На сутках

№ 2010 / 38, 23.02.2015

Скуч­но. Скуч­но до бе­зу­мия. Мозг рас­те­ка­ет­ся… Так скуч­но мо­жет быть толь­ко в два ча­са но­чи воз­ле же­лез­но­го ан­га­ра, рас­по­ло­жен­но­го на тер­ри­то­рии про­мы­ш­лен­ной зо­ны на ок­ра­и­не боль­шо­го го­ро­да.

Скучно. Скучно до безумия. Мозг растекается… Так скучно может быть только в два часа ночи возле железного ангара, расположенного на территории промышленной зоны на окраине большого города. Мы с Рамилем уже успели и копчёной рыбы с обнаруженной неподалёку коптильни принести, и по мобилам с девчонками поболтать, и почитать, и в карты поиграть, и оружие почистить, и ножи поточить. Рыбные останки лежали завёрнутые в газету на «торпеде» и источали уже совсем неприятный аромат. Выбросить их нам было лень. Чем меньше двигаешься, тем она больше одолевает. Почти нетронутый, истекающий бледно-розовым душистым соком арбуз, разрезанный на две половинки, лежал в целлофановых пакетах на заднем сиденье. Всё было нормально. Если не считать того, что стрелки часов совершенно не хотели двигаться и словно залипли на циферблате. Наши рабочие «сутки» остановились.

Где-то около трёх часов ночи наступил период, когда мы словно бы впали в какой-то своеобразный служебный анабиоз. Перестали разговаривать, двигаться и думать. Просто тупо смотрели на опечатанные двери ангара через лобовое стекло джипа. На нашем языке это называлось «зависнуть». В мозгу проносились видения, обрывки мыслей и мечты. Частота сердечных сокращений сократилась до минимума. Дышать тоже стали реже. Сколько прошло времени, не знаю. Может, час, а может, три. Так же светил бледно-жёлтый, качающийся на ветру фонарь, забранный проволочной сеткой, и так же моросил слабый дождь.

Контрабанда сама по себе является вещественным доказательством преступления. А если не будет доказательств – уголовное дело развалится. Преступники избегут наказания. Но охранять вещественные доказательства очень скучно. Но зато далеко от начальства и сам себе хозяин. Можешь делать всё что хочешь, или почти всё. Но так, чтобы постоянно держать опечатанную дверь в поле зрения… Это не автомобильный салон захватывать, когда надо на бегу орать во всю глотку: «Всем стоять! Руки за голову! Работает СОБР!» И «корячить» охранников, бухгалтеров и коммерческих директоров… Тут движухи никакой. Дистиллированная рутина. Самое скучное в нашей работе – охранять вещдоки и в патруль вокруг нашей базы ходить.

График работы – «сутки через трое». Уже в седьмой раз мы приезжаем к этому ангару. Это ещё не много. Следствие может длиться несколько месяцев. И даже лет.

Константин РОЗАНОВ

Неожиданно я вспомнил, что давно хотел задать Рамилю один вопрос. Он был очень важен для меня, потому что интересовал ещё с пятого класса советской школы. И до сих пор никто не смог мне на него ответить. Сейчас появился реальный шанс наконец-то утолить детское любопытство.

– Р-а-а-а-а-м! – протянул я лениво.

– А-а-а-а? – не менее лениво процедил Каримханов.

– Я книгу читал. Давно. «Республика ШКИД». Там дворник Мефтахудын был. Татарин. Он когда выпивал, всегда песню пел – «Ай джан-а-а-а-й каласай сэкта мэкта минелл-а-а-а-а-й». Что это значит?

Напарник задумался минуты на три. Потом сказал:

– Непонятно… Может, ты слова переиначил? Напутал что-то? Потому что два предпоследних значит – «драть меня». Для детской книги как-то… знаешь…

Мы надолго замолчали и уже начали было снова зависать, но равнодушие к окружающему скучно-урбанистическому пейзажу мгновенно прошло, потому что мы увидели крыс. Они возникли словно ниоткуда и двигались в сторону коптильни, находившейся в соседнем ангаре, небольшой стаей в десять-двенадцать особей, периодически вставая на задние лапы и внимательно осматриваясь по сторонам. Чем-то они напоминали наш отряд во время занятий по оперативно-тактической подготовке – явно хотели жрать, были воинственны и одновременно осторожны.

Рама довольно посмотрел на меня, радуясь новому развлечению. Я радостно улыбнулся в ответ. Теперь мы чувствовали себя слово в кинотеатре, где на экране мимо нас проходила сама жизнь. Мы затаились и уставились в «экран» – лобовое стекло служебного автомобиля.

Впереди крался самый крупный экземпляр – очевидно, вожак. Размером он был почти с таксу. Остальные грызуны синхронно копировали его движения. Смотреть на них было почему-то приятно. В их движениях чувствовалась слаженность, целеустремлённость и какая-то доисторическая несокрушимость. На противные, лишённые шерсти хвосты, волочащиеся по грязному асфальту, мы не обращали внимания.

Используя в качестве прикрытия особенности местности, то есть разбросанные деревянные ящики, картонные коробки, бочки, доски и прочий хлам, крысы неуклонно продвигались к своей цели.

С удовольствием проводили их взглядами и с сожалением вздохнули – шоу закончилось. Опять на ангар придётся очи таращить…

И тут мне в голову пришла идея.

– А давай на них ловушку поставим?

– Давай! – Рамиль радостно улыбнулся. – А как?

– Очень просто.

Я вышел из машины, закинув за спину автомат. Привычка не оставлять оружие, даже если отходишь от него на несколько метров, сохранилась у меня ещё со времён советского военного училища разведки. Там наш ротный, майор Кудрявцев, намертво вбил это простое правило в мозг. Он очень внимательно следил за курсантами. Если кто-нибудь из нас хоть на минуту оставлял оружие – ему приходилось туго. У одного ротозея ствол, с лёгкой руки майора, улетел прямиком в огромную выгребную яму. Сколько времени потратил несчастный на поиски личного оружия путём «траления» пожарным багром, на его последующую чистку и на собственное мытьё и стирку, не буду рассказывать. Очень долго. Одно скажу – с тех пор автомат свой на дежурстве не выпускаю из рук никогда, даже во сне.

Открыл заднюю дверь джипа, достал из пятнистого баула фал, смотанный в бухту. Из кучи деревянных ящиков выбрал один, средних размеров. Поставил его набок, подпёр дощечкой. Накрошил хлеба, аккуратно привязал фал к дощечке.

Оглянулся на машину – Рамиль внимательно наблюдал за моими действиями, но выйти ему было явно лень. Потихоньку стравливая фал, я пошёл к машине. Забрался внутрь, размотанную бухту просунул через приоткрытое окно.

– Ну что? Приступим?

И мы замерли. Нет, теперь мы не тупо сторожили вещдоки – мы охотились. Да! Охотились на умных и опасных хищников, и поэтому наше здесь нахождение обретало некий смысл.

– У нас в армии крысы так оборзели, что ночью разгуливали по казарме, как бляди по Ленинградке, – шёпотом начал я. – А чего ты хочешь? Днепропетровская область, Новомосковский район. Точка, а кругом лес. Дежурный по роте на постоянку ставил рядом с тумбочкой несколько пар кирзачей, потому что обнаглевшие твари ночью по-любому выползали из своих щелей. Вернуться обратно в норы их мог заставить только смелый и меткий бросок дежурного. И то ненадолго. Пишешь рапорт, бросишь сапог, дальше пишешь… А они ещё злились, шипели на нас. В итоге придумали обалденную ловушку. В тазик наливали воды, в розетку вставлялся шнур из-под электрической лампы, его оголённые концы опускались в воду. А на поверхность опускалась небольшая дощечка, на которую клался приличный кусок свежего украинского сала.

– Ну и как? – заинтересовался Рама.

– Нормально. Тварь прыгает на дощечку за салом, на маленьком «плотике» теряет равновесие и валится в воду. Там её бьёт двести двадцать вольт. Она несколько раз, дёргаясь в конвульсиях, выпрыгивает из воды на высоту около метра, падает, снова выпрыгивает… За жизнь борется. Но в итоге всё равно погибает в электрической пучине.

– Круто! – негромко смеётся напарник, при этом у него двигаются иссечённые шрамами брови.

Рамиль Каримханов – хороший пацан. Он мой друг. Это очень важно – попасть на сутки с человеком, с которым у тебя психологическая совместимость. Вдвоём, в ограниченном пространстве, вооружённые. Всякое может случиться, если не найти общий язык. Командиры это знают и стараются подбирать народ на дежурство так, чтобы пойти навстречу «пожеланиям трудящихся» и максимально учесть коллективные симпатии и антипатии. Все в отряде, например, знают, что Лёху Злого ни в коем случае нельзя ставить с Белым. Через несколько часов пребывания наедине, без мудрого командирского взора, они запросто могут подраться. А то и чего хуже… В составе отделения они друг друга просто не замечают, а в такой ситуации им просто некуда деться.

Как случилось три года назад в одном из региональных отрядов. Два пацана – один ветеран войны в Афганистане, другой – в Чечне. Друг друга давно не переваривали. Остались по службе вдвоём. После обеда возник спор – кто больше пользы родине принёс. Закончилось всё поножовщиной. Оба попали в реанимацию, один впоследствии умер.

Рамиль – кадровый офицер, закончил высшее военное училище, дослужился до капитана, затем ушёл к нам в отряд. Сейчас заочно заканчивает юридический институт, постоянно читает книги. Один из лучших рукопашников нашего управления, в категории до восьмидесяти килограмм. Несколько раз брал призовые места в соревнованиях по России. Дерётся жёстко. Он и в жизни порой кулаки применяет. Молодого лейтенанта Дениску Рысакова он с одного удара с ног сбил, когда тот наотрез отказался убирать со стола на кухне в отряде. Вообще-то он спокойный, даже флегматичный, но иногда может и вспылить.

От частых сотрясов его периодически мучают головные боли. Тогда он натягивает на голову шерстяную шапочку (даже летом) и уходит лежать и пить таблетки в тёмное помещение…

Прошло часа два нашей охоты, а результат по-прежнему был нулевым. Рамиль сперва недовольно сопел, раздувая ноздри, а потом сказал:

– Нет, вы, русские, не умеете охотиться! Давай я тебе покажу, как надо, – и протянул крепкую ладонь со сбитыми костяшками пальцев к фалу, который я держал. Я вежливо отвёл его ладонь локтем:

– Во-первых – после трёхсот лет ига во многих русских есть немножко татарина. Так что мы в чём-то с тобой сродни. Во-вторых – когда я из Киева настоящего сельского сала привёз, кто больше всех схомячил? Напомнить?! То-то. Так что жди…

Впрочем, минут через тридцать, когда Рамиль начал сопеть ещё громче, я не стал рисковать и отдал ему фал.

– Ладно, давай. Покажи мастер-класс охоты по-татарски.

Напарник бросил фал на сиденье, бодро выскочил из машины. Я последовал за ним.

Подойдя к ящику-ловушке, он начал, низко наклонившись, внимательно рассматривать асфальт.

– Ты чего? – удивился я.

– Самое главное – найти их звериную тропу – путь, по которому они мигрируют, – сказал он.

Минут через десять Рамиль нашёл тропу, носком берца начертил на грязном асфальте крест. Вернулся к джипу, достал половину арбуза и с силой шмякнул его в это место. Кусочки красной мякоти попали нам на камуфляж. Затем он принёс пакет с нашей провизией, купленной вскладчину на сутки. Достал батон нарезного, наломал его крупными ломтями, которые положил на искалеченный арбуз. Затем зубами вскрыл литровый пакет с молоком, вылил его туда же. Несколько баварских колбасок аккуратно разложил поверх приманки.

– Ты ещё посоли, для вкуса, – не выдерживаю я.

Но Рама не обращает на мои слова никакого внимания. Он с важным видом щедро нарезает большим тесаком с зазубренной «спиной» сыр.

Затем, взяв из кучи хлама большую картонную коробку, сооружает ловушку. Мы возвращаемся в машину. Довольные замираем. Нам не скучно. Мы охотимся.

Часа через два безрезультатного ожидания вопросительно смотрю на напарника. Тот преувеличенно бодро говорит:

– Ничего! Скоро сразу трёх поймаем. Или двух…

Через час начинает светать. Я разочарованно зеваю.

– Ладно, казанский Чингачгук, пойду я отолью, а то сил терпеть больше нет.

– Подожди немного. Спугнёшь… Пожалуйста! Я чувствую… Они сейчас придут. Честно! – убедительно просит Рамиль.

Напрягаю мышцы живота и продолжаю сидеть неподвижно.

Через некоторое время желание оправить естественные надобности становится просто непереносимым. Но капитан Каримханов, используя вперемежку просьбы и угрозы, снова убеждает меня остаться на рабочем месте.

Неожиданно из-за угла здания выбегает свора бродячих собак. Останавливаются возле нашей охотничьей ловушки. Здоровенный барбос лохматой мордой бесцеремонно отбрасывает в сторону картонную коробку, мешающую общей трапезе. Через пятнадцать секунд стая быстро удаляется прочь. Нетронутыми остаются только бордово-зелёные куски арбуза.

Я укоризненно смотрю на Рамиля и начинаю медленно выбираться из машины.

– Дератизатор, блин! Сэкта мэкта… – говорю негромко, потому что уже и говорить могу с трудом.

Но Рамиль меня услышал и что-то злобно бормочет в ответ. Ладно, зато сутки заканчиваются. Скоро приедет смена.

…Через трое суток мы с Рамой снова приезжаем к опостылевшему складу. Принимаем у пацанов дежурство, внимательно осматриваем стены склада, двери, замки, печати. Всё в порядке. Заполняем и подписываем документы приёма-сдачи охраняемого объекта.

Старый джип, громко тарахтя дизельным двигателем, увозит наряд на базу. На асфальте мы видим импровизированный эшафот, сделанный из деревянного поддона. К нему приколочены две маленькие, не выше полуметра виселицы. Они выполнены из аккуратно обструганных дощечек от упаковочных ящиков и формой очень напоминают настоящие. На тонкой металлической проволоке висят две серые крысы. Одна размером почти с таксу. Пасти у них оскалены, мутные глаза с ненавистью смотрят в небо. Вокруг эшафота разбросаны окурки и шелуха из-под семечек…

Константин РОЗАНОВ

Константин Розанов родился в 1970 году в Киеве. Окончил истфак МГУ. Около десяти лет прослужил в отряде быстрого реагирования Федеральной таможенной службы. Публиковался в журналах «Огонёк», «Север», альманахе «Литрос».