Диссидент поневоле: Борис Балтер

№ 2010 / 12, 23.02.2015

Если верить современникам, Борис Балтер в общении был просто невыносим. Он всегда и всех судил очень жёстко и жестоко. Казалось, что обличительство было его второй натурой. Но в отличие от невежественных критиканов, любящих только себя, Балтер никогда не умел плести интриги

Если верить современникам, Борис Балтер в общении был просто невыносим. Он всегда и всех судил очень жёстко и жестоко. Казалось, что обличительство было его второй натурой. Но в отличие от невежественных критиканов, любящих только себя, Балтер никогда не умел плести интриги и быстро забывал зло. Вволю наругавшись, он потом молча начинал творить добро, помогая пробивать в печать первые вещи то Владимира Максимова, то Булата Окуджавы.

Борис БАЛТЕР

Борис Исаакович Балтер родился 6 июля 1919 года в Самарканде. Его отец был участником русско-японской войны. Но в 1912 году ему пришлось столкнуться в Киеве с куда более опасным врагом, нежели самураи. Какие-то ублюдки организовали еврейские погромы. Позже по рассказам родственников Балтер восстановил все подробности тех страшных картин. Он писал: «Отец взял клячу водовоза-еврея и выехал навстречу погромщикам в мундире и при крестах, с палашом на бедре. Погромщики не посмели войти в дома и свернули в другую улицу, а казачьи офицеры отдавали отцу честь, но при этом, посмеиваясь, говорили казакам: «Лихой жид!» Отец спас от погрома маму и всю её многочисленную родню».

Уточню: одна из спасённых Исааком Балтером семей в благодарность решила выдать за отважного защитника свою шестнадцатилетнюю дочь Соню. То, что Балтер был её старше на тридцать с лишним лет, родню не смущало. Позже Соня, точнее Софья Соломоновна, подарила своему назначенному жениху троих детей. Но заниматься домом у неё никогда никакого желания не было. Её настоящим призванием была революция.

Мне точно неизвестно, какие враждебные вихри занесли потом Балтеров в Среднюю Азию. Знаю только, что вскоре после рождения Бориса старший Балтер умер. А в 1931 году мать перевезла всех детей в город Орехов под Запорожье. Впрочем, в Запорожье их семья надолго не задержалась. Школу Борис заканчивал уже в Крыму, в Евпатории.

В 1936 голу Балтер по комсомольскому набору был направлен в Ленинградское пехотное училище имени С.М. Кирова. Но вскоре из Крыма пришло известие об аресте его матери. Софью Соломоновну обвинили в «экономической контрреволюции»: мол, она, используя своё высокое положение в Крымских профсоюзах, незаконно добивалась повышения зарплат санитаркам какого-то грязелечебного санатория. Командование потребовало, чтобы Балтер решительно открестился от родни, пообещав за это оставить в училище и комсомоле. Но он от роли второго Павлика Морозова отказался.

Потом началась кампания против белофиннов, которая закончилась для Балтера лёгким ранением. Но самое страшное, как оказалось, было впереди.

Войну с немцами Балтер встретил на Западе. Наша армия беспорядочно отступала. Люди были в панике. Как в тех страшных условиях рота Балтера пленила взвод немцев, до сих пор загадка.

На фронте Балтер записался в коммунисты. Позже он вспоминал: «Я вступил в партию не для карьеры и не ради того, чтобы мне легче жилось. В феврале 1942 года под Новоржевом 357-я стрелковая дивизия попала в окружение. В этой обстановке самой большой опасности подвергались коммунисты, войсковые разведчики и евреи. Я был начальником разведки дивизии и евреем. Тяжело раненный, я вступил в партию».

После госпиталя Балтера отправили в тыл и назначили командиром запасного полка. Он ещё надеялся сделать хорошую военную карьеру, даже подал сразу после Победы рапорт, хотел поступить в Академию имени М.В. Фрунзе. Но что-то не срослось. По одной версии, Балтера якобы заставили из армии уволиться по болезни. По другой – ему не дали хода из-за пресловутого пятого пункта.

Балтер потом уехал в Днепропетровск. Но поскольку никакой гражданской специальности у него не было, он смог устроиться лишь на какой-то завод в качестве коммерческого директора. Вскоре выяснилось, что ему надо прикрывать чужие махинации. Балтера это возмутило. Он уже собрался идти в милицию, но проходимцы его опередили. В общем, несколько месяцев бывший фронтовик доказывал свою честность в тюрьме.

В 1948 году Балтер поступил в Литературный институт. Он попал на семинар к Константину Паустовскому. Вместе с ним в одной группе занимались Юрий Бондарев, Владимир Тендряков, Борис Бедный, Владимир Бушин, Владимир Солоухин, Семён Шуртаков, Михаил Годенко, Лидия Обухова, Наталья Ильина… Однако Балтер ни в одну компанию не вписался. Как вспоминал бывший армейский разведчик Владимир Карпов, виной тому была категоричность его суждений. Он всегда резал правду-матку, а это нравилось далеко не всем.

Уже на четвёртом курсе Балтер опубликовал в провинциальном альманахе «Владимир» свою дебютную повесть «Первые дни». Он хотел рассказать, как позорно начиналась для нас война. Но высокое начальство уже успело устать от баталистов. Поэтому первую повесть фронтового разведчика все замолчали.

Отдельно стоит сказать о качестве образования. Литинститут никогда серьёзных знаний не давал. Он был рассчитан на то, чтобы объяснить бывалым людям лишь азы литературной техники. Неудивительно, что многие выпускники этого института до конца жизни оставались полуграмотными людьми. Балтер – не исключение. Его приятель Бенедикт Сарнов позже вспоминал: «У Бориса была одна маленькая слабость, над которой все мы, его друзья, добродушно потешались: он вечно путал и отчаянно коверкал на свой лад всё, даже самые знаменитые фамилии» (Б.Сарнов. Скуки не было. М., 2004). Балтер запросто знаменитых книгоиздателей братьев Сабашниковых мог записать в каких-нибудь Собачкиных, а Мориса Тореза превратить в Тэрэзу. И это не было шуткой.

Понятно, что при таком багаже знаний Балтеру с его маниакальной страстью к правдоискательству после окончания в 1953 году Литинститута устроиться на какую-либо приличную работу было очень сложно. Выручил его однокурсник Михаил Кильчичаков. Он пообещал похлопотать за товарища на юге Сибири. Благодаря связям Кильчичакова в Хакасском обкоме КПСС Балтеру вскоре дали квартиру в Абакане и место заведующего отделом в НИИ языка, литературы и истории. В качестве плановой темы ему предложили составить том хакасских народных сказок. Но он ограничился литературной обработкой подстрочников. Для более глубоких исследований надо было знать хакасский язык.

Очередные перемены в судьбе Балтера случились после создания новой писательской газеты «Литература и жизнь». Главный редактор этого издания – Виктор Полторацкий дал бывшему командиру полка шанс попробовать себя в роли репортёра.

За первым материалом Балтер отправился в Тарусу. Однако резкость его письма начальству не понравилась. Он попробовал сменить редакцию. Но в другой газете его и вовсе посадили на одни письма. Чтобы заработать на хлеб и масло несчастную пятёрку, Балтер должен был за день сочинить и отправить не меньше ста отписок. От такого «творчества» кто угодно мог свихнуться.

Звёздный час Балтера настал в 1961 году. Паустовскому очень понравилась его автобиографическая повесть «До свидания, мальчики!». Он лично отобрал фрагмент для публикации в «Литгазете». В своей рекомендации Паустовский подчёркивал: «Борис Балтер – молодой писатель, но уже прошёл большую и подчас суровую жизненную школу. Он много пережил, много видел, скитался, много работал, много воевал в минувшую войну. Моё общение с молодыми писателями (в особенности со студентами Литературного института имени Горького, где мне посчастливилось в течение нескольких лет вести семинар прозы) убедило меня в том, что трудное начало писательской жизни во много раз лучше, чем лёгкое и удачливое. Для талантливого человека трудное начало – это хорошая житейская закалка и школа преданности литературе. Слабые сходят с прекрасной, но трудной дороги подлинной литературы, сильные остаются… Балтер – человек и писатель, требовательный к себе и другим. Отчасти поэтому он пишет ещё несколько медленнее, чем нам хотелось бы. Но в этой его медлительности, как и в его взвешенной, отобранной живой прозе, видна сила глубокого убеждения, сила мысли, сила своего взгляда на жизнь».

Паустовский фактически открыл Балтеру дорогу в сборник «Тарусские страницы» и в журнал «Юность». Впоследствии Анатолий Эфрос поставил по повести «До свидания, мальчики!» спектакль в Театре имени Ленинского комсомола. Кроме того, режиссёр Михаил Калик в 1966 году перенёс эту книгу на экран.

Но вот закрепить этот ошеломляющий успех Балтер не смог. Да, в 1964 году у него вышла новая повесть «О чём молчат камни». Эта вещь тоже была написана на автобиографическом материале, рассказывала об одном исследователе, который изучал прошлое хакасов. Но ведь она, по сути, представляла переработку другой повести писателя – «Степные курганы», первая публикация которой состоялась ещё в 1955 году. Кстати, книга «О чём молчат камни» в отличие от «Мальчиков» никакого резонанса в обществе не вызвала.

Позже из Балтера пытались сделать этакого правозащитника. Однако он никогда диссидентом не был. Его друг Лев Левицкий вспоминал, как Балтер в первую их встречу зимой 1959 года яростно защищал марксизм. А с какой яростью он ругал в начале 1960-х годов Илью Эренбурга, который, по его мнению, написал лживые мемуары. Эренбург в его глазах выглядел жалким приспособленцем, но не большим писателем.

Почему же в 1968 году Балтер стал чуть ли не изгоем? Он подписал обращение к советским вождям в защиту Юрия Галанскова, которому инкриминировалось составление машинописного альманаха «Феникс-66», и Александра Гинзбурга, подготовившего «Белую книгу» с обличительными материалами по делу Синявского–Даниэля. Как вспоминал Левицкий, «Боря не был в восторге от письма в защиту Гинзбурга и Галанскова, к сочинению которого и я приложил руку. Когда Бен [Б.Сарнов. – В.О.] показал его ему, он скривился, сказав, что такого рода документы надо писать иначе. Но, подписав его, держался с достоинством и никогда потом никого не упрекал за то, что вовлекли его в дело, за которое платить пришлось ему непомерную цену» (Л.Левицкий. Утешение цирюльника. М., 2005).

Сначала дело Балтера разбирала партийная организация журнала «Юность», где писатель состоял на партучёте. Борис Полевой, понимая, что совсем замять историю с письмом вряд ли уже удастся, очень хотел отделаться малой кровью и предложил ограничиться одним выговором. Но Балтер эту уступку не принял. На партийном собрании он заявил: «Я подписывал письмо товарищам Брежневу, Косыгину, Подгорному и Руденко по поводу суда над Гинзбургом, Галансковым не для того, чтобы бросить тень на советское правосудие, а для того, чтобы обратить внимание руководителей страны на факты, которые вновь подрывают авторитет советского суда. Мне кажется странным, что предметом осуждения стали письма и выступления, а не факты, которые в этих письмах и выступлениях осуждаются. Я думаю, по-настоящему должно волновать то, что за открытые и бескорыстные гражданские поступки исключили из партии Свирского, Непомнящего, Корякина и Биргера, а также многих других неизвестных мне коммунистов. Это стало возможным только потому, что кому-то просто необходимо похоронить решения XX и XXII съездов партии, вытравить их из памяти народа. Это то, что относится к самому факту подписания письма. Я считаю, что, подписав письмо, я поступил согласно со своей партийной и гражданской совестью. Теперь о последствиях, к которым привело подписанное мною письмо. Сенсации, которые вызывают подобные письма вообще, можно объяснить одним: отсутствием гласности. Ни один суд не гарантирован от ошибок. И если вокруг того или иного процесса вспыхивает полемика, – это ни в коей мере не умаляет достоинства суда вообще, а лишь свидетельствует об общественном интересе к определённому процессу. Только непрерывная гласность может лишить заграницу сенсационного материала подобного рода».

Во Фрунзенском райкоме КПСС это выступление расценили как вызов системе и вместо выговора единогласно проголосовали за исключение писателя из партии. Естественно, после случившегося перед ним сразу закрылись двери всех издательств и журналов.

Спасение Балтер нашёл в подмосковной деревне Вертушино. Кто-то по дешёвке согласился продать ему старый дом. И он все силы бросил на перестройку деревенской избы.

Многие думали, что литературу Балтер окончательно оставил. Но это не совсем так. Друг писателя – критик Лазарь Лазарев утверждал, что Балтер долго боялся, «что новая вещь будет слабее, чем «До свидания, мальчики!», опасался, вдруг в результате всех мытарств, всех неприятностей незаметно для него самого в его душу проник страх перед правдой и этот внутренний редактор будет его сковывать, уводить на путь, что «протоптанней и легше». Незадолго до смерти он начал, наконец, писать новую повесть, работа у него пошла, он был ею захвачен. Однажды прочёл нам две главы [из повести «Самарканд». – В.О.] – они были по-настоящему хороши (и по тому времени явно «непроходимы», только в 1989 году их опубликовала «Юность»). Увы, написать новую книгу ему было не дано – остановилось сердце…» (Л.Лазарев. Записки пожилого человека. М., 2005).

Умер Балтер 8 июня 1974 года. «Он пошёл в подвал отворить кран, чтобы полить сад, – писал Левицкий, – упал и умер в одночасье. В это время в доме у него был Вася Аксёнов. Вспомнив своё врачебное образование, пытался вернуть его к жизни. Но ничего не помогло».

Похоронили писателя в подмосковной Рузе.

Вячеслав ОГРЫЗКО