Васина жизнь

№ 2010 / 42, 23.02.2015

Жил да был не­кий Ва­ся. Жил в по­сёл­ке Вул­кан­ном, что на Кам­чат­ке. Был сто­ро­жем до­ма куль­ту­ры «Га­лак­ти­ка». И вот од­наж­ды, чи­та­ю­щий ста­тей­ку ка­ко­го-то гни­ло­го мос­ков­ско­го кри­ти­ка, ис­пы­тал Ва­ся не­ве­до­мое до­се­ле раз­дра­же­ние.

Жил да был некий Вася. Жил в посёлке Вулканном, что на Камчатке. Был сторожем дома культуры «Галактика». И вот однажды, читающий статейку какого-то гнилого московского критика, испытал Вася неведомое доселе раздражение. Да разве так критикуют? Ни одного олбанского словечка в статейку не вставлено. А у самого-то Васи мозги, они как процессор мощного компьютера пашут: обработал, передал, стёр… Остановил процессор, перезагрузился, глядь – друган Федя пришёл с охоты. Глухаря приволок. Ну, глухарь-то, он для дома, а обмыть – пожалуйста. К бутылочке водки нарезали гидрокалбасы. Вздрогнули. Посмотрел Вася, ошалевший от гидрокалбасы, на статью того самого ненавистного московского критика и решил: вот как Федя, буду охотиться и я. Только на критиков. Они ведь, критики, такая желанная добыча.

А охотиться-то как? В Камчатском пединституте Вася, в основном, учился разглядывать рядки букав в учебниках. Наверное, нужно критика для начала загнать, – такое предположение поступило на внутреннюю Васину звуковую карту следующим вечером по пути на работу. И тут увидел Вася грызущихся собак. – Да! Загнать и загрызть, скажем, мыслью. А грызть-то кого? Да уж нечего мелочиться. Взялся за гуж, так полезай в кузов… Решил Вася начать с самых-наисамых величин. С Витьки Топорова да Алки Латыниной, а с оными и Галковского, и Манцова, и Анкудинова в довесок. Особенно радовала мысль взять Латынину. Обложилась, небось, словарями и снова о мудрёном пишет, что кота треплет за одно место. Осталось Васе продумать нюанс будущих своих статей. Определить, так сказать, охотничьи позиции. Зашёл он в фойе родного дома культуры, смотрит: а нонешним днём-то лучший кент Серёга развесил по стенам свои картины. Портрет председателя колхоза. Портрет главного оленевода. И – взревевший в Васиной голове процессор отложил на жёстком диске удовлетворения необходимые байты нюанса. Вася понял, что будет словесно писать критиков портреты. Написал портрет – считай, что критик у тебя дома охотничьим трофеем красуется.

Тут же принялся Вася за дело. Выбрал жертву: ту же самую Алку. Да вот только оказалось, что писать словесные портреты вовсе не просто. И линии какие надо вести, чтобы на Алку похоже было. Чтобы эти линии и в лицо выстроились, и в характер, и в саму человеческую сущность. Решил Вася переключиться на Анкудинова. Может, с мужиком попроще будет. Набросал кой-какие черты: «еретик Анкудинов – самозванец Анкудинов – романтик Анкудинов – постмодернист Анкудинов». Так ведь и такая схемка доказательства вывести требовала, для того чтобы на словесном холсте линиями анкудиновского фейса проявиться. Какой процессор не перегреется от такой пахоты? Поднял уже было отчаявшийся Василий голову к Серёгиным творениям. Портрет главного оленевода… Ох, Серёга и намалевал. Да разве узнаешь красавца главного оленевода в изображённой на Серёгиной картине высушенной оленьей голове? «Впрочем, – вспомнил Вася, – как это Серёга говорил? Мол, рисует он не портреты, а шаржи. В шаржах, мол, не обязательно, чтобы похоже было…» И всем сердцем почувствовал Вася прояснение своей охотничьей манеры, и тут же дал установку своему замершему от изумления процессору: пишем, брат, шаржи. Шаришь?

Дело на лад и пошло. Склепал Вася пару статей – шаржей, обильно сдобрил олбанским языком (на искажённых лицах загоняемых Васей критиков олбанские словечки весьма колоритно вырисовывались прыщами), стрельнул в свои жертвы присказками из камчатской народной жизни, на всякий случай присыпал добычу словесной пургой. И полетели Васины творения прямо в органы печати. Те, которые Васиному таланту открылись. И всё оказалось замечательно. Напечатал Васю аж сам журнал «Урал». Правда, выяснилось, что получились у Васи не шаржи, а карикатуры. Друг Серёга снова растолковал. Шаржи – это, мол, когда по-доброму. Карикатуры же – по-злому. Когда людей обижаешь. «Ну, и ничё, если кто и обидится, – улыбнулся Вася навстречу улыбке своего процессора. – Нечего добыче веселиться».

О, эти напряжённые творческие ночи Васиных дежурств. Ночи, когда камчатская вьюга за деревянными окнами дома культуры «Галактика» пела реквием по Васиным жертвам. Окрылённый успехом, Вася писал и писал на критиков свои охотничьи карикатуры. Ещё больше прыщей олбанского языка, ещё гуще пурги. Ведь когда-нибудь они, родимые, всё же обидятся, – мечтал Вася. Ему казалось, что обиды тех, больших критиков подчеркнут его, Васину, величину. Но никто не обижался. А один критик-подранок всё же Васе ответил. И прямо-таки издевается: да ты, мол, неугомонный браконьер камчатский, сам себя и пишешь. Присмотрелся Вася – точно: и в Топорове – я, и в Манцове – я, и в фасеточных глазах Анкудинова отражаюсь опять-таки я. Так это я что: сам на себя охочусь? А морда лица до чего всё же противная. И впал наш Вася в отчаяние. Операционная система чуть не гухнулась. А тут гонорар из самого журнала «Урал» и привёл операционную систему в полную норму.

И поставил Вася своё дело на широкую ногу. Как только приходит он на смену, к нему подтягиваются Федя и Серёга. Федя забросил охоту. Серёга уже не берёт в руки кисти. Ведь они с Федей помогают теперь Васе в его охоте на критиков. Являются советчиками и, так сказать, соавторами. Или артелью творческих охотников «Вася и К».

Но однажды, – кажется, это было позавчера, – серьёзно задумался наш Вася: а ведь критики когда-нибудь да закончатся? Впрочем, – выплыло из переполненной оперативной памяти, – есть же ещё писатели. Хоть добыча и помельче… Но, за неимением гербовой… «Буду охотиться на писателей, – решил Вася. – Да и артель заодно расширю. Вон председатель колхоза с главным оленеводом без дела маются…» Успокоился тут наш охотник, подошёл к последнему своему убойному детищу, всмотрелся и понять не может: «На кого это я своё вдохновение поднял? По виду вроде… Андрей Василевский? Да ведь тот же фотограф. Ничего. Надо и к фотографам приглядываться. Когда-нибудь… За неимением гербовой…»

И решил тогда Вася обсудить с любимыми кентами сии заманчивые планы. А Федя сразу: «Заедать-то чем будем?..» Эх ты, Федя. Сам подумай своим убогим ю-ис-би разъёмом. Глухари нынче дороги. Ясное дело: как всегда – гидрокалбасой.

Геосимволист Леонид ШИМКО