По следам птицы-тройки

№ 2010 / 25, 23.02.2015

Все­гда хо­те­лось по­бы­вать в род­ных ме­с­тах Го­го­ля. Глав­но­го лю­бим­ца мо­е­го из со­кро­вищ­ни­цы ми­ро­вой про­зы.
И все­гда, убе­дил­ся ещё раз, хо­те­лось по­жить в та­ком го­ро­де, как Пол­та­ва.

Всегда хотелось побывать в родных местах Гоголя. Главного любимца моего из сокровищницы мировой прозы.

И всегда, убедился ещё раз, хотелось пожить в таком городе, как Полтава. Чтобы всего было в меру – старинных зданий, церквей, монастырей, парков, садов, бульваров. Чтобы всё это можно было обойти за один день, за одну прогулку. Чтобы чрезмерными, небывалыми казались только красота дивчин на променадах да по-фламандски изобильные базары с весёлой кутерьмой и щиросердечной, неведомой москалям дешевизной.

Земля, осенённая гением Гоголя, – это ли не мечта.

Наконец-то осуществилось. Полтавчанка тож Мария Башкирцева поспособствовала повидать. Прелестная панночка Татьяна Швец, президент её фонда, пригласила и одарила – музеями, шинками, вечерами на хуторе близ Диканьки, необъятным сиреневым садом Кочубеев, палевыми полями, лесами. Старинным храмом с их, Кочубеевой, усыпальницей – тем самым, в котором мать Гоголя вымолила себе сыночка.

Было что посмотреть и в самой Полтаве. Панорама сражения, где Пётр Первый («вид его ужасен – он прекрасен») задал трёпку самонадеянному Карлу Двенадцатому. Учинённый семейством Швец мемориал великого целителя Склифосовского, чья фамилия давно стала знаковым топонимом российской столицы. Оригинальный музей писателя Котляревского, сплотивший в себе внешний абрис курной избы и палаты вельможного аристократа. А также трогательно уютный «модерн» музея писателя Короленко с тонкоголосой и светлоокой Олесей в роли путеводительницы.

Полтава. Крестовоздвиженский монастырь

Но главная, заветная наша цель – Васильевка, родовое гнездо гения. С ветерком промчались на мерседесе туда. Дороги ровные, спорые. Полтавщина горизонтальна. Есть где разбежаться – или разлететься? – птице-тройке. В гиперболику безбрежной зелени в пятнах белых хат, златых куполов и крестов, лиловой сирени. Под синим куполом неба.

Давно заметил: физиогномически места обитания великих наших писателей на удивление точно совпадают с их внутренним, читаемым обликом. Вот Толстой и Тургенев, Ясная Поляна и Спасское-Лутовиново, вроде бы один, легко сопрягаемый край. Но в одном месте – не собранная в узел барско-крестьянская ширь, уходящая в древесные дали, словно бы растворяющаяся в них, а в другом – офранцуженное, изысканное изящество дворянской обители. Или: незабываемый нервный прочерк спутанных веток на фоне стального пруда и отчуждённо желтоватого ампирного склепа – у Лермонтова в Тарханах. Неожиданный налёт постсоветского трактирного шика в на диво слаженной есенинской деревеньке Константиново. (Кожинов как-то метко обмолвился: Есенин-де, – чистейшая родниковая вода, стекающая подчас и по ржавому желобу.) Незамутнённое простонародье некрасовской Карабихи. Неохватно могучие дубы, сосны и даже берёзы у русского Шекспира Островского в Щелыкове. О Святогорье Пушкина нечего и говорить: невместимо прекрасная, поднебесная Россия (какой она явится лет через двести!).

А что же Гоголь, каким предстаёт он в чертах своего обитания? Почти таким же лучезарным, как Пушкин. Дом, флигель, сад, грот у дивного двурукавного озера – всё таит в себе тайный союз аскезы и праздника. Русской равнины и Рима. Плодоносного чернозёма и надмирной голубизны. Не жильё, а затаённая грёза Константина Леонтьева.

«А ещё жизнь хороша тем, что можно путешествовать». Какого-то классика слова. Паломничать, припадать к литературным святыням. Благо их у нас почти столько же, сколько намоленных за тысячелетие святынь христианских.

Юрий АРХИПОВ