Знать, где поэты зимуют

№ 2010 / 47, 23.02.2015

Бард-груп­пу «Зи­мо­вье зве­рей» му­зы­каль­ные и (что не­ма­ло­важ­но) ли­те­ра­тур­ные кри­ти­ки сво­им вни­ма­ни­ем яв­но об­де­ли­ли. За всё вре­мя её су­ще­ст­во­ва­ния в пе­ри­од с 1994 по 2009 год бы­ло на­пи­са­но не так уж мно­го ста­тей, по­свя­щён­ных пре­иму­ще­ст­вен­но оп­ре­де­ле­нию сти­ля ис­пол­не­ния.

Пишу тебе неразборчиво –

И не кесарем, и не писарем.

Пою тебе мелким почерком,

Едким месивом, горьким бисером.

К. Арбенин

Константин АРБЕНИН

Бард-группу «Зимовье зверей» музыкальные и (что немаловажно) литературные критики своим вниманием явно обделили. За всё время её существования в период с 1994 по 2009 год было написано не так уж много статей, посвящённых преимущественно определению стиля исполнения. Кто-то приписывал «зимовцам» рок, кто-то авторскую песню, а некоторые даже современный шансон. Здесь-то и коренится основная проблема: не самая многочисленная аудитория в целом уделяет больше внимания звучанию песен, чем их содержанию. А между тем практически каждая песня «Зимовья зверей» – самое настоящее поэтическое произведение, над которым можно долго размышлять, ломать голову над метафорами и удивляться неожиданным аллюзиям. В данной статье мы предлагаем вам взглянуть на интерпретацию нескольких таких произведений (нисколько не претендуя на её абсолютную достоверность).

Поэтический «уклон» к богатствам мировой литературы задал группе музыкант и прозаик Константин Юрьевич Арбенин. Помимо сольных альбомов («Межсезонье», «Одноимённые песни Live») он известен многочисленными сборниками стихов и современных сказок: роман в тезисах «Дон Гуан как зеркало мировой революции», поэма «Пушкин мой», поэтический сборник «Комнатные побеги» и другие. Сказочный жанр Арбенину удаётся лучше всего – сказочные мотивы явно заметны во многих последующих песнях «Зимовья зверей», а музыкальный концерт «Звери ищут лето» целиком состоит из них. В 2009 году профессиональный сказочник был награждён медалью Н.В. Гоголя «За сказочную литературу».

Что же такого особенного в поэтических текстах Арбенина? Попробуем разобраться на нескольких примерах. Для начала – песня, посвящённая извечному поиску смысла жизни – «Водолаз» из сборника «Судьба водолаза». Человек, пытающийся найти своё место в мире – исследователь морских глубин, слепо ныряющий в «мутный неуют» жизни. Жизнь эта наполнена тотальной пустотой, она безрадостна («Мне будет берег сниться по ночам, / Но я забуду радости земные») и холодна («минус сто и ждать тепла нет мочи»), но всё-таки не лишена неких «находок», ради которых и стоит её «исследовать»:

В тотальной пустоте морских глубин Средь пущенных на дно подводных лодок Я буду вечно – водолаз один, Затерянный в порту твоих находок.

Поиски этого смысла приобретают поистине вселенские масштабы (что вообще характерно для большинства песен «Зимовья»). Водолаз – больше чем просто человек, это своеобразная концентрация повседневных надежд, стремлений, желаний счастья. Его скафандр – «самая длинная ночь», то есть время, когда всякий мыслящий индивид отправляется в одинокое путешествие по собственному сознанию. Прерывает эту ночь солнце, представляющееся водолазу в образе спрута:

И поплыву сквозь мутный неуют По воле волн летучим нидерландцем, И уходящий на ночь в море солнца спрут Порвёт мне шланг кривым протуберанцем.

Столкновение спрута и скафандра, по всей видимости, олицетворяет борьбу в человеке пессимистического и оптимистического начал. Пусть неуютный мир безлюден и тёмен, но водолаз не утрачивает последних надежд и продолжает верить в «злой обман», который встретит его на поверхности. Земные радости покинули его, однако берег всё ещё продолжает сниться – так у Арбенина изображается человеческое одиночество, дошедшее до пугающей, крайней степени.

Следующая песня, «По дантевским местам» (альбом «Плечи») – одно из наиболее «литературно насыщенных» произведений. Сумрачного леса и дантевских скитаний как таковых здесь нет, зато извечные сомнения и внутренняя борьба никуда из человеческой души не выветрились:

Вначале было слово – и слово было Я. Потом пришли сомнения и головная боль. Тяжёлые ступени, холодная скамья И тихая война с самим собой.

Подобное «самокопание» у поэта перерастает в прогулку по дантевским местам, причём помогает ему в этом неожиданно появляющийся Вергилий. Подобное обращение к древним источникам весьма характерно для текстов Арбенина. Например, сходные мотивы заметны в песне «Одиссей и Навсикая» (альбом «Оба неба»), где любовные переживания сравниваются со странствиями Одиссея, который предпочёл Навсикаю своей жене Пенелопе. Одиссею, как и герою «Дантевских мест», постоянно приходится совершать сложный выбор и «своими руками свой эпос творить». В «Местах», впрочем, к любовным переживаниям примешана изрядная доля трагичности (обратите внимание на значимые изменения: библейского «слова» на «чувство» и «я» на вожделенное «ты»):

Потом настало чувство – и чувство было Ты. Ложь стала бесполезней, а боль – ещё больней. Вольтеровы цветочки, бодлеровы цветы, И чёрный дым – от кроны до корней.

Само упоминание «Цветов Зла» Шарля Бодлера вносит в поэтический текст некий мотив безысходного страдания. Зато в «Одиссее» нашлось место и для светлых надежд: герой понимает, что даже «Зевс не в силах распутать любовь», поэтому в мире должно быть место борьбе и движению вперёд (но не страданию!):

И, приняв этот тезис, как истинный дар, Одиссей наплевал на иное, – Лишь вдыхал семизвучный гортанный нектар В колоннадах царя Алкиноя.

Герой «Дантевских мест» раздираем сомнениями, он плывёт по Стиксу (который символизирует движение жизни) и слушает советы богов, пытающихся наставить его на (якобы) верный путь:

Один говорил мне: «Иди и смотри», Другой говорил: «Сиди и кури», А третий пускал по воде пузыри, Когда я жал на весло. Один предлагал мне хлеб и вино, Другой намекал на петлю и окно, А третий – тот требовал выбрать одно: Добро или зло!

Однако долго это дантевское мучение продолжаться не может. В конце концов, герой решает, так же как и Одиссей, «наплевать на иное». Происходит очередная трансформация: на этот раз «чувство» превращается в «чудо», а «Ты» в «Мы». Крушение разъедающих душу сомнений является кульминационным моментом в обеих песнях:

Но тут случилось чудо – и чудо было Мы. И я послал подальше всю эту божью рать. Я взял одно мгновенье у вечности взаймы – Я знаю, чем придётся отдавать!

В текстах Арбенина страдание или поиски жизни никогда не заканчиваются чем-то однозначным и светлым. Недаром ведь герой «Дантевских мест» понимает, что за счастье так или иначе придётся что-то отдать. По всей вероятности, это будут новые страдания и желание найти себя в том самом «мутном неуюте» реальности. Для иллюстрирования этой мысли приведём одну из последних строф «Одиссея и Навсикаи»:

Жаль, счастливая будущность – только оскал Прошлой дерзости на настоящем. И погибнет в итоге – кто жадно искал, Тот, кто выждал – бездарно обрящет.

Текст обеих песен, впрочем, говорит нам о том, что достигнуть «счастливой будущности» невозможно, если человек отказывается идти на риск и «уничтожать своих богов». Препятствия на его пути закономерны, они вызывают постоянные столкновения бунтующей воли и тоски/боли – наиболее ярко эта антитеза проявляется в песне «Никого, кроме Ницше» (альбом «Конец цитаты»), где к этому привязывается тема творчества и ницшеанский взгляд на сверхчеловека. В «Одиссее» же тема сомнений передаётся наиболее метафорично и изящно. Это не только извечная возможность попасть в «прокрустовы сани», но ещё и потеря «путеводных нитей» и дрожание в «грудном лабиринте»:

И стекла со страниц типографская мзда, Надорвав путеводные нити, И магнитною стрелкой морская звезда Задрожала в грудном лабиринте.

***

Благодаря поэтическому таланту Константина Арбенина (а в его наличии мы не сомневаемся) группа «Зимовье зверей» стала лауреатом Грушинского фестиваля в далёком 2004 году. Безусловно, песни «зимовцев» не столь просты для понимания, требуют хорошего знания литературы, однако сам факт их существования доказывает, что современная поэзия вовсе не исчерпывается модным сегодня матом и давно уже избитой темой сексуальных отношений. Песни этой группы удивляют, помогают заглянуть в себя и через неожиданно-яркие метафоры выразить нечто поистине невыразимое. Разве не этого мы ждём от настоящей поэзии?

Юрий ЗАХАРОВ