Пока мы не шизофреники
№ 2010 / 25, 23.02.2015
– Сергей, кто виноват?
– Глобализация, Василий.
– Что делать?
– Самосовершенствоваться.
– Чем ты вообще занимаешься?
ДИАЛОГ ДВУХ ПЛАТОНОВ
Сергей Сиротин родился в 1985 году в Геленджике Краснодарского края. Окончил химический факультет МГУ. Пишет прозу и литературно-критические статьи. Публиковался в журналах «Континент» и «Октябрь».
Критик Евгений Ермолин считает: «Во взгляде Сиротина на мир и на человека обычно присутствует спокойная объективность естествоиспытателя… В его случае это нередко даёт впечатление высоты и свободы».
Василий Ширяев родился в 1978 году. Учился в Камчатском государственном педагогическом институте. Работает сторожем в Доме культуры. Живёт в посёлке Волканый на Камчатке. Литературно-критические статьи публиковались в журнале «Урал», еженедельнике «Литературная Россия», интернет-издании «Топос».
По мнению писателя Александра Бронского, «Ширяев силится растолкать традиционных критиков плечами, а если получится, то и столкнуть некоторых с литературной шахматной доски».
 |
| Сергей СИРОТИН |
– Сергей, кто виноват?
– Глобализация, Василий.
– Что делать?
– Самосовершенствоваться.
– Чем ты вообще занимаешься?
– Читаю, пишу, перевожу. Потом перечитываю и переписываю.
– Владеешь ли иностранными языками?
– Английский (выше среднего), французский (ниже среднего).
– Какое самое важное событие в твоей жизни?
– Некоторые сны, которые дают информацию, которая не могла быть получена эмпирически.
– Много ли ты читаешь?
– Больше большинства, меньше меньшинства.
– Какие техники чтения используешь?
– Отслеживание полноты передачи заявленного.
– Есть ли Бог?
– Есть.
– Зачем?
– Чтобы человек не искал ответы в земном.
– Имеешь ли ты систематическое мировоззрение?
– Периодически. Меняется скачками.
– На положение/назначение человека?
– Не подчиняться материи/научиться договариваться с ней.
– На предметы, вещи, материю?
– Материя наделена жизнью и может существовать независимо от нас.
– Наилучшее политическое устройство?
– Любое плохо.
 |
| Василий ШИРЯЕВ |
– Сергей, сколько денег тебе надо в жизни?
– Боюсь, что в будущем больше, чем сейчас.
– Что ты хочешь в жизни?
– Что-нибудь понимать нормально.
– Что такое «культура»?
– Нет словаря под рукой. Наверное, что-то хорошее.
– Любимые непонятные слова?
– Трансцендентный.
– Зачем существует литература?
– Она хранит события наиболее глубоким образом.
– Есть ли разница между поэзией и прозой и можно ли её кратко изложить?
– Обычно поэзия короче прозы, и в ней часто есть рифмы.
– Твои любимые слова и выражения?
– Сразу не вспомнил. Значит, вне контекста любимых нет.
– Любимые буквы и звуки (если таковые есть)?
– Звуки – индустриальные, а буквы надо бы придумывать новые. Индустриальные звуки, по сути, и есть безграничный алфавит по отношению к равномерно темперированному строю.
– Почему тебе нравятся одни стихи (рассказы) и не нравятся другие?
– Потому что все не могут нравиться.
– Что это за произведения?
– В них есть полнота передачи заявленного.
– Вообще расскажи о своих умонастроениях?
– Хорошо бы придумать более совершенный язык.
– Ты говоришь с акцентом?
– Южного акцента нет.
– Любишь ли ты жизнь?
– Да.
– Как часто и с каким счётом решаешь судьбы России/мироздания?
– Периодически. Глобально всё плохо, но есть хорошие моменты, за которые надо держаться.
– Кроме ЖЖ какими сетями пользуешься?
– Контактом, но, видимо, зря, т.к. Контакт не производит информации. Он скорее как альбом для марок.
– Ты занимаешься гетерогенным катализом, мне это говорит только то, что можно получить переводом: инородное разложение (даже как то неполиткорректно звучит). Есть какие-то общие ходы, приёмы, которые ты можешь приложить и в химии, и в литературе?
– Правильнее – разнородное превращение. Общий ход: метафоры катализируют превращения между словами. И думаю, что общего можно найти больше. Например, катализатор можно рассматривать как избранного посредника, на котором превращаются вещества. В каббале похоже: поиск избранного слова (имени бога) превращает ищущего в посвящённого. Или проблема очищения нужного вещества. Её иногда решают перекристаллизацией – сначала вещество растворяют, потом, когда примеси уходят, кристаллизуют заново. У длиннопишущих писателей аналогично: эпитет растворяется в прилагательных, потом заново собирается в одном точном слове. Вот пример из «Особняка» Фолкнера:
«Только слово «мистический» не подходит. И музыка и философия рождаются из тьмы, из мрака. Не из тени, нет, из темноты, из непроглядности, из мрака. А человеку нужен свет. Человек должен жить на ярком, постоянном, беспощадном свету, так, чтобы каждая тень была определённой, отчётливой, самобытной и неповторимой: тень его собственной, личной чистоты или подлости. Всё зло человечества родилось в темноте, во мраке, там, где человека не преследует по пятам тень его собственных преступлений».
– То же по музыке. У тебя в Контакте чудовищный список индастриал-групп? Случайно это или нет? Если так же случайно, как ты читаешь нобелиатов, то складывается ли всё это в гештальт?
– Не знаю. Индастриал отвечает мне по духу. Техническая и иррациональная музыка, ведущая обречённые на провал исследования на враждебной территории. Такая музыка не имеет цели развлекать. Она совершает обход по границам познания, обстукивая палочкой межевые столбы. В сущности, индастриал не вполне делается людьми. Его ведь как делают – крутят ручку синтезатора, потом записывают, что получилось. Считай, подслушивают инопланетное радио. А нобелиаты нравились в своё время как опять же проводники некой иноземной традиции. Но сейчас я несколько поохладел к премии из-за очевидной необъективности последних присуждений.
– Вот ты пошутил, что спрашивать, существует ли молекула – то же, что спрашивать, какой длины слова в тексте. Это не так бессмысленно, как кажется. Ты не думал, что длина слова влияет на членораздельность речи? На интонацию влияет, например, большое количество сложноподчинённых конструкций. Хороший пример: немецкие сложноподчинённые периоды обусловили немецкий контрапункт, хотя конструкции эти немцы взяли из школьной латыни.
– Длинами молекул мы тоже занимаемся. Просто крайне трудно сформулировать химический контекст, при котором эта длина начинает иметь большее значение, чем другие свойства. Полагаю, что в языке то же. Всё-таки далеко не каждый писатель думает на уровне длин слов. Сначала думают на уровне темы, потом композиции, потом достоверности, потом языка персонажей, потом затянутости. И ещё не факт, что длина слов вообще в таком контексте возникнет.
– Твоё тяготение к мифу – не является ли оно просто наиобщим знаменателем всего этого разного (Еобель, химия, индастриал, Кавказ)?
– Я считаю миф наиболее приемлемой сегодня формой религиозноподобного сознания. В принципе это и есть общий знаменатель. Просто на него делятся разные содержания.
– Ты вырос в Геленджике. Мой батя там в детстве отдыхал, вот и всё, что я знаю о Геленджике. Что значит жить в Геленджике?
– Для многих (большинства) сегодня это значит выживать. Но вообще это отличное место для рождения мифов и поэзии. Это ведь во многом периферия империи, некое пограничное, расслабленное пространство, где с внутренней стороны стихают все шумы, а с внешней – смотрит нечто чуждое, но загадочное. Сейчас, однако, всё давно вытеснено вездесущими знаками глобализации и нового сознания. Горы ночью должны быть тёмными. Сегодня на них висит светящийся логотип «Мегафона».
– Ну можно ещё своих вопросов придумать…
– Ну, я пока не шизофреник, чтобы сам с собой разговаривать. Хотя близко, кто знает.
Добавить комментарий