Притяжение одиночек

№ 2010 / 45, 23.02.2015

Стран­ная про­за Ка­ра­сё­ва. Его кни­га «Че­чен­ские рас­ска­зы» (М.: Ли­те­ра­тур­ная Рос­сия), при­слан­ная с над­пи­сью, бы­ла про­чи­та­на мгно­вен­но. На­вер­ное, не след срав­ни­вать про­зу со спирт­ным, но что де­лать, та­ков мой ор­га­низм: хо­ро­шая кни­га пья­нит.

Странная проза Карасёва. Его книга «Чеченские рассказы» (М.: Литературная Россия), присланная с надписью, была прочитана мгновенно. Наверное, не след сравнивать прозу со спиртным, но что делать, таков мой организм: хорошая книга пьянит. Да и выпивают на её страницах, это уж так, что вполне соответствует действительности: армейские нагрузки требуют разрядки, асанам – йогическим позам и релаксации – наши рядовые и майоры ещё не обучены.

Рассказы Карасёва, особенно из первой части, стремительны, как поток горячего-ледяного воздуха, бьющий в лицо, когда ты на броне. Стиль его суховат, иногда неловок; порой кажется, что всё похоже на «случайную камеру»: в объектив попадают лица, которые мы больше так и не увидим. Дыхание рассказчика прерывисто. Как будто слушаешь рассказ за столом или в поезде. Этим приёмом – рассказ в рассказе – хорошо известным по русской прозе прошлого – Карасёв с удовольствием пользуется. И разговорные интонации удаются, нет никакой фальши, а этого добиться – под грузом традиции – не так-то просто. И почти каждый такой рассказ заканчивается внезапно. Словно бы рассказчик вдруг забывает о слушателях и, устремив взгляд в окно, на плывущий пейзаж, уходит в недоступные слои атмосферы – прошлого. А ты сожалеешь об этом. Хочется слушать дальше, – для меня это верный признак настоящей прозы.

Почти все рассказы Карасёва фрагментарны. Их хочется продолжить, дописать, домыслить, сцепить романными скрепами. Его странные герои притягивают, это одиночки, затерянные среди лестниц и стен обшарпанных комнат, затерянные в своём прошлом – как правило, военном; герои, ведущие маргинальный, полуподпольный образ жизни, взирающие вокруг с недоумением, желчью и мрачностью. Они явно знакомы с такими же одиночками Ремарка, Куприна. Над ними высится Петербург (и тени других городов лежат на их лицах). Они испытывают боль, но предпочитают терпеливо молчать; и причиняют боль другим. У них разные имена. Но всех объединяет немой вопрос. Этот вопрос с особенной силой звучит в последнем рассказе сборника – «Первый снег». Ничего вроде бы особенного: призывники едут из родного села в автобусе, идёт снег, но в рассказе столько резкой свежести, жизни, радости, надежд, что у читателя бегут мурашки по коже. И светлый дух этого рассказа резонирует со всем, только что прочитанным – со звучной страдательной силой.

Олег ЕРМАКОВ,
г. СМОЛЕНСК