книжные прилавки, библиотечные полки заполнялись образцами высокохудожественной детской литературы, а не бездарным, конъюнктурным печатным ширпотребом.

Легендарный детгизовский редактор, мой внимательный старший друг и земляк-черноморец Борис Камир вспоминал:

«Давным-давно я был у Сергея Владимировича. Беседовали о том, о сём… Вижу: берёт со стола книжку, что-то в ней пишет и как бы невзначай протягивает мне.

– Возьми на память, пригодится…

Заглавие: Сергей Михалков. «Лиса, Бобёр и др.». Рисунок на переплёте: рослый бобёр в шубе меховой, в руке портфель, поучает крошку-ёжика, который нос высунул из игольчатого плаща.

На титуле – мне: «Экземпляр басен авторский, уникальный», подпись и дата – «21.8.61». В сборнике 112 иносказаний – кратких, поучительных.

Раскрыл – обомлел.

Обороты обложки, в начале и в конце, заполнены авторскими «заготовками» – скоропись фиолетовыми чернилами с прочерками, исправлениями, обрывками слов.

Вот отдельные записи:

«Авторитет подобен загару:

Его нужно всё время поддерживать…»

«…Оратор выступал без бумажки,

Все бумажки он давно выучил наизусть…»

«– Ну, этот такой… этот не проплеснёт?»

– Про одного ловкача.

Свидетельство раздумий пишущего…»

Спасённый от гибели на свалке камировский архив ныне хранится в фондах подмосковного музея-заповедника «Подолье». Правдивая, увлекательная рукопись мемуаров старого редактора о годах и людях родного Детгиза – пылится в музейном шкафу, не заинтересовавшая современных «продвинутых» издателей…

Не забываю наш давнишний разговор о Сергее Владимировиче с моим литинститутским сокурсником, поэтом-воркутинцем Колей Кузьминым.

– Мне наплевать на тех, кому он дорогу перешёл, – топорщил добродушный северянин Николай свои шевченковские усы, – я их не знаю, а на его стихах вырос, теперь вот дочка моя декламирует его наизусть! Ни единой детской строки его не уступлю никому! Передай Дяде Стёпе, что я… что мы его любим и… пусть он будет здоров!

И тут же, в замызганном коридорном тупичке нашей «богемной» общаги на столичной улице Добролюбова, мы с Колькой вдруг принялись откалывать какие-то сумасшедшие коленца, выдыхая в такт этим диким антраша бессмертные строчки классика:

– В доме восемь дробь один, у Заставы Ильича, жил высокий гражданин по прозванью Каланча!..

«Саша!

Спасибо за тёплые слова и книжку.

Пусть она у Вас первая – с чего-то надо начинать.

Есть хорошие стихи!

Успеха Вам!

С. Михалков

6.06.93».

Помню, как в августе девяносто первого рьяные телевизионные интервьюеры атаковали Никиту Михалкова вопросами об отношении кинорежиссёра к отцу, «поддержавшему» ГКЧП.

Никита Сергеевич щурился недобро:

– Павлика Морозова из меня хотите сделать? Не сделаете из меня Павлика Морозова…

Для всех нас детство началось с Сергея Владимировича Михалкова.

Его будут читать и наши правнуки.

Александр ПАВЛОВ,
г. ПОДОЛЬСК,
Московская обл.