Романтик эры мышей
№ 2010 / 25, 23.02.2015
Газетная рецензия на книгу стихов – один из забавнейших критических жанров. Если о книге можно сказать всё в статье на половину полосы, то о ней вовсе не стоит говорить. А если книга достойна прочтения дважды, то газетная рецензия
 |
Газетная рецензия на книгу стихов – один из забавнейших критических жанров. Если о книге можно сказать всё в статье на половину полосы, то о ней вовсе не стоит говорить. А если книга достойна прочтения дважды, то газетная рецензия едва ли может быть сколь-нибудь адекватной объекту описания. Происходит это оттого, что поэзия вообще плохо поддаётся прозаическому пересказу – попробуйте кратко переложить в статью «Илиаду», не упустив поэтических деталей и художественных красот! Лирическая поэзия пересказу не поддаётся вообще. Тут надо либо разбирать подробно, как Некрасов Тютчева (в знаменитой статье «Русские второстепенные поэты»), либо восторженно хлопать в ладоши и вопить: «Ай да молодец!». Для первого газета не место, а второе нам не позволяет сделать уважение к читателям. Поэтому в этом тексте мы не будем ни слишком умничать-подробничать, ни пускать восторженные слюни, а ограничимся несколькими замечаниями, важными по нашему разумению.
Первое, что бросается в глаза при чтении книги Андрея Коровина «Пролитое солнце», это то, что в ней нет ни жалоб, ни нытья, столь излюбленных большинством современных поэтов. И это радует. Автор жизнелюб и оптимист, хотя бы даже поэтому читать его приятно. Это свойство коровинской поэзии задолго до нас отметил Бахыт Кенжеев. В предисловии к «Пролитому солнцу» Кенжеев пишет: «Собственно, почти все его [Коровина] строки написаны, не побоюсь сказать, человеком счастливым, хотя и достаточно просвещённым для того, чтобы видеть в мире не только свет, но и неизбежные тени».
Ещё Коровин обладает редкой по нашим временам, но очень ценной для поэта способностью восхищаться вещами простыми – морем, солнцем, небом – восхищаться искренне, по-мальчишески. Он, как отважные пионеры – герои прозы детского писателя Владислава Крапивина – по-прежнему придерживается «веры морской», активно её пропагандирует, и оттого в текстах у него так много матросов, канатов, парусов, ветра, чаек, рыб, из них он строит шхуну своей поэзии.
Образный ряд «простого романтика» в тельняшке, чья романтика родом из советского детства, у Коровина вполне удачно соседствует и с такими новомодными словами, как «смс», «памперсы» «блог», и с такими разношёрстными, как украинское «коханна», английское «well», японское «сэй сёнагон», просторечное «комедь» (вместо «комедия»), протокольная аббревиатура «ДТП»… Лексика пёстрая, но она не режет слух, не смотрится какой-то противоестественной и неуклюжей. Она, как горсть насыпанных в калейдоскоп, изначально ничем не связанных разноцветных стёклышек, складывается в замысловатый узор.
И, к счастью для читателя, Коровин – романтик современный. В отличие от предшественников из позапрошлого века, которые не могли выразить ни одной мысли иначе, как сложив поэму в пару тысяч строк, он умеет быть кратким.
Море лимонными дольками |
нарежьте мне море лимонными дольками без чаек отчаянья море – и только! чтоб был ободок от восхода по краю и быстрый дельфин как посланник из рая
и я под язык положу эту дольку чтоб выжить зимою полынной и горькой чтоб плавать зимою как рыба в воде подобно морской путеводной звезде |
Один из героев Салмана Рушди говорил, что раз бывают «увы», то в противоположность им должны быть и «ура». В жизни скорее наоборот – на каждое «ура» обязательно отыщется «увы». Увы, Коровину, говоря спортивным языком, иногда не хватает дыхания, чтобы удержать взятый темп. Временами его внутренний редактор пропускает самоочевидные рифмы (они – огни, по трапу – по этапу, всех – смех), а порой и тривиальные мысли (наг и чист рождается человек / а уходит в тоске и злобе). Впрочем, не будем придираться – приведённый пример чуть ли не единственный на всю книгу.
Если представить поэтическую вселенную не как небосвод, наблюдаемый с земли (где Солнце – Пушкин, Луна – Лермонтов, планеты – Тютчев, Фет… и мириады звёзд), но как модель галактики, то становится заметно, что Коровин безотчётно тяготеет скорее к Б.Г. и Саш.Башу, нежели к тем авторам, которых он называет сознательно (Константин Кедров, Александр Кабанов, Алексей Цветков, Иосиф Бродский и Марина Цветаева). Если бы Коровин исполнил свой «Маяк на краю земли» на каком-нибудь Ленинградском рок-фестивале, то его бы наверняка приняли там как своего.
На наш взгляд, такая «рокенрольность» должна быть зачтена Коровину в плюс. Мы все живём в эпоху постмодерна (это признаёт даже патриарх Московский Кирилл), и нам радостно наблюдать забавный постмодернистский финт – сначала Борис Гребенщиков перенёс образы и приёмы поэзии Серебряного века в популярную музыку, а двадцать лет спустя Андрей Коровин норовит вернуть их обратно в литературу.
В нашем постмодернистском мире, где всё не всерьёз, а любой текст лишь отсылка к ранее прочитанному, ситуация, когда «по ночам мыши ходят в библиотеку», а поэт читает «им лекции о конце времён», воспринимается всего лишь как игра, интеллектуальные кошки-мышки. И поэтому, когда автор говорит о нашем времени как об «эре мышей», то это очень верное замечание, независимо от субъективного намерения Андрея Коровина.
Андрей Коровин. Пролитое солнце. – М.: Арт Хаус медиа, 2010
Александр ТИТКОВ, Катерина КЮНЕ
Добавить комментарий